— Криминал, что ли?
Блондин гулко захохотал и поперхнулся вином.
— Не беспокойся, — грустно улыбнулся Иван, — тебя это не затронет никоим образом.
— Да уж, — подтвердил блондин, откашлявшись. — Но мы отвлеклись. Если ты считаешь свой поступок поступком труса — твое дело. Я склонен думать иначе.
— Естественно.
— Будь добр, не перебивай. Ты просто сделал выбор. У тебя был выбор, и ты его сделал. Конечно, никто не мог и предположить, что ты изберешь этот вариант. Такого никогда и нигде раньше не случалось. И ни с кем. Самое смешное заключается в том, что твой поступок не подлежит наказанию. Он неподсуден. Ты не пошел наперекор. Ты пошел по-другому.
— Я сбежал.
— Ну и что? Я бы тоже сбежал на твоем месте.
— Ты — не я.
— Брось. Разумеется, я — не ты. Но ты сам только что признался, что поступил так, как мог бы поступить только я. Значит, не такие уж мы и разные. Впрочем, этот наш старый спор, как всегда ни к чему не приведет. Да и не за этим я сюда пришел.
— А зачем?
— Я пришел сказать, что беглец может вернуться.
— Вернуться?! — Иван вскинул голову. Бледно-голубой и ярко-синий встретились, и мне показалось, что на кухне запахло озоном. — В качестве кого?
— В качестве сына, — тихо сказал бледноглазый пришелец. — Божьего и человеческого. Здесь, во всяком случае, ты не нужен ни в каком качестве. Потому что здесь есть другой. Место занято.
— Поздно, — неуверенно произнес Иван.
— В самый раз, — усмехнулся незнакомец и налил себе еще вина. — Сценарий, правда, изменится, но кино от этого только выиграет. Ты же понимаешь, что в нашем деле ничего испортить нельзя. Можно сделать только лучше. В общем, тебе дается еще один шанс. Подумай.
Иван молчал. В наступившей тишине стали слышны голоса играющих во дворе детей и звон проехавшего рядом с домом трамвая. Где-то в небе прогудел самолет.
— У меня сейчас не хватит сил на возвращение, — вымолвил Иван. — Я… я потерял форму.
— Понимаю, — усмехнулся блондин, покосившись в мою сторону. — Но я на что? Моих сил хватит на двоих, — он одним глотком допил вино и поднялся. — Пошли.
— Постой.
— Что еще?
— Я хочу, чтобы она тоже присутствовала, — кивнул в мою сторону Иван.
— Зачем тебе это?
— Скажем так, это мой каприз.
Они засмеялись. Один весело, а другой грустно.
— А вы? — водянистые глаза обратились на меня, и я вздрогнула, вдруг ощутив неземную и страшную силу этого взгляда. — Вы согласны?
— На что? — я с трудом сглотнула подступивший к горлу тугой комок.
— Присутствовать при окончании нашего дела. Должен заметить, что вам ничего не грозит в физическом смысле. Душевное потрясение — это да, это вполне может быть. Но абсолютную физическую безопасность с последующей немедленной доставкой домой я вам гарантирую. Вы, разумеется, вправе отказаться.
Я посмотрела на Ивана.
— Соглашайся, — попросил он тихо. — Мне будет легче, если я буду знать, что ты рядом.
Я согласилась. До сих пор не знаю, почему.
…Багровое солнце садилось за низкую гряду пологих холмов на горизонте. Пылилась дорога, по которой уходила в город стража и последние зрители.
— Ну, вот и все, — сказал мой провожатый. — Вам пора.
— Да, — кивнула я. — А что… что будет дальше?
— То же самое, — пожал он широкими плечами. — Он, разумеется, воскреснет на третий день и все повторится сначала. Ничего нового, поверьте мне. Все это уже было. И еще не раз будет.
— Вы лжете, — покачала я головой. — Это как любовь. Всегда разная. Но всегда только любовь.
— Не будем спорить, — пробормотал он. — Я, признаться, устал. Мне еще вас обратно нужно доставить, а это, поверьте, не так легко, как кажется. Вы готовы?
— Да, — сказала я, отворачиваясь от багрового заката и черного силуэта двойного креста с обвисшим на нем человеческим телом. — Готова.
А все-таки жаль, что я так не успела попросить у него вечернее платье от Диора.
Спаситель мира
— С-страф-ф-фст-фуй!
Реакция у меня, оказывается, еще прежняя. Не успел последний звук увязнуть во тьме комнаты, как рука уже нащупала на ночном столике и метко швырнула в эту тварь довольно увесистый будильник «Слава» (подарок мамы, советская классика… очень жалко!).
Будильник исчез в разверстой пасти, словно мотылек в ночи, и тварь удовлетворенно причмокнула:
— Ф-фкус-с-сно….
Я уже был на ногах и, подхватив за ножку стул, ожидал самого худшего.
Однако эта краболягушкокрысовидная, светящаяся сине-зеленым светом образина, вроде бы утратила ко мне гастрономический интерес — если таковой вообще имелся! По-моему, она уже изображала на своей совершенно невозможной морде нечто вроде улыбки. И даже довольно добродушной улыбки.
Вы когда-нибудь видели добродушно улыбающийся ночной кошмар?
Лихорадочно припоминая, когда и сколько я употреблял спиртное последний раз (выходило, больше недели назад — сто грамм водки и бутылка пива), я попытался натянуть брюки одной рукой.
— Пос-с-стафь с-стул. Х-хос-с-сяин ш-штет.
— Какой еще хозяин? — я машинально опустил стул и быстро справился с брюками и рубашкой.
— Меня с-са топ-пой пос-с-слал Хос-с-сяин. С-сам уф-фитиш-шь. Ит-тем.
— Никуда я не пойду, — твердо заявил я, усаживаясь на стул и натягивая позавчерашние носки. — Во всяком случае, до тех пор, пока не получу исчерпывающей информации.
Ситуация становилась забавной. Представьте себе: вы вдруг просыпаетесь в два часа ночи и видите, что посреди вашей комнаты сидит совершенно невообразимое чудище и почти человеческим голосом любезно предлагает вам прогуляться к некоему «хозяину». А, каково?
— Меня соф-ф-фут Ф-фус-с, — решила меж тем продолжить наше знакомство тварь. — Ты не п-пойс-ся. Ит-ти нуш-шно. Хос-с-сяин х-хочет гоф-ф-форить с-с топ-пой. Это польш-ш-шая чес-с-сть.
Положительно, мне стало интересно и даже весело. Тварь явно не была уполномочена использовать меня в качестве ужина, а, наоборот, как будто упрашивала.
— Куда идти-то? — почти любезно осведомился я. — Меня же из дому выселят, если с тобой кто-нибудь из соседей увидит. Еще и посадят, чего доброго. За материализацию персонажей белой горячки.
И тут я увидел, куда идти.
Прямо в стене комнаты, граничащей непосредственно с соседней квартирой, образовался на глазах овальный, мерцающий красно-оранжевым светом, проход высотой около двух метров и достаточной ширины, чтобы туда могли рядышком войти я и мой жутковатый спутник.
Фус сделал (или сделала?) приглашающий жест клешней.
— Туфли только надену.
Я вышел в прихожую, обул туфли, переложил из куртки в карманы брюк сигареты и спички (не люблю зажигалки) и посмотрел на входную дверь.
Сделать два быстрых шага, открыть, выскочить на лестничную площадку…. Полторы секунды на все про все. Успею или нет? И насколько быстро двигается этот… это…. Но мое извечное любопытство, как всегда взяло верх, и я вернулся в комнату.
Тварь терпеливо ждала меня возле этой весьма подозрительной дыры в никуда.
— Только после вас, — уж в чем я был совершенно точно уверен, так это в том, что ни при каких обстоятельствах не полезу туда первым.
Что ж, я пошел вторым и чуть не грохнулся навзничь, потому что пол в этом красно-оранжевом зеве оказался движущимся и, стоило нам на него ступить, с довольно приличной скоростью понес нас куда-то вниз.
Постепенно наклон пола становился все более крутым, и в какой-то момент я понял, что стою уже не на пандусе, а на ступеньке эскалатора.
Скорость спуска возросла, — прикурить мне удалось лишь с третьей попытки, — встречный ветер задувал огонь. Изменился цвет стен, — так потухают постепенно угли костра, отдавая в холодную ночь свой жар и подергиваясь пеплом. Наконец, стены совсем погасли, и только сине-зеленое мерцание моего провожатого спорило с огоньком сигареты, да где-то далеко-далеко внизу едва угадывался слабый отблеск какого-то иного света.
Но все кончается. Скорость спуска плавно замедлилась, лестница опять превратилась в пандус, и мы ступили на бетонный пол какого-то громадного помещения.
Больше всего это напоминало невероятно запущенную станцию гигантского метро.
— Полюбопытствуй, полюбопытствуй, — совершенно нормальным голосом произнес Фус.
— Так ты притворялся?
— Ни в коем случае! Просто на том свете я не могу говорить нормально, — засмеялся он.
«На каком это „том“»? — пронеслось у меня в голове: «На моем, что ли? Где же мы, выходит, сейчас находимся, граждане, а?»
Тем временем глаза мои продолжали обшаривать окружающее пространство.
Как я уже сказал, больше всего это походило на очень большую и очень запущенную станцию метро, которая сверху слабо освещалась сотнями и сотнями обычных 40-ваттных лампочек накаливания, свисающих с потолка на длинных оголенных проводах. Самое главное, однако, заключалось в том, что станцию эту заполняли люди. В большинстве своем довольно пожилые, но мелькали время от времени в толпе и молодые и даже совсем юные, а то и детские лица.
