Я знал, что всю жизнь можно переосмыслить в одну секунду. Что одна-единственная брошенная фраза может изменить к чертям все. Когда-то это были слова мамы: «Собирайся, мы уезжаем!» Теперь — «Я умираю».
Я зло хмыкнул. Умирает она, а подыхаю я. От боли и бессилия. Я судорожно думал, как заработать денег на ее лечение. Потому что она не могла уйти.
Она должна была жить. И остаться со мной.
Я ее не отдам! Никому не отдам, даже смерти. Она моя.
Она не такая, как все. Просто другая. Светлый лучик, злой насмешкой судьбы попавший в темное царство. С первой же встречи меня рассудка лишила, словно тяжелый наркотик. Одна доза, и ты подсел. От одного взгляда с ума сходил. Потребность на грани одержимости всегда держать ее в своих руках. Целовать, любить, заботиться, трахать. Мир для нее изменить хотел, вытащить из этой реальности, где ей было плохо. Чтобы больше не видеть слез в ее глазах, не слышать надтреснутый, сломленный голос.
Все для нее. Только живи, Маша.
Очнулся от звука ее голоса. Маша сидела рядом в моей футболке, ее длинные волосы красиво спадали на плечи, а огромные зеленые глаза смотрели растерянно и нежно.
А я снова почувствовал жесткий приступ злости, затмевающий разум. И решил жить. Здесь и сейчас. Моментом. С ней. Взять от этой жизни по максимуму столько, сколько смогу. А потом… Неважно, что будет потом. Клиника, дурка или тюрьма. Какая разница, где подыхать?
— А давай жить? — предложил я. — На всю. Сколько получится. Вдвоем.
Ее тихое «давай» окончательно двинуло крышу, а я сделал то, о чем давно мечтал — поцеловал ее.
Маша застонала, обхватила мою голову ладонями и привлекла ближе, отвечая на поцелуй с той же страстью, что и я.
Мы, не сговариваясь, ловили и остро проживали каждое мгновение, не зная, сколько нам осталось.
Целовались как одержимые, стуча зубами и тяжело дыша. Я осторожно взял ее за шею и уложил прямо на пол. Лег сверху, между ее широко раздвинутых ножек, пробуя ее на вкус, запоминая его.
Ждать и тянуть сил не было, член до боли впился в ширинку джинсов, а я целовал ее шею, каждый миллиметр кожи. Чувствовал, как она дрожала подо мной и тихо постанывала, и все предохранители сгорели.
Подцепил свою футболку на ней, заставил Машу приподняться и стянул через голову. Она потянулась ко мне, дрожащими руками снимая с меня свитер. Закусила губу и нетерпеливо пыталась расстегнуть пуговицу на джинсах, пока я целовал ее в висок.
Она наконец справилась с замком и рывками снимала с меня джинсы с боксерами. Приспустила, охнула и подняла голову, а потом сама потянулась за поцелуем. Жадно. Голодно. Она тоже решила брать от этой жизни по максимуму и отбросить все ненужное. Стеснение, к примеру.
Я взял ее за шею, отстранил от себя и заглянул в глаза — такие же дикие и безумные, как мои. Снова уложил на пол, одним легким движением снял с нее трусики и громко выдохнул через нос, уговаривая свой рассудок не покидать меня. Хотя бы в ближайшее время.
Красивая. До боли красивая. Ее волосы разметались по полу, глаза горели похотью, губы припухли от моих поцелуев. Маленькая грудь с призывно торчащими розовыми сосками хаотично вздымалась. Мышцы на животе напряглись.
— Я хочу тебя, — прошептала Маша и задрожала еще сильнее.
Я не стал тратить время и снимать джинсы. Спустил ниже, зарычал, закинул ее ноги себе на плечи и вошел до упора, сквозь шум крови в ушах слыша ее протяжный стон. Мокрая, тугая, горячая и готовая для меня.
Сжал ее бедра ладонями и трахал. Не любил, нет. Именно трахал. Отключил мозг и эгоистично выбивал стоны удовольствия. Не остановился, даже когда она громко кончила, содрогаясь в конвульсиях.
— Смотри на меня, — прорычал я, когда она закрыла глаза, — Маша, смотри! Прошу…
Она распахнула свои глазищи и хватала ртом воздух, а я не мог перестать двигаться в ней. Кончил до фейерверков перед глазами и, не выходя, задвигался вновь.
Мало. Мне было ее мало.
Сжал зубы, поднял ее, лег на спину и опустил на себя. Схватил за шею, заставил наклониться так, чтобы ее тело своим ощущать. И ее дыхание на своих губах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Маша широко раздвинула ноги, а я снова ее трахал, только находясь под ней. Казалось, что если остановлюсь, сдохну.
Маша уперлась ладонями в пол, а зубами вцепилась в мое плечо, только разогревая огонь внутри. Гладил ее спину, сжимал бедра и рычал, пока она громко не закричала, выпрямилась, выгнула спину и кончила, сильно сжимая мой член внутри себя. И я последовал за ней.
Она обессиленно упала мне на грудь и пыталась отдышаться. Дрожащими руками я гладил ее волосы, целовал в висок и ждал, пока сердце перестанет биться как одержимое в груди. До боли билось.
Маша обняла меня и робко поцеловала в шею. Медленно поднялась и села на пол рядом со мной.
— Ты как? — нахмурился я.
— Хорошо, — прошептала Маша и смутилась.
Отвела взгляд, закусила губу и лукаво стрельнула в меня глазками. Улыбка на моем лице появилась сама собой.
Горькое счастье с металлическим привкусом на губах. Именно так я ощущал тот момент.
— Мне бы в душ, — попросила Маша.
Опустила руку мне на грудь и несмело погладила. Я поймал ее за запястье, поцеловал ладонь и поднялся.
— Надевай футболку, я возьму полотенце, — подмигнул ей.
Ушел в комнату, на ходу натягивая штаны, взял два полотенца и вернулся к Маше, которая уже ждала меня, одетая в мою футболку.
Расслабленная, сытая и смущающаяся.
— Пойдем, только тихо, — попросил я.
Маша кивнула, надела мои тапки и сама взяла меня за руку, пока мы шли в конец коридора.
Вошли в душевую, я запер дверь и снял одежду.
— Мы будем мыться вместе? — уточнила Маша.
— Конечно, — кивнул я, — мы с тобой теперь все будем делать только вместе, забыла?
— Ты уверен? — она не смогла скрыть надежду в голосе.
— Я в своей жизни ни в чем не был так уверен, как в этом, Маша, — серьезно признался я, — ни в чем… Пойдем.
Я зашел в душевую кабинку, включил воду и облизнулся, когда обнаженная Маша вошла ко мне, обняла со спины и уткнулась носом между лопаток. Обернулся через плечо, хмыкнул и выругался, когда из душа потекла ледяная вода.
Маша вскрикнула, сделала шаг назад, а потом вдруг весело рассмеялась.
— Горячей воды нет, — поймав ее волну веселья, развел я руками.
— Нам везет, — хмыкнула она.
Мы вдвоем вымылись за рекордные несколько секунд. Маша стучала зубами, пока я растирал ее полотенцем. Второе я повязал себе на бедра.
— Согрелась? — спросил у нее, заметив, что кожа покраснела.
— Кажется, да, — несколько раз кивнула она и потянулась за футболкой.
Накинула ее, сунула ноги в тапки, и мы вернулись в мою комнату. Я снова взял плед, завернул ее и посадил на диван.
— Кури здесь, — попросила Маша, заметив, что я потянулся за сигаретами.
Подумала и задумчиво произнесла:
— Я никогда не пробовала курить.
— Хочешь попробовать? — приподнял я бровь.
— Хочу, — она смешно надула губы. — Научишь?
— Ну, держи, — я вытащил из пачки сигарету, протянул ей и старался не засмеяться, когда она неумело сунула ее в рот.
Чиркнул зажигалкой, поднес к кончику сигареты и наблюдал. Маша сделала затяжку, закашлялась, вытащила сигарету изо рта и скривилась:
— Гадость.
— Верно. И больше ты курить не будешь, — приказал я, забирая из ее рук зажженную сигарету.
— Сама не хочу, — задрала она нос.
Я сел на пол, на то же место, где просидел половину ночи, подвинул к себе пепельницу и с удовольствием сделал затяжку, глядя на Машу.
Она подумала, слезла с дивана и легла на пол, закинув ноги на тумбочку у моей головы. Поерзала, устраиваясь поудобнее, сложила ладошки на животе и смотрела на меня.
Я снова затянулся, прищурил глаза и выдохнул дым в воздух. Повернулся, обнял ее ножки и поцеловал. Щеки Маши раскраснелись, а взгляд затуманился.
И я решился:
— Лежи и не двигайся.
Встал, залез в один из ящиков и достал обычный детский альбом для рисования и простые карандаши. Вернулся на свое место, выдохнул и принялся за дело.
