Дверь из кабинета выходила тоже на террасу, за углом.
Заслышался наконец гул разговора. По террасе шли Усатин и Дубенский. Они остановились в глубине ее, против того кресла, где сидел Теркин.
Теркин ерошил волосы и двигался боком, заслоненный обширным туловищем Усатина. И на лице Арсения
Кирилыча Теркин тотчас же распознал признаки волнения. Щеки нервно краснели, в губах и ноздрях пробегали струйки нервности, только глаза блестели по-прежнему.
— Как знаете! Я вас не желаю насильно удерживать, — дошли до слуха Теркина слова Арсения Кирилыча, — но не следовало, милый мой, так рано труса праздновать!..
Он обернулся в сторону открытой настежь двери и увидал Теркина.
— Значит, вы сейчас обратно? — резче спросил он вслед за тем Дубенского.
Тот что-то пробормотал и торопливо протянул руку, сделал два шага по террасе назад, потом повернул и прошел гостиной, чтобы проститься с Теркиным.
— Перетолковали? — спросил Теркин.
— Да-с… Я еду… сейчас… Очень жаль, что не удалось…
Дубенский не договорил, стиснул руку Теркина и быстро зашагал к двери в переднюю. Волосы его были в беспорядке, все лицо влажное.
— Ну, будьте здоровы!
Свое пожелание Теркин пустил ему вслед стоя. стр.115
— А!.. — окликнул его сзади Усатин. — Вот это чудесно!
Какая прохлада! Мы здесь и закусим… В столовой наверно духота… Только еще рано… Мы посидим, потолкуем… Не угодно ли на диван?
Он взял Теркина за плечо и повел его к низкому дивану у одной из внутренних стен.
— Вот сюда… Позвольте раскурить о вашу папиросу.
Они расселись… Усатин закурил и раскинулся по спинке дивана.
— У-ф!.. — выпустил он воздух звонкой нотой.
— Вам, Арсений Кирилыч, наверно, не до меня и не до моих дел, — начал Теркин искренно и скромно. -
Что-то у вас такое стряслось…
— Вы знаете? Из газет?
Вопрос Усатина зазвучал резко.
— Нет, от господина Дубенского… я кое-что…
— Тосподин Дубенский, — прервал уже раздражительнее
Усатин, — как я ему сейчас на прощанье сказал, слишком скоро труса празднует.
Он ударил себя по ляжке и переменил положение своего грузного тела.
— Удивительное дело!.. Кажется, я всем таким господам, как милейший Петр Иваныч, давал и даю ход. Без моей поддержки ему бы не выбраться из мизерии поднадзорного прозябания.
— А господин Дубенский из нелегальных был?
— Помилуйте!.. И как еще!.. Теперь он директор значительного завода. Пять тысяч жалованья и процент.
Во мне было достаточно времени увериться. Я никого из работающих со мною не подведу.
— Вы-то!
Это восклицание вылетело у Теркина задушевной нотой.
— Только со мной идти надо вперед смело, не бояться риска, временных заклепок, подвохов, газетной брехни, всяких дешевых обличений, даже прокурорского надзора… на случай доносов…
— А нешто до этого дошло, Арсений Кирилыч? вполголоса спросил Теркин, слегка нагнувшись к Усатину.
— Дошло ли?!
Усатин прищурился на Теркина и мотнул головой.
— Донос, наверно, сделан на днях… В обеих депешах говорится про это. стр.116
И, как бы спохватившись, он перебил себя восклицанием:
— Я знаю и чувствую, откуда это идет. За все свое прошлое приходится отвечать теперь, Теркин… Ведь вашего отца, сколько я помню, его односельчане доконали?
В Сибирь сослали, — подсказал Теркин.
За что?
Смутьян, вишь, был… Правду всем в глаза говорил.
— А я весь свой век ворочал делами и в гору шел, не изменяя тому, что во мне заложили лучшие годы, проведенные в университете. Вот мне и не хотят простить, что я шестидесятыми годами отзываюсь, что я враг всякой татарской надувастики и рутины… И поползли клопы из всех щелей, — клопы, которым мы двадцать лет назад пикнуть не давали. А по нынешнему времени они ко двору.
— Верно, верно, Арсений Кирилыч.
— Такие клопы — мерзкая гадина, и надо ее истреблять персидским порошком, а не трусить… Вы, наверное, в газетах уже читали…
— Ей-ей, не читал, Арсений Кирилыч. Я уже говорил господину Дубенскому, что больше недели листка в глаза не видал.
— Тем лучше!.. Гнусная интрига, направленная против меня. Я вам за завтраком расскажу в общих чертах…
Разумеется, если все, кто у меня служит, будет так же щепетилен и слаб душою, как господин Дубенский, не мудрено под каждое дело подкопаться.
Видно было, что на техника он в сильных сердцах и должен излить сначала все, что у него накипело внутри.
— Помилуйте! — закричал он и подвинулся к Теркину. -
Вы заведуете технической частью в акционерном деле, вы прямо не замешаны, не значитесь ни членом правления, ни кассиром, и вдруг, оттого, что дело связано, между прочим, и с производством, по которому мы давали свою экспертизу, вы сейчас — караул! И готовы стать на сторону тех, кто строчит доносы и бьет набат в заведомо шантажных газетчонках!.. Все это, чтобы выгородить свое цивическое целомудрие, ха, ха!..
Усатин быстро поднялся и заходил по гостиной.
В первый раз видел Теркин такую раздраженность в своем бывшем хозяине. стр.117
Но он с ним был согласен, хотя и не знал, из-за чего Дубенский «выгораживал» себя на случай истории по акционерному обществу. Усатин, наверно, расскажет ему, в чем дело, не теперь, так позднее. Несомненно, однако ж, что минута для займа двадцати тысяч неподходящая, и лучше будет первому не заводить об этом речи.
— Теркин! — заговорил опять Усатин, подойдя плотно к дивану. — Вы у меня переночуете?
— С удовольствием, Арсений Кирилыч.
— Перед завтраком мы съездим выкупаться… Вы мне писали… по делу… я ведь, батюшка, не нашел вашего письма. Теперь я вспомнил наш разговор в "Славянском Базаре"… Вам кредит нужен?
— Точно так.
— Приблизительно на какую сумму?
Глаза Усатина заиграли. В их что-то промелькнуло, какое-то мгновенное соображение.
— Тысяч на двадцать.
— Эх, милый мой! И зачем вы у меня тогда не попросили прямо в Москве?.. Я бы тогда и сорок дал… — Хотел сам извернуться. — Да вы мне напомните, в чем дело.
Теркин кратко и деловито рассказал ему про своего "Батрака".
— Так!.. Ну, тут можно и без залога обойтись… Дайте мне срок, какую-нибудь неделю, все наладить в Москве, тогда мы и это уладим.
— Ой ли? Арсений Кирилыч! — радостно вскрикнул
Теркин и поднялся.
Глаза Усатина продолжали играть. Он что-то обдумывал.
— Поедемте купаться на реку… а там поедим и еще обширно перетолкуем.
XXX
До рассвета не мог заснуть Теркин наверху, в той комнате, которую отвел ему нарядчик Верстаков.
Такого душевного переполоха давно не случалось с ним.
Только к концу раннего обеда, когда Арсений Кирилыч велел подать домашней водянки и старого коньяку, стало ему вдомек, к чему подбирается его бывший хозяин. стр.118
— Вы сами знаете, Теркин, — начал Усатин другим тоном, спокойнее и задушевнее, — крупные дела не делаются без некоторых компромиссов.
Не сразу уразумел он, на чем произошла «заминка» в новом акционерном предприятии, пущенном в ход Арсением Кирилычем. Как он ни прикрывал того, что стряслось в Москве, своей диалектикой, но «уголовщиной» запахло.
Появились разоблачения подставных акционеров и дутого дивиденда, растраты основного капитала и фиктивной цены акций, захваченных на две трети Усатиным и его подручными. Можно было весьма серьезно опасаться вмешательства администрации и даже прокурорского надзора.
И как Усатин ни замазывал сути дела, как ни старался выставить все это «каверзой», с которой легко справиться, Теркин распознал, что тот не на шутку смущен и должен будет прибегнуть к каким-нибудь экстренным мерам, разумеется, окольными путями.
Прежде чем Усатин заговорил о "маленькой услуге" он уже подумал:
"Будет меня пытать и предложит нелегальную сделку".
— Риск пустой, — сказал Усатин, подбадривая его своими маслянистыми глазками. — А вы мне покажете, Теркин, что добро помните… И я вам даю слово — в одну неделю уладить ваше дело по уплате за пароход… на самых льготных для вас условиях.
Конечно, если верить в звезду Арсения Кирилыча и рискнуть, то можно даже примоститься к делу, буде оно пойдет опять полным ходом, заставить заплатить за себя двадцать тысяч, которых даром никто не даст… Но придется за это впутать себя в целую «махинацию», взять с Усатина дутых векселей на сотню тысяч и явиться подставным владетелем не одного десятка акций.
И Усатин не сделает этого, не заручившись документами, покрывающими его фиктивный долг, такими же дутыми. Кто говорит! Это сплошь и рядом делается во всяких банках, обществах, ликвидациях и администрациях.
Уходя спать, Теркин сказал Усатину:
— Утро вечера мудренее, Арсений Кирилыч, позвольте мне все обсудить… Слишком уж внезапно все это налетело на меня. стр.119
