Рейтинговые книги
Читем онлайн Василий Теркин - Петр Боборыкин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 23 24 25 26 27 28 29 30 31 ... 109

И товар этот, в лице двух девушек, одной толстой, грубого лица и стана, другой — почти ребенка, показывался изредка на носовой палубе. Они были одеты в шапки и длинные шелковые рубахи с оборками и множеством дешевых бус на шее.

Ему и вчера сделалось неприятно, что они с Серафимой попали на этот пароход. Их первые ночи проходили в таком соседстве. Надо терпеть до Нижнего.

При хозяйке, не отказывавшейся от заигрывания с мужчинами, состоял хромой татарин, еще мальчишка, прислужник и скрипач, обычная подробность татарских притонов.

Эта досадная случайность грязнила их любовь.

До Теркина долетал смех обоих мужчин и отрывочные звуки голоса татарки, говорившей довольно чисто по-русски. Она держала себя с некоторым достоинством, не хохотала нахально, а только отшучивалась.

Лакей принес пива. Началось угощенье, но без пьянства.

Поднялся наверх по трапу и татарин скрипач и, ковыляя, подошел к группе.

"Еще этого не хватало! — с сердцем подумал Теркин. -

Кабацкая музыка будет. И того хуже!"

Уж, конечно, на его «Батраке» ничего подобного не может случиться. Таких «хозяек» с девицами и музыкантами он формально запретит принимать капитану и кассирам на пристанях, хотя бы на других пароходах товарищества и делалось то же самое.

Не будь необходимости проехать до Нижнего тихонько, не называя себя, избегая всякого повода выставляться, он бы и теперь заставил капитана "прибрать всю эту нечисть" внутрь, приказать татаркам сидеть стр.124 в каютах, чт/о обыкновенно и делается на пароходах получше, с б/ольшим порядком.

"Нешто не все равно? — повторил он свой вопрос. -

Ведь и тут то же влечение!"

Он не мог отделаться от этой мысли, ушел на самую корму, сел на якорь. Но и туда долетали гоготание мужчин, угощавших татарку, и звуки ее низкого, неприятного голоса. Некоторые слова своего промысла произносила она по-русски, с бессознательным цинизмом.

Голова Теркина заработала помимо его воли, и все новые едкие вопросы выскакивали в ней точно назло ему…

Может ли быть полное счастье, когда оно связано с утайкой и вот с такими случайностями? Наверно, здесь, на этом самом пароходе, если бы прислуга, матросы, эта «хозяйка» и ее кавалеры знали, что Серафима не жена его да еще убежала с ним, они бы стали называть ее одним из цинических слов, вылетевших сейчас из тонкого, слегка скошенного рта татарки.

И так все пойдет, пока Серафима не обвенчается с ним. А когда это будет? Она не заикнулась о браке ни до побега, ни после. Таинство для нее ничего не значит. Пока не стоит она и за уважение, за почет, помирится из любви к нему со всяким положением. Да, пока… а потом?

Он впервые убеждался в том, что для него обычай не потерял своей силы. Неловкость положения непременно будет давить его. К почету, к уважению он чувствителен. За нее и за себя он еще немало настрадается.

Муж Серафимы — теперь товарищ прокурора. По доброй воле он не пойдет на развод, не возьмет на себя вины, или надо припасти крупную сумму для

"отступного".

Да и не чувствовал он себя в брачном настроении. Брак — не то. Брак — дело святое даже и для тех, у кого, как у него, нет крепких верований.

Чего он ждал и ждал со страхом — это вопроса: "положим, она тебя безумно любит, но разве ты застрахован от ее дальнейших увлечений?" И этот вопрос пришел вот сейчас, все под раздражающий кутеж двух мещан в коротких пиджаках и светлых картузах.

В таком настроении он не хотел спускаться к Серафиме вниз, пить чай, но ему было бы также неприятно, стр.125 если бы она, соскучившись сидеть одна, пришла сюда на верхнюю палубу.

Одно только сладко щекотало: чувство полной победы, сознание, что такая умная, красивая, нарядная, речистая женщина бросила для него, мужичьего сына, своего мужа, каков бы он ни был, — барина, правоведа, на хорошей дороге. "А такие, с протекцией, забираются высоко", — думал он.

XXXII

В каюте Серафимы стемнело. Она ждала Теркина к чаю и немного вздремнула, прислонившись к двум подушкам. Одну из них предложил ей Теркин. У нее взята была с собою всего одна подушка. Когда она собралась на пароход, пришлось оставить остальные дома, вместе со множеством другого добра: мебели, белья столового и спального, зимнего платья, даже серебра, всяких ящичков и туалетных вещиц, принадлежавших ей, а не Рудичу, купленных на ее деньги.

Но полчаса перед тем она проснулась и обвела своими прекрасными, с алмазным отблеском глазами голые и белесоватые стены каюты, сумку, лежавшую в углу, матрац и пикейное одеяло, добытые откуда-то Теркиным, и ей не стало жаль своей хорошей обстановки и всего брошенного добра.

Вытребовать все это от Севера Львовича не удастся, да она и не хочет. Пускай продаст и проиграет. Она ему написала, что он может распорядиться всем, как ему угодно.

Что ей в этом добре? Вася с ней! Она начала с ним новую жизнь.

— Вася, Вася! — повторяли бесслышно ее губы.

Ей неприятно только то, что он просит ее поменьше показываться на палубе. Конечно, это показывает, как он на нее смотрит! Но чего ей бояться и что терять? Если бы она не ставила выше всего его любви, жизни с ним, она, жена товарища прокурора, у всех на виду и в почете, не ушла бы так скандально.

Для нее нет ни скандала, ни неприятностей, ни страхов, ни сожалений, ничего!..

Мужчины, видно, из другого теста сделаны, хотя бы и такие пылкие и смелые, как ее Вася. У них стр.126 слишком много всяких дел, всюду их тянет, не дает им окунуться с головой в страсть…

Она остановила себя. Ни в чем не желает она обвинять его. Он ее любит. Верит она и в то, что еще ни одна женщина его так не "захлестнула".

Это его выражение; оно ей нравится, как вообще всякие меткие народные слова. Они — одного поля ягода. В их жилах течет крестьянская кровь. Оба разночинцы. И это звание их не коробит. Если ему хотелось выйти в люди, добиться звания почетного гражданина, то только затем, чтобы оградить свое достоинство. "Разве можно у нас не быть чем-нибудь, говорила она себе, — если не хочешь рисковать, что тебя всякий становой оборвет, а то так и засадит в темную? Впрочем, — продолжала она рассуждать, ведь не дальше, как на прошлой неделе, она сама слышала, что на ярмарке телесно наказали такого же почетного гражданина. Возьмут, да и пропишут".

Все там, внутри, — она не могла определить, где именно: в груди или в мозгу, — говорило ей, что ее судьба бесповоротно связана с Васей. Если ей суждено «пойматься» на этой любви, то она все в нее уложит до последней капли своих сил, страсти, ума, жизненности.

Нет для нее с того часа, как она пошла на первое свидание с Васей, разницы между своим и его добром. И сладко ей это полное отсутствие чувства собственности.

Половина приданого пошла так же на мужа; но там деньги ухлопаны в его игрецкое беспутство, потому что она сразу не умела себя поставить, глупа была, подчинялась ему из тщеславия. И скоро начала жалеть, делать ему сцены, и до и после первой встречи с Васей.

Какая сила деньги — она теперь хорошо знала. В ее теперешнем положении свой капитал, хотя бы и маленький, ох, как пригодится! Ведь она никаких прав не имеет на Васю. Он может ее выгнать, когда ему вздумается. У матери остались, правда, дом с мельницей, но она отдала их в аренду… не Бог знает какую. Тысячу рублей, вряд ли больше. Матери и самой надо прожить.

И все-таки она не может крепко держаться ни за какие деньги, ни за большие, ни за малые.

Сейчас отдаст она Васе все до последней копейки… Это для нее самой один из самых верных оселков того, что он для нее. стр.127

Ее тяготит та сумма, которую она везет с собою в дорожном мешке.

В лице Серафима ощутила внезапную теплоту, как только ее мысль перешла на эту "сумму".

Перед ней опять немая сцена. Вот мать ее вынимает из шкатулки, той самой шкатулки, что отец перед смертью велел подать к нему на кровать, большой пакет. На нем написано рукой отца с ошибками правописания: "Племяннице моей, Калерии, все находящееся в сем конверте оставляю в полную собственность. Сумма сия, в билетах и сериях, а которая и в закладных листах, достается на ее долю, потому как приумножена на ее деньги. И прошу я племянницу мою Калерию: тетку не оставить и дочь мою Серафиму таким же манером, ежели, паче чаяния, они придут в денежное расстройство".

Все это крупными буквами было написано на свободной от печатей стороне пакета, в какие вкладываются деловые бумаги.

Они обе переглянулись; мать сломала печать и выговорила шепотом:

— Ну, Господи, благослови!

Помнится, даже перекрестилась своим раскольничьим крестом, с заносом руки вправо и влево на самый угол плеча.

Печать была крупная и не сразу подалась. В конверте оказалась подкладка из толстой марли.

Заперлись они в спальне матери. Сели обе на край постели, вытряхнули из пакета все ценные бумаги. Много их выпало разных форматов и цвета: розовый, зеленый, голубой, желтоватый колер ободков заиграл у нее в глазах, и тогда первая ее мысль была:

1 ... 23 24 25 26 27 28 29 30 31 ... 109
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Василий Теркин - Петр Боборыкин бесплатно.
Похожие на Василий Теркин - Петр Боборыкин книги

Оставить комментарий