милость и немилость, должны были тому удивляться и подумать: если бы осужденные не были виновны, то они не сдались бы ему на милость и немилость.
Поскольку всемогущий Господь Бог не изволит оставлять добро без награды, а зло без отмщения, и мало кому, как свидетельствуют Священное писание и языческие сочинения, шло на пользу насилием приобретенное имущество, то я верю, что сам всемогущий Господь Бог будет справедливым мстителем за совершенное королем жестокое насилие над многими неповинными и в гневе своем когда-нибудь явится перед ним, отплатив ему за чрезмерную жестокость. Теперь, однако, вернемся к тому месту, где я прервал рассказ.
Утром в пятницу, в день св. Килиана [8 июля], Олдржих из Простиборже от имени верховного канцлера тайно послал слугу в город к Сиксту из Оттерсдорфа, пражскому канцлеру, прося сообщить, не были ли изменены некоторые слова в грамоте, которую он составил и дал пражанам, поскольку в таком случае будет плохо. Это лишь подтверждает то, о чем я ранее говорил, а именно, чтобы во всем была исполнена королевская воля и чтобы могло одно с другим сойтись то, что они сочинили. А когда в старомест-ской ратуше собрались те из лучших людей пражских городов, кто был выбран в соответствии с вызовом на суд, пришло следующее письмо к магистру Томашу: «Пан Томаш, дорогой мой друг! Во-первых, мне приказано Е. К. М. позаботиться о том, чтобы солдаты не чинили никаких препятствий на мосту вызванным на суд Е. К. М. и те смогли в замке предстать перед королем. Никто, кроме них, не должен ходить ни в замок, ни по мосту. Во-вторых, мне приказано сообщить вам, что Его Милость изволит устроить смотр тому военному люду, что на днях пришел сюда, поэтому вам не следует думать ничего плохого. Сообщите об этом городской общине и скажите им, чтобы они знали, как себя вести. Кроме того, всем необходимо идти в замок без какого-либо оружия. Передайте это бургомистрам обоих городов и покажите им это письмо с тем, чтобы было сделано так, как я пишу. Дано в Пражском Граде в пятницу после св. Прокопа лета. XVII. Вольф Старший из Крайка собственноручно».
Когда люди по вызову на суд пришли в пражский замок, а многие престарелые приехали, король приказал большому количеству своих людей занять пражский мост. Как только пробило XI часов [7 час.], он во всей своей славе и блеске спустился во дворец из своих покоев и, оглядевшись по сторонам, очень скверно посмотрел на пражан. И сев во всем своем величии на то дощатое возвышение, о котором я раньше упоминал, король посадил около себя по правую руку своего сына, далее моравского гетмана, чешского маршалка, Гануша из Лихтенштейна, Етржиха из Куновиц, Вацлава Тетаура, Пршемека из Вицкова, Яна Кропача из Неведоми, бургграфа Криштофа из Донина, Олдржиха из Ностиц, Гануша из Шлибен, Микулаша Мецерода, Ганку из Максен, по левую же руку других особ. Оба же епископа, оломоуцкий и вратиславский, сели ниже князя Фердинанда. Ладислав Попел держал перед королем меч[195]. Как только по требованию верховного пражского бургграфа все успокоились, король через гетмана моравского передал, что вначале будет зачитан вызов пражан на суд, и, если те захотят доказать свою невиновность, король соизволит их выслушать.
Когда Ян Кольский читал вызов, о котором я уже говорил, король впустил в пражский замок тот самый военный народ, о котором верховный пражский бургграф писал, что ему будет учинен смотр, и приказал занять все башни и важные места и запереть все ворота замка. Тотчас же императору было послано сообщение, что он поймал пражан, как птицу в клетку. В то время, когда этот военный люд через ворота входил в пражский замок, чудесным образом с божьей помощью бежал Ян Татоус, коего, схваченного ночью, Иржик Комедка стерег в староместской ратуше, имея строгий приказ доставить его в пражский замок. Переплыв через реку, Ян Татоус отправился в чужие края, счастливо избежав насилия, которое в тот день легко могло с ним случиться.
После прочтения вызова на суд гетман моравский вновь по приказу короля напомнил пражанам о том, как сильно они провинились перед своим королем и господином и что если они хотят оправдаться, то пусть сразу же начинают. И как было заранее условлено (скорее подстроено), для этого сразу же было отведено место, рядом с которым стоял князь Август с гофмистром, верховным судьей и некоторыми должностными лицами[196]. Кивком головы король дал знак пражанам, и Сикст из Оттерсдорфа, их канцлер, произнес те слова, которые были для пражан написаны магистром Олдржихом. А для того, чтобы не был изменен текст, по приказу верховного канцлера читалось по бумаге, и Иржик Жабка каждую фразу переводил королю на латынь:
«Светлейший король и господин, милостивейший господин наш! В прошлое воскресенье два секретаря, состоящие при земских досках, принесли письмо от В. К. М. Поскольку оно было адресовано не только примасу, бургомистрам и коншелам, мы на следующий же день, собрав всех городских старейшин, приказали прочесть его. Из письма В. К. М. мы хорошо поняли все то, в чем В. К. М. изволили счесть себя глубоко оскорбленными пражскими городами. В том же письме Ваша Королевская Милость изволили назначить время на прошлую среду, а потом по нашей просьбе оно было перенесено на сегодняшний день с тем, чтобы мы в определенном количестве от каждого города безо всяких отговорок предстали перед В. К. М., их милостями князьями и советниками В. К. М. и выполнили все, что содержится в пунктах того письма В. К. М., как об этом сказано в В. К. М. вызове нас на суд.
Милостивейший король, согласно приказу В. К. М., мы здесь склоняемся перед В. К. М. в полной покорности как верные и послушные подданные. Во время счастливого правления нами В. К. М. мы всегда знали В. К. М. как милостивого короля и нашего господина. А сейчас видим, что В. К. М. по многим причинам, изложенным в В. К. М. вызове на суд, изволит быть недоволен нами и гневаться на нас. Поэтому, милостивейший король, за все то, что случилось за все это время, и за то, что нами было сделано по причине принуждения со стороны некоторых из членов чешских сословий, мы В. К. М. как королю и милостивейшему господину нашему за все это, что пражские города сделали против В. К. М., за что В. К. М. изволит на нас гневаться, отдаем себя на
