От толпы полицейских отделился высокий, светловолосый мужчина лет тридцати. Подойдя в Матвею, он бесцеремонно залез в нагрудный карман френча третьего секретаря, достал документы. Партбилет он сунул в карман галифе, едва глянув, зато внимательно прочел выписку из постановления бюро райкома, которой Матвея предупредительно снабдили в Городе.
– …Является единственным представителем советской власти на территории Городского района… – звучным голосом зачитал светловолосый незнакомец. – Уполномочен создавать партизанские отряды, руководить ими. Приказы и распоряжения товарища Спиридонова М.Ф. должны выполняться беспрекословно всеми гражданами и организациями…
Незнакомец сложил бумагу и тоже спрятал в карман. Посмотрел на Матвея холодным взглядом серых глаз.
– Партизанствуем, значит? Грабим мирное население, избиваем детей?.. Так, Матвей Фролович?
Светловолосый говорил вежливо, но презрительно, как имеет право говорить человек, в чьих руках находится жизнь и смерть окружающих. Бумага, которую он прочел, не произвела на него впечатления. Сомнений не было – полиция! Матвея затрясло.
– Виноват… Искуплю…
– Как? – поинтересовался светловолосый.
– Я… – Матвей понял, что ему представился случай, о котором он втайне мечтал. – Я ничего не сделал против немецкой власти, зато могу быть ей полезен! Знаю в лицо всех коммунистов и комсомольцев в районе. Многие из них сейчас прячутся. Я помогу найти, изобличить… – Матвей едва не сказал "врагов народа", но вовремя прикусил язык.
Незнакомец слушал, его, подняв брови домиком.
– Вы готовы предложить услуги немецкому командованию, я правильно понял?
– Правильно! – горячо заверил Матвей.
– А как же это? – светловолосый похлопал по карману, где спрятал документы Матвея.
– Меня заставили! Я не хотел. Они приставили ко мне этих! – Матвей ткнул пальцем в сторону дрожавших комсомольцев. – Они следили за мной! Это он, – Матвей указал на Васю, – стрелял в девку! Он!
– Я мимо выстрелил! – всхлипнул Вася. – В пол. Он приказал, – кивнул он на Матвея. – Наганом грозил, коли не подчинюсь…
Мужчины во дворе загомонили. Вперед выступил широкоплечий мужик с заметной проседью в бороде.
– Что с ними говорить, Савелий! Сволочи! К стенке!
Мужики одобрительно загудели, но Савелий глянул на сердитого мужика, тот потупился и отступил.
– Ваше счастье, что в пол! – бросил Савелий Васе. – Ты! – повернулся он к Матвею. – Готов письменно подтвердить, что сказал?
Матвей закивал.
Савелий достал из сумки на боку листок бумаги, карандаш, протянул сумку, что было на чем писать. Матвей взял и глянул вопросительно.
– В свободной форме! – подсказал Савелий. – Я, такой-то, обязуюсь верой и правдой служить германскому рейху и беспощадно бороться с его врагами…
Руки у Матвея слегка дрожали, но он заставил себя собраться и четким почерком вывел подсказанные слова. Поставил дату и расписался. И даже расшифровал роспись в скобочках.
Савелий взял бумагу и глянул на комсомольцев:
– Вы?
Петя с Васей переглянулись и покачали головами.
– Мы клятву давали! – сказал Петя, нервно облизывая губы.
– Он – тоже! – кивнул Савелий на Матвея.
Петя снова покачал головой.
– Комбат! – позвал Савелий.
Из рядов мужиков выступил невысокий, коренастый мужчина в форме командира Красной Армии. Форма была ношеная, в некоторых местах залатанная, но чистая. Белой повязки на руке у коренастого не было. Савелий протянул ему листок, командир прочел и посмотрел на Матвея. Взгляд его был полон ненависти. Матвея колотнуло, и он вдруг с ужасом увидел в петлицах командира знаки различия – три кубика. Старший лейтенант… Кубики были матерчатые, самодельные, но цвет их отсвечивал зловеще красным. Ослабев от внезапной догадки, Матвей сообразил, что только что совершил самую большую ошибку в жизни. Говорил ему учитель: "Думай, прежде чем сказать!", но он не усвоил урок…
– Теперь ты единственный представитель власти в районе, – сказал Савелий старшему лейтенанту. – Решай!
– Что тут решать?! – огрызнулся командир. Он вытащил из-за пояса пистолет и толкнул Матвея в шею – Пошел!
На подгибающихся ногах Матвей вышел на улицу. Подталкивая пленника в спину, старший лейтенант заставил его пересечь выгон и остановил у осинки, в которую Матвей столько раз целился из нагана, но ни разу так и не попал. Он стоял, сгорбившись, глядя на мокрый белесый ствол.
"Дождь, ночью прошел дождь, – вдруг подумал Матвей. – А я и не слышал…"
– Повернись! – раздалось позади.
Матвей послушался. Старший лейтенант стоял перед ним с пистолетом в вытянутой руке.
– Из-за таких, как ты! – зло сказал он.
"Что из-за меня?" – хотел спросить Матвей, но не успел. Грудь обожгло, невыносимая боль заполнила тело. Матвей коротко застонал и рухнул ничком – лицом в мокрую траву. Но влаги на щеках он уже не ощутил…
Саломатин вернулся к дому. Комсомольцы стояли во дворе, дрожа то ли от холода, то ли от страха.
– Оденьтесь! – бросил им Саломатин. – Клятву давали, так исполняйте!
К тому времени, как телега с самогонным аппаратом и вещами неудачливых партизан выехала со двора, комсомольцы стояли в строю.
– Винтовку вернете? – спросил Петя, осмелев.
– Посмотрим! – буркнул Саломатин.
– Зачем вы белые повязки надели? – не отстал Петя. – Вы же не полиция?
– Думали тут бандформирование, – непонятно отозвался Саломатин и бросил провожавшей их вдове. – Закопайте его!
"Кого?" – удивился было Петя, но вспомнил и замолчал. У околицы он обернулся. Вдова, упершись ногой в труп уполномоченного, стаскивала с него сапоги. Петя вздрогнул и больше не оглядывался…
10
Они стояли на подъеме и смотрели на поднимающуюся по дороге колонну.
– Глянь, как идет! – Ланге ткнул дымящейся сигаретой в старика, шагавшего во главе. – Моисей! Ведет богоизбранный народ в страну обетованную! – оберштурмфюрер хохотнул.
Крайнев присмотрелся. Дул встречный пронзительный ветер, люди внизу кутались в пальто и наклоняли головы, пряча лица. Лишь старик, высокий, костистый, с палкой в правой руке (она и впрямь походила на жезл пророка) шел распрямившись. Ветер трепал его длинную бороду: то подбивал ее под воротник, то вытаскивал наружу, то бросал на лицо; старик даже не отмахивался. "Мордехай!" – понял Крайнев.
– Сейчас я его!
Ланге достал из кобуры "парабеллум", прицелился.
– Не стоит! – остановил Крайнев.
– Почему?
– Люди закричат, начнут метаться… Собирай их потом!
– Соображаете! – хмыкнул эсесовец, пряча пистолет. – Я не собирался стрелять, Кернер! Шутил. Еврей вышагивает так нагло… Пусть идет! Карьер рядом… – Ланге снова хохотнул. – Приходилось участвовать в экзекуциях? – полюбопытствовал он минуту спустя.
– Что вы!
– Держитесь хладнокровно… Знаете, как расстреливают большевики?
– Довелось сидеть в камере с бывшим чекистом.
– Вот как? – заинтересовался Ланге.
– Он рассказывал.
– Что?
– Роют длинную яму. Приговоренных усаживают на краю, ноги свешиваются внутрь. Чекист стреляет из нагана в затылок, убитый падает вниз…
– Неплохо! – оценил эсесовец. – Если будет стоять, то упадет на спину – застреленный всегда валится на пулю. Придется сбрасывать, это лишняя морока. Сидящий пойдет вперед; особенно, если упереться сапогом в спину. Но мы не будем так усложнять. Загоним всех в карьер, охрана станет поверху. Ручной пулемет, двадцать винтовок… Можем и мы с вами присоединиться. У меня люггер, у вас – русский карабин…
– Это обязательно?
– Испугались? – засмеялся Ланге.
– Нет навыка.
– Следует привыкать! Вы же немец!
– Немцам положено?
– Нет, конечно! – улыбнулся Ланге. – Даже многие товарищи по партии брезгуют. Никто не любит грязной работы, Кернер! Все хотят быть чистенькими. А мир от скверны пусть чистят другие!
– Считаете их скверной? – Крайнев кивнул на колонну.
– Читали "Протоколы сионских мудрецов"? – вместо ответа спросил Ланге.
– В Советском Союзе эта книга запрещена.
– Неудивительно! Евреи не допустят, чтоб узнали правду.
– Сталин не еврей. И Калинин…
– У Калинина жена еврейка! Мы знаем… Сталин, может, и не еврей, но ничего не сделал, чтоб устранить их от власти. Большинство руководящих постов в России занимают евреи. Либо русские, женатые на еврейках… Евреи руководят этой страной, отсюда и война между нами.
– Вы уверены?
– Большевики хорошо промыли вам мозги, Кернер! Даже тюрьма не излечила… Вы до сих пор считаете: все народы на земле братья, должны жить в мире?
Крайнев пожал плечами.
– Типичная еврейская уловка! Вы будете считать его братом, а он вас – врагом! Понадобится, зароет в землю, не задумываясь. Величие фюрера в том, что открыл нам глаза… Вас не удивляет, что я, немец, так хорошо говорю по-русски?
