Капулица кивнул.
— Кто твои хозяева? — спросил его Звонимир.
— Вы, оба.
— Скажи: Горан Капулица педик, — вмешался Бранимир.
— Горан Капулица педик, — послушно повторил Горан Капулица.
— Скажи: Горан Капулица педик, маньяк, дерьмо и не человек, а сопля.
— Горан Капулица педик, маньяк, дерьмо и не человек, а сопля.
— Скажи: Горан Капулица педик, маньяк, дерьмо и не человек, а сопля, ублюдок, гад, осел, гнида и кретин, который ложкой жрет говно.
— Горан Капулица педик, маньяк, дерьмо и не человек, а сопля, ублюдок, гад, осел, гнида и… и… и…
— …Гнида и кретин, который ложкой жрет говно, — подсказал ему Бранимир.
— …Гнида и кретин, который ложкой жрет говно, — кротко закончил характеристику начальник полиции.
— Отлично, — констатировал довольный Звонимир. — Теперь хорошенько выслушай, что ты должен делать. Чтобы не показалось подозрительным, мы оба выйдем вместе с тобой. Кто бы ни спросил, что это значит, скажешь, что мы заговорили и сейчас отвезем тебя к брату. Если кто бы то ни было предложит тебе помощь, скажешь, что помощь не нужна. Все понятно?
Капулица кивнул.
— Нам понадобится автомобиль, — продолжал Звоне. — Сможешь взять машину?
— Ха! — с готовностью выкрикнул начальник.
— Тогда мы обо всем договорились. Вставай, пошли!
Они помогли слегка одеревеневшему начальнику принять вертикальное положение, заправили ему рубашку в брюки, поправили галстук и прическу и направились вслед за ним сперва по узкой и мрачной, с влажными стенами лестнице из подвала, после которой оказались в коридоре полицейского здания.
— Господин начальник, нужно бы подписать этот протокол… — заверещала из открытой двери кабинета какая-то женщина, увидев, что он проходит мимо.
— Позже, принеси мне позже, — прервал ее Капулица властным тоном.
— Господин начальник… — услужливо открыл было рот какой-то чиновник.
— Убирайся! — отшил его босс.
Бранимир и Звонимир шли за ним на расстоянии одного шага, напряженные, нервные, осторожно поглядывая на полицейских, сидевших на рабочих местах и, опасаясь гнева начальника, стремительно убиравших ноги со своих столов. В здании полицейских было столько, что, пойди что-то не так, у Поскоков не останется никаких шансов на успех. К счастью, «сыворотка правды» с ее труднопроизносимым названием, судя по всему, действовала, а окружающие, главным образом из-за тяжелого характера начальника, не проявляли никакого любопытства. Наконец Поскоки и шеф полиции очутились перед дежурным на выходе, и Капулица строго спросил его:
— Есть какая-нибудь свободная машина?
— Господин начальник, номер три полчаса назад…
— Давай! — распорядился Капулица, и полицейский протянул ему ключи.
— Клянусь чумой Дарквуда, мы вышли на волю!
Следуя за начальником, они зашли за здание, где стояла одинокая белая «шкода-октавиа» с надписями «ПОЛИЦИЯ» и мигалкой на крыше.
— «Шкода»? — разочарованно произнес Звонимир. — Ты, начальник, не можешь взять ничего кроме «шкоды»? Э-э, Капулица, лучше смерть!
Начальник полиции Капулица в тот же миг сунул руку под куртку, выхватил из кобуры пистолет, взвел курок и приставил к своему виску.
— Стой ты, сука, хватит выеживаться! — успел в последний момент остановить его Бранимир. — Давай сюда ключи.
— Можно мне за руль? — спросил Звонимир.
— Отвали, я первым сообразил.
— Ну и говнюк же ты!
— Погоди, давай его спросим, — предложил Бранимир и повернулся к Капулице: — Скажи: «За руль сядет Бранимир».
— За руль сядет Бранимир, — повторил за ним Капулица, как первоклассник.
— Вот, слышишь, что человек тебе говорит, — сказал Бранимир, пожимая плечами.
— Ладно, ладно… — уступил Звонимир.
Братья разместились впереди, начальник полиции Горан Капулица сел сзади, и они не спеша направились к выезду из города. Возле больницы на лобовое стекло упало несколько капель, и вскоре плотная стена дождя почти полностью лишила их видимости. Это был мощный весенний ливень. Бранимир чуть-чуть повозился с приборами и нашел, как включаются дворники.
— Знаешь, — признал он где-то возле Мертояка, — эта «шкода» отлично держит дорогу. Если бы мне кто-нибудь сказал, что чехи могут сделать машину…
— А ты, мышонок, что приумолк? — спросил Звоне Капулицу.
— Да так, — ответил Капулица стыдливо.
— Сколько тебе лет-то?
— Сорок один.
— А ты женат?
— Зачем ты такие глупости спрашиваешь, — вмешался Бранимир, — ты же знаешь, что он не женат.
— Да, точно, — шлепнул себя по лбу Звонимир и решил задать другой вопрос: — А с кем ты живешь?
— С мамой, — сказал начальник полиции.
— С мамой, — повторил Звоне. — А дети у вас есть?
— Нет.
— Это грех. Дети — большая радость.
А потом все трое замолкли, как обычно и молчат люди в машине во время дождя. Правда, уже где-то на солинской объездной дороге Капулица вдруг ни с того ни с сего сказал:
— Мама у меня сербка.
— Твоя мама сербка! — изумился Бранимир. — Да как же это такое с тобой приключилось?
— Не знаю, — сказал начальник полиции грустно.
Они поднялись до перевала, вырулили на полосу в сторону Дугополя и спустились к петле автострады.
— Горан, ты нам больше не нужен, так что отпускаем тебя домой, — сообщил Звонимир Капулице.
— Хорошо.
— Тут недалеко, километров двадцать. Можешь и на автобусе, если хочешь.
— А может, объявится кто-нибудь из «Свободной»[2], — добавил Бранимир, останавливая «шкоду».
— Да никаких проблем, я пешком, потихоньку, — вылезая из машины, скромно ответил начальник полиции. Стоило ему выйти, как он насквозь промок. — Парни, спасибо, что подвезли, — сказал он Поскокам, вежливо помахав рукой.
— Горан, береги себя, — заботливо пожелал ему Бране.
Капулица захлопнул дверцу, и братья поехали дальше. Глядя в зеркало заднего вида на него, сгорбленного, постепенно исчезающего в серости дождя, Звонимир сформулировал умозаключение:
— Да-а, наколол тебя Шопенгауэр.
Дождь через двадцать минут прекратился так же неожиданно, как начался, а в «шкоде» загорелась красная лампочка, предупреждая о критическом уровне горючего в баке. Бранимир подъехал к заправке, Звонимир предложил выпить кофе, они припарковались сзади, за зданием кафе, чтобы полицейская машина не бросалась в глаза, и вошли внутрь.
В стеклянном кубике цивилизации среди глухой каменной пустыни они уселись за стойку, а официант, обслужив их, с убавленным до минимума звуком продолжил смотреть по телевизору фильм с Дензелом Вашингтоном. Он глядел наверх, на экран под самым потолком, и производил впечатление человека, которому из небес явилась Пресвятая Дева. Бейдж у него на груди сообщал, что официанта зовут Милан, но в этой информации никто не нуждался: ни близнецы, ни пожилая супружеская пара за столиком возле окна.
Все сидели молча, спокойно занимались своими делами, и никто даже не обернулся, когда вошла компания мужчин с наголо обритыми головами, в коротких майках и джинсовых комбинезонах или джинсах с подтяжками. Один из них, с пузом, которое переваливалось через ремень, встал посреди кафе, гордо поднял правую руку, щелкнул каблуками высоких ботинок с металлическими пластинками и рявкнул:
— Зиг хайль!
Оба Поскока, официант и супружеская пара к его приветствию остались равнодушны. Звонимир бросил лишь мимолетный незаинтересованный взгляд на шестерых скинхедов, которые рассаживались за столиком у них за спиной. Один из обритых был тощим коротышкой, второй лопоухим и носатым, третий с гнилыми зубами и рябой после оспы физиономией, четвертый косоглазым, в пятом было сто пятьдесят килограмм веса, а у шестого левая нога была на девять сантиметров короче правой. Они развалились на стульях, вытянули ноги и раскинули руки, словно стараясь казаться крупнее, чем на самом деле. Коротышка щедро заказал шесть больших кружек пива.
