Тогда он схватил жердь и выбил из рук девицы серп, но нечаянно угодил ей по руке. Девушка заплакала, запричитала: «Изувечил меня». На что жених промолвил: «Я тебя и калекой прокормлю». Девица со слезами последовала за Хассиненом к матери. Мать, выслушав объяснение Хассинена, спросила у дочери: «Пойдешь ли ты, дочь моя, за него замуж?» — «Так кому я теперь нужна, калека...».
Для семейной жизни карел характерно, что сыновья обычно приводят молодых хозяек в дом отца. Наиболее достойный из братьев становится главным хозяином [большаком], но остальные тоже считаются хозяевами. Жена большака, однако, не всегда главенствует среди невесток, этой чести с согласия остальных удостаивается самая искусная и расторопная из них, а также самая властная.
В четверг, 24 числа, из Нестеринсаари я снова вернулся в дом священника в Энонтайпале. На берегу острова лодки не оказалось, и мой проводник провел меня к узкому проливу, переправиться через который было бы невозможно, если бы не проложенные по камням бревна. Рискуя свалиться в стремнину, мы все же удачно переползли по ним на другой берег, и я, весьма довольный и радостный, продолжил свой путь в Энонтайпале, где и переночевал. На следующий день сразу после завтрака я снова был в пути. [...]
Второе путешествие 1831 г.
Лённрот отправился из Хельсинки 28 мая, намереваясь северным путем попасть в Беломорскую Карелию. Он миновал Рауталампи, Пиелавеси и Ийсалми, дошел до Каяни, а оттуда по глухим местам через деревни Вуосанка, Микиття и Хярмяярви добрался до местечка Куусамо, что на границе с Россией, где его поездка неожиданно прервалась. 6 августа Лённрота настигло письмо медицинского управления, в котором собирателю рун предписывалось вернуться обратно в южную Финляндию для борьбы с начавшейся в стране эпидемией холеры. 22 августа Лённрот вернулся в Хельсинки.
ОТРЫВОК ИЗ ПУТЕВОГО ДНЕВНИКА
19 июня, в воскресенье, избавившись от мучительной простуды и чувствуя себя уже с неделю вполне здоровым, я отправился из Рауталампи в Пиелавеси[33]. В церкви у меня была возможность наблюдать за людьми в праздничной одежде, которая мало чем отличается от той, что носят жители побережья. На мужчинах — короткие сюртуки, либо с отложным воротником, либо с так называемым воротником стойкой. Сюртуки эти сшиты в основном из серого домотканого сукна и лишь у некоторых выкрашены в синий цвет. Длинные штаны из того же сукна либо из грубого некрашеного холста. Обувь такая же, как везде в Саво и в Карелии, — так называемые пьексы[34]. Даже знатные люди не считают зазорным носить эту обувь. Большинство мужчин носят шляпы, шапки встречаются гораздо реже, но у всех шейные платки. Карманные часы, которые в южной Финляндии считаются предметом первой необходимости и имеются у каждого батрака, здесь встречаются очень редко. На женщинах длинные юбки и короткополые кофты, считается, что это очень красиво. У иных, кто побогаче, юбки шелковые. Раньше полы кофт были длинней, а юбки короче, но теперь это считается старомодным. Тану — своеобразный головной убор замужних женщин некоторых приходов Саво (в Мянтюхарью, Хирвенсалми, Миккели и т. д.) — здесь нигде не увидишь. На голове у женщин либо чепец, либо платок.
По окончании богослужения я пообедал и отправился в путь на лодке. Это была необыкновенно длинная, но не широкая семивесельная лодка. В нее село около пятидесяти человек — количество, вполне достаточное для нашего судна, но явно избыточное при таком сильном ветре. Одновременно с нами выехало еще десяток лодок. В целом это напоминало небольшую эскадру. Между гребцами начались состязания, чья лодка быстрее, и тут девушкам и парням пришлось попотеть. Мне жаль было бедных девушек, многие из них гребли, не сменяясь почти весь путь, тогда как мужчины гребли поочередно. Я тоже предложил свои услуги, но то, чтобы магистр сел на весла, посчитали вопиющим нарушением установленных порядков. «Удивится всяк холоп, коль на весла сядет поп», — гласит пословица. И мне, таким образом, пришлось сидеть сложа руки. Несколько замедлили продвижение два порога на нашем пути. Первый, Тюуринкоски, длиной чуть более версты, но менее бурный, чем второй — Нокинен. Мы преодолевали пороги с помощью шестов, упираясь ими в дно и проталкивая лодку вперед. На одних веслах тут далеко не уедешь. Красивое и одновременно жуткое зрелище представляли порог и лодки, идущие впереди. Лодки с трудом поднимались по порогу, и порой казалось, что они вот-вот сорвутся и устремятся на нас. На этих каменистых порогах должен быть очень опытный кормчий. Если лодка наскочит на камень, с него трудно сняться. Но еще большая опасность подстерегает людей при спуске.
Когда порог был пройден, шесты уложили на подпорки, вделанные по правому борту лодки, на четверть локтя выше уключины. Те, что уже одолели порог, наблюдали за лодками, которые вели схватку со стремниной, и сыпали шутки в адрес гребцов, казалось, начисто забыв о том, что сами только что были на их месте.
Особое очарование поездке придавали и красивые лиственные леса по берегам озера, и множество островов, и затишье, и веселое настроение людей. Время пролетело незаметно, мы прошли по воде целых три мили и высадились на одном из островов под названием Кунинкаансало[35].
Столь необычное название этого удаленного от больших дорог места связывают с тем, что будто бы когда-то король Эрик[36], осматривая владения, велел доставить его на этот остров и приготовить здесь обед. Столом для него служил большой плоский камень. Мне так и не довелось увидеть тот камень, он был довольно далеко от берега. Пока я слушал этот рассказ, люди подоставали из своих берестяных коробов вино и еду, чтобы перекусить. Они и мне предложили поесть и поднесли стакан вина, который я осушил в память о короле Эрике. Во время еды кто-то заметил огромный комариный рой, который вился довольно высоко над землей. Видимо, слетелись несколько комариных роев и так сгустились, что казались черной тучей. Мне никогда не приходилось видеть такого большого количества комаров, хотя раньше они мне не раз досаждали, хорошо хоть на сей раз оставили нас в покое.
Нам предстояло пройти еще 7/4 мили до деревни Йоутиниеми, куда держали путь все лодки. Мы прибыли туда к полуночи. Ночь была настолько светлой, что мои попутчики достали библию и без затруднений прочитали вслух вступительное слово к ней. Я тоже попробовал читать и заметил, что глаза совсем не устают от чтения, да и чему тут удивляться, если ночь отличалась ото дня
