в основном курные, стены обструганы до высоты двери. Печь то слева, то справа от двери. [...] Развито скотоводство. Есть крестьяне, у которых по 20 — 30 коров. [...] Заморозки зачастую губят весь урожай. Хлеб едят с примесью заболони. Нищие. Покойники. [...] Вдоль дороги, по которой несут покойника, встречаются обкарзанные деревья, на которых помечены имя [покойника] и год [смерти]. Коровам устраивают дымокуры от комаров. По вечерам коровам [добавляют в пойло] соль. Волки и медведи [в этих местах] не встречаются.
ПРИЛОЖЕНИЕ
НАРОДНЫЙ ПРАЗДНИК ХЕЛКА[40] В ДЕРЕВНЕ РИТВАЛА
Во всяком народном празднике есть нечто необъяснимо отрадное и достойное уважения; вероятно, у каждого, кто бывал на них, создается такое впечатление. Сам праздник, корни которого уходят в глубокую древность, встает перед нами не мертвым памятником, а картиной живой старины. В современной жизни трудно найти другую форму, кроме народного праздника, где прошлое представало бы перед нами более явственно. Правда, кое-кому может показаться, что в театре, к примеру, древнюю жизнь изображают более полно, но это не так. [...]
Праздник, который я здесь хочу описать, проводится в приходе Сяксмяки, в деревне Ритвала. Его так и называют — Хелка деревни Ритвала. Деревня находится недалеко от большого озера. Один из хребтов возвышенности
Маанселкя, который тянется вдоль озера, значительно сужаясь, приближается к деревне Хуйттула, расположенной в четверти мили от Ритвала. [...]
Коротко опишу Хелку деревни Ритвала. Праздник этот проводится каждое воскресенье после полудня, начиная с Вознесенья и вплоть до Петрова дня, то есть до конца июня. Девушки собираются в одном конце деревни и, взявшись за руки, становясь по четыре-пять в ряд, медленно идут по деревне и поют древние руны. Довольно далеко от деревни на возвышенном ровном месте под названием гора Хелка девушки останавливаются. Там они образуют круг, танцуют и поют руны[41]. Затем той же дорогой медленно и с песнями возвращаются обратно. Вечер проводят уже в деревне, где собирается большая толпа людей и затевает разнообразные забавы и увеселения, не считаясь с этикетом. Непременным условием этого праздника является то, что ни один мужчина и ни одна замужняя женщина не имеют права участвовать в этом шествии. Им позволяется только присутствовать в качестве безмолвных зрителей и слушателей. Но это не обижает их. Другое дело — девушки, которые потеряли свое честное имя и которым тоже запрещено участвовать в празднике.
Теперь уже трудно выяснить, что послужило поводом для этого праздника и каково было его первоначальное назначение. Можно только предполагать, что зародился он еще до прихода в страну христианства, на что указывает слово «бог», употребленное в некоторых песнях во множественном числе, что вряд ли было возможно после принятия христианства. Кроме того, в той же песне, как мне кажется, есть некоторые указания на то, что первоначально этот праздник был обрядом жертвоприношения, но по ней невозможно определить, с какой целью его проводили — чтобы добиться хорошего урожая, или, возможно, из-за чего-то иного. Другие же песни дают материал для иных догадок относительно появления и первоначального назначения праздника. В одной из них речь идет о девушке, которая до конца осталась верна своему жениху и ни за что не согласилась обвенчаться с другим, хотя ей сказали, что суженый ее умер на чужбине. В конце концов жених вернулся, и девушка послала своего юного брата встретить его. На вопрос жениха, как поживает Инкери — так звали девушку, — мальчик необдуманно отвечает: «Да хорошо она живет, целую неделю играют ее свадьбу» и т. д. На этом песня обрывается. Жених, очевидно, понял эти слова буквально и совершил какой-нибудь отчаянный поступок, прежде чем узнал истину. А девушка либо выплакала свои глаза от тоски-печали, либо с горя покончила с собой. Подобное событие наверняка должно было привлечь к себе большое внимание и, следовательно, могло явиться поводом для проведения поминок в честь девушки. [...] В другой песне поется о деве Магдалене, которая совершила три тяжких греха и трижды лишила себя чести называться девственницей. Признаться, не понимаю, почему именно с ее именем связывают проведение этого праздника, ибо тысячи других девушек могли бы считаться достойными подобной почетной памяти. [...]
Особенно торжественно проводится праздник Хелка в Троицу. Молодежь из соседних приходов собирается в Ритвала на праздник. Когда я услышал, сколько народу здесь бывает в этот день, у меня создалось впечатление, будто мне рассказали о древних Олимпийских играх, с той лишь разницей, что состязания здесь ведутся только в пении, и девушки, естественно, стараются, чтобы голос их звучал как можно приятнее — как во время шествия, так и после, в деревне. Молодежь, собирающаяся здесь, веселится всю ночь. Играм, танцам и песням нет конца. Не знаю, возможно, когда-то на празднике не были соблюдены рамки приличия, или что другое явилось причиной, но местный ленсман не так давно запретил праздновать Хелку. Правда, народ начал роптать, и особенно потому, что здесь живо еще старое предание, которое гласит, будто бы наступит конец света, если не праздновать Хелку. Так и говорят: «Конец света придет, когда забудется Хелка в Ритвала и зарастет поле в Хуйттула». В тот год, когда не проводили Хелку, случился в этом краю неурожай. Это сочли карой небесной за пренебрежение к празднику Хелка и после того стали опять праздновать, как и прежде. Если бы власти попытались снова помешать, мне кажется, недовольство было бы еще больше. С тех пор праздник проводится каждый год, очевидно, и в этом году скоро будут праздновать.
Э. Л.
Третье путешествие 1832 г.
В свою третью поездку Лённрот отправился из Лаукко 13 июля. Почти до самой границы его сопровождали два студента, с которыми он прошел через Тампере, Ювяскюля, Куопио, Каави, Нилсия до Нурмес, где 25 августа расстался с попутчиками и приступил к сбору рун. Из Саунаярви — северо-восточной окраины прихода Нурмес — Лённрот отправился за границу, в Колвасъярви, оттуда через село Репола, деревни Каскиниеми, Роуккула и Мийноа — в Аконлахти. Дальше на север Лённрот не попал, а вернулся через Лентийра, Каяни, Куопио и Порво в Хельсинки, куда прибыл 17 сентября.
ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ
[...] Если бы время и обстоятельства позволили мне, я бы совершил путь из прихода Нурмес, что на севере Карелии, в приход Репола Олонецкой губернии и оттуда дальше к северу в Вуоккиниеми и в другие приходы Архангельской губернии. От центра Нурмеса верных шесть миль до деревни Йонкери, расположенной в отдаленном уголке
