тем самым Лермонтовым, где тихо и незаметно до лета 1958 г проживал Семён Золотарёв, да-да, тот самый![5]), Татьяна отправилась во Львов, где закончила с отличием Львовский техникум автоматики и телемеханики. С 1967 г по 1970 г работала оператором-технологом на заводе, потом поступила на подготовительные курсы вокального факультета Львовской консерватории. Отучившись 2 года и успешно их закончив, Татьяна была принята на основной курс вечернего отделения упомянутой консерватории. С того же 1972 г она стала работать «демонстратором одежды» в Львовском доме моделей. Через 4 года, в 1976 г, Татьяна была принята на работу солисткой оперного театра. В 1977 г она закончила консерваторию с отличием и после этого была включена в основную группу солистов театра. В апреле 1978 г Жукова в качестве делегата участвовала в работе XVIII съезда ВЛКСМ, а в июле-августе того же года стала членом делегации СССР на Всемирном фестивале молодёжи и студентов в Гаване. Мероприятие это было ярким, красочным и интересным, советская делегация отправилась на Кубу на борту теплохода «Шота Руставели».
То, что Татьяна попала на такое мероприятие в Гавану, свидетельствует о многом — она ведь не тур купила в туристическом агентстве (тогда таковых попросту не существовало!), а отправилась за границу представлять советскую молодёжь. Все кандидаты в поездки такого рода проверялись госбезопасностью самым тщательным образом. То, что Татьяну выпустили зарубеж означает, что её биография была идеально чиста, причём не только по формальным признакам. Проверки выезжающих в составе официальных делегаций проводились с задействованием оперативных возможностей КГБ, т. е. и телефонные разговоры кандидатов слушали, и почту читали, и агентуру ориентировали на сбор данных… Если бы Татьяна Жукова имела какие-то подозрительные контакты, занималась бы, скажем, «фарцовской» или проституцией, или просто шутила бы про «брови Брежнева», то в Гавану она бы не попала однозначно. И не надо думать, будто от Комитета формации 1978 г такого рода поведение можно было скрыть — нет! люди были как на ладони, а уж тем более люди из творческой богемы, не имеющие в своей основной массе понятия о том, как работала советская госбезопасность.
Международный фестиваль молодёжи и студентов в Гаване был крупным политическим мероприятием, участие в котором являлось большой честью для каждого члена делегации Советского Союза.
То, что Татьяна Жукова поехала в Гавану в составе делегации Советского Союза означает с одной стороны, её полную лояльность Системе, а с другой — полное отсутствие компрометирующих связей.
Итак, слово Татьяне Жуковой. Вот как она рассказала на допросе о своём знакомстве с Владимиром Ивасюком: «Он искал певицу, чтобы имела голос, как София Ротару. Ему посоветовали в консерватории меня. Мы встретились с ним 24 октября 1973 на его квартире по ул. Маяковского, 106/13. тогда он жил с сестрой своей Галей. (…) С этого времени мы стали знакомыми. Официально мы стали друзьями 7 ноября 1973 г.»
Далее несколько слов, характеризующих Владимира (стилистика оригинала сохранена): «Володя был человек хороший, однако был замкнутый. Круг знакомств у него был большой, однако он был скрытный, наверное всё это исходило из воспитания. Он был умным, грамотным, воспитанным, прекрасно разбирался в музыке.» Это так сказать, портрет жирными мазками, без деталей.
Фрагмент показаний Татьяны Жуковой, посвященный началу отношений с Владимиром Ивасюком: «Официально мы стали друзьями 7 ноября 1973 г.»
После такого вступления Татьяна перешла к обстоятельному рассказу: «Примерно в 1976 г мы решили с Володей пожениться, однако в дальнейшем он стал уходить от этих вопросов. В феврале 1977 г мы с ним поссорились из-за этого и до апреля месяца не встречались. Затем мне позвонил из психиатрической больницы Володя и [по] просил, чтобы я приехала к нему. (…) В приёмном покое мы сидели в комнате, разговаривали и одновременно плакали. Он мне продолжал объясняться в любви и говорил, что мы должны пожениться. Я была согласна выйти за него замуж.»
Как видим, Ивасюк за два месяца до попадания в психлечебницу расстался с Татьяной Жуковой. Это любопытное дополнение к известной уже информации. Возможно, что именно этот травмирующий фактор сказался на разбалансировке его психики больше, чем напряженная работа. Сложно сказать, так ли это на самом деле — нет у нас весов для подобного рода взвешивания — но близость во времени этих событий представляется весьма многозначительной.
А что известно Жуковой о болезни Ивасюка? Цитируем: «Володя мне рассказывал, что у него от работы возникла сильная нервная депрессия. И я сама знала, что [он] мог работать ночами, сутками и ничего не кушал. У него возникло нервное истощение. Володя даже ещё в школе перерезал руку, у него было нервное истощение и родители вынуждены были забрать его с этой школы». Стоп! Вот это по-настоящему важно.
Следователь уже допрашивал отца и мать композитора и они должны были сообщить ему об имевшей место в юности попытке самоубийства. Однако, почему-то ни Михаил Григорьевич, ни София Ивановна, нужных слов не нашли. Забыли? А разве такой эпизод можно забыть?
Откройте любой научный труд по суицидологии и в нём непременно найдётся упоминание двух важнейших индикаторов предрасположенности к самоубийству: а) наличие родственников, покончивших с собою, и б) ранее имевшая место суицидальная попытка, либо даже не одна. В подавляющем большинстве случаев попытка самоубийства — это рецидивный акт, т. е. совершаемый не в первый раз. То, что Владимир Ивасюк пытался покончить с собою в школьные годы, рождало обоснованные подозрения, что в апреле 1979 г он вспомнил о полученном тогда опыте. Родители, будучи неглупыми людьми, это понимали… Но вместо того, чтобы сообщить следствию важную ориентирующую информацию, они предпочли обойти школьный эпизод полным молчанием. Что это, как не попытка манипулирования следствием?
Михаил Григорьевич Ивасюк, отец композитора.
Перед нами очень тревожный сигнал, заставляющий по-новому оценить поведение родителей Владимира Ивасюка после его смерти. Вместо того, чтобы чистосердечно и откровенно — как того требует Закон — сообщить следствию всю информацию, имеющую или возможно имеющую отношение к произошедшей трагедии, родители принялись играть некую «свою игру» и самостоятельно решать, что для следствия важно, а что — нет. Почему они себя так повели? Да потому, что не хотели, чтобы версия самоубийства выглядела достоверной!
Надо ли удивляться тому, что пошли разговоры об убийстве Владимира? Нет, конечно, теперь-то мы понимаем, что сами же родители эти сплетни и распускали. Или, как минимум, не препятствовали их распространению. Не зря говорится: маленькая ложь рождает большое недоверие.
Если родители скрыли факт суицидальной попытки Владимира в школьные годы, то может быть, они скрыли и что-то ещё?
Впрочем, остановимся на этом и почитаем показания Жуковой далее, там ещё интереснее (стиль оригинала сохранён): «Отец и
