перед собой живого человека. В Советском Союзе важно было пить, многие дела действительно решались только через спиртное. Важно было не просто иметь знакомства — нужные связи тогда назывались подзабытым ныне словом «блат» — куда важнее было уметь их поддерживать. И совместная выпивка — это один из лучших способов поддержки полезных отношений, своеобразный индикатор взаимного расположения, уж коли с тобой пьют, значит, ты — свой, с тобой считаются и тебя уважают. Сложно было делать карьеру, не выпивая, и Ивасюку волей-неволей, а пить приходилось.
Несколько ниже Татьяна заговорила о поведении Владимира в состоянии алкогольного опьянения. Процитируем её слова: «Раньше, когда он употреблял спиртное, то я замечала странности в его поведении. За последнее время Володя не употреблял спиртного. Иногда он употреблял в малых дозах „Шаманское“ или пиво. Врачи говорили и сам Володя говорил, что ему нельзя пить.» Вот так — пил спиртное и как-то чудил, только вот мама почему-то ничего не замечала! Или замечала, но не посчитала нужным сообщить на допросе? Вопрос, впрочем, риторический.
Из показаний Светланы Федорченко мы знаем, что незадолго до трагической гибели Ивасюка имела место его стычка с уличными хулиганами. Участницей этого инцидента являлась и Татьяна Жукова, а потому безусловный интерес представляет её рассказ о происшествии. Свидетельнице был задан соответствующий вопрос и она показала следующее (стилистика оригинала сохранена): «Володя мне никогда не высказывал, что ему кто-либо угрожает. Был случай 15 апреля 1979 г когда мы шли по ул. Институтской и шли 2 грузина и один молодой парень. Один из них разбил бутылку „шампанского“. Мы сделали им замечание, они стали говорить грязные слова. Когда мы находились в трамвае и один грузин стал оскорблять нас, Володя двинулся на него, этот парень схватил Володю за куртку и у него отлетели пуговицы. На второй остановке мы сошли, чтобы не связываться с ними. Этих ребят я не знаю.»
Как видно, про нож в кармане одного из скандалистов и угрозу «порезать» Татьяна ничего не сказала. Строго говоря, сие ничего не значит — она могла эти мелочи упустить в минуты конфликта в силу самых разных причин — невнимательности, гнева, адреналин, опять же-шь, в крови бурлил. Никаких особых выводов из её рассказа сделать нельзя, можно лишь отметить, что градус алармизма в её словах несколько ниже, чем в показаниях Светланы Федорченко.
Выше упоминалось, что Людмила, родная сестра Татьяны Жуковой, страдал какой-то нервной болезнью и даже приезжала во Львов для лечения. Это обстоятельство послужило причиной довольно любопытного зигзага в ходе допроса. Слово Татьяне: «Однажды я стала советоваться с Володей по поводу болезни своей сестры и стала ему рассказывать, что она была в таком состоянии, что хотела покончить жизнь самоубийством, и может ли быть так, что она покончит с жизнью? Он мне стал объяснять, что действительно бывают такие симптомы, что человек собой не владеет и не может руководить собой и может в таком состоянии совершить самоубийство. Был случай, когда мы шли с Володей с кино и обсуждали картину, в которой показывали самоубийство, то Володя стал мне говорить, что если бы он захотел покончить жизнь самоубийством, то он бы так это сделал, что никто бы не узнал. Я придала этому значение, т. к. он лечился от нервной болезни.»
Другими словами, даже Татьяна Жукова, женщина очень далёкая от криминальной психологии, в ту минуту поняла, что слышит нечто очень важное. И это на самом деле так. В любой работе по суицидологии можно найти указание на то, что на этапе принятия мысли о самоубийстве и выбора способа лишения себя жизни, человек пытается собрать информацию о задуманном деянии. Для этого он заводит с окружающими соответствующие разговоры, читает книги, в которых затрагивается тема ухода из жизни, смотрит и обсуждает подходящие фильмы. Подобный сбор информации может как сопровождаться разнообразными жалобами (на жизнь, здоровье, неразделенную любовь и пр.), так и обходиться без них. После того, как замысел окончательно оформится и алгоритм необходимых для самоубийства действий будет выработан, потребность в обсуждении каких-либо деталей самоубийства пропадёт. Можно сказать так: чем ближе самоубийца к лишению себя жизни, тем меньше он говорит о суициде, точнее, он вообще перестаёт эту тему затрагивать в какой-либо форме.
Именно поэтому с точки зрения. профилактики суицида важно распознавать формирование соответствующей наклонности, индикатором чего могут служить попытки заводить разговоры на темы, связанные с уходом из жизни. Из слов Татьяны Жуковой можно понять, что Владимир Ивасюк не обсуждал с нею варианты лишения себя жизни, он сообщил ей о том, что некая суицидальная схема уже сложилась в его голове. Это означает, что он прошёл этап принятия мысли о лишении себя жизни и выработал некий алгоритм реализации задуманного, который считал оптимальным. И часть своего плана он посчитал возможным сообщить в ту минуту собеседнице.
В этом отношении показания Жуковой очень важны. Они не являются доказательством самоубийства Владимира, но они резко повышают достоверность версии его добровольного ухода из жизни.
Этим, однако, важность сообщенных свидетельницей сведений не исчерпывается. После пересказа разговора о предпочтительной форме самоубийства, Татьяна поделилась со следователем другой любопытной и немаловажной историей. Ещё одна цитата: «за последнее время Володя принимал таблетки для восстановления нервной системы. Названия таблеток я не помню. Он мне объяснял, что эти таблетки восстанавливают память. В конце февраля 1979 года [когда] мы были с Володей в Москве, то он покупал в центральной аптеке лекарство, названия не помню. Он купил себе пачку и посоветовал купить мне пачку для своей сестры. Это лекарство было импортное. Я купила для своей сестры это лекарство и выслала ей. Покупали это лекарство без рецепта. Володя говорил, что посоветовал ему это лекарство врач Веселовский. Приходили ли к нему домой врачи, я не знаю. Он носил при себе лекарства.»
Как человек с высшим медицинским образованием, окончивший с отличием медицинский институт, Владимир понимал толк в современной ему фармакопее. Так что в покупке им дефицитного лекарства в Москве ничего удивительного нет. При коммунистах даже снег зимой был в дефиците, чего уж там говорить про импортные медпрепараты! В этом рассказе Жуковой нам интересно другое — упоминание о том, что Ивасюк носил при себе лекарства. Не условный «цитрамон» от головной боли, а «лекарства» во множественном числе.
Как человек с высшим медицинским образованием, окончивший с отличием медицинский институт, Владимир понимал толк в современной ему фармакопее. Так что в покупке им дефицитного лекарства в Москве ничего удивительного нет. При коммунистах даже снег зимой был в дефиците, чего уж там говорить про импортные медпрепараты! В этом рассказе Жуковой нам интересно другое
