Пипин протиснулся через толпу и в свете фонарей под аркой ворот близко увидел бледное лицо Фарамира. У него застрял комок в горле. Во-первых, это было лицо человека, пережившего жуткий страх, а может быть, боль, и сумевшего огромным усилием воли побороть свою слабость. Во-вторых, он был удивительно похож на Боромира, которым хоббит восхищался с самой первой минуты до последней. Но Фарамир вызвал у хоббита еще какое-то незнакомое до сих пор чувство. Необыкновенное достоинство было в нем, такое же, какое Пипин иногда замечал у Арагорна, но здесь оно было ближе и понятнее. Перед ним был один из королей по рождению и предназначению, принадлежавший сегодняшней эпохе, но вместе с тем в нем была мудрость и печаль Старших Братьев Человечества. Пипин вдруг понял, почему Берегонд произносил имя Фарамира с такой любовью. За таким полководцем с радостью шли солдаты, за ним и хоббит пошел бы без колебаний, пусть даже в тень черных крыльев.
— Фарамир! — громко закричал Пипин вместе с остальными. — Фарамир!
Фарамир услышал странный голосок, вырвавшийся из общего хора, повернулся, посмотрел на хоббита сверху вниз и очень удивился.
— Откуда ты здесь? — спросил он. — Невысоклик в цветах дворцовой стражи? Как…
Гэндальф шагнул к нему и объяснил:
— Он прибыл вместе со мной из страны невысокликов. Я его привел. Но не будем терять времени. Нам надо многое обсудить и многое сделать, а ты устал. Невысоклик все равно пойдет с нами, ибо он лучше меня должен помнить о своих новых обязанностях и должен знать, что пора идти на службу к своему Повелителю. Идем, Пипин! Не отставай.
Наконец они оказались в личных покоях Наместника. Перед очагом, в котором жарко тлели угли, стояли глубокие кресла. Слуги подали вино, но Пипин даже не глянул на него, так интересно было происходящее.
Фарамир съел кусок белого хлеба, глотнул вина и откинулся в мягком кресле, стоящем по левую руку от отца. С другой стороны, слегка в стороне, в резном деревянном кресле сидел Гэндальф: казалось, что он дремлет.
Фарамир начал с отчета о своем походе, в который Наместник послал его десять дней назад. Он принес вести из Итилиэна, рассказал о передвижении отрядов Врага и армии его союзников; о том, как выиграл бой у Тракта и разбил войско, шедшее из Харата, в котором был большой олифан; короче, это был один из тех докладов, которые Повелитель Минас Тирита часто слышит из уст своих военачальников, рассказ о пограничных стычках, настолько частых, что они уже никого не удивляют и не привлекают особого внимания.
Вдруг Фарамир посмотрел на Пипина.
— Сейчас пойдет самая удивительная часть моего доклада, — сказал он. — Ибо этот оруженосец — не первый невысоклик из северных легенд, которого я встречаю у нас на юге.
Гэндальф настороженно выпрямился и крепко сжал руками резные подлокотники. Но ничего не произнес и взглядом приказал молчать Пипину. Денэтор посмотрел на них обоих и кивнул головой, показывая, что он о многом уже догадался. Все сидели тихо и слушали Фарамира, который медленно рассказывал, не спуская глаз с Гэндальфа и только иногда переводя их на Пипина, будто для того, чтобы освежить в памяти образы невысокликов, встреченных им за Великой Рекой.
Когда он говорил о встрече с Фродо и его верным слугой, а потом о событиях в Эннет Аннон, Пипин заметил, что руки Гэндальфа, впившиеся в кресло, дрожат. Сейчас это были белые руки очень старого человека, и хоббит внутренне тоже задрожал, поняв, что Гэндальф — сам Гэндальф! — взволнован и, может быть, боится. В комнате было душно и тихо. Когда Фарамир рассказывал, как расстался с путниками, решившими идти на перевал Кирит Унгол, голос его дрогнул, рыцарь качнул головой и вздохнул. Гэндальф сорвался с места.
— Кирит Унгол? Долина Моргул?! — воскликнул он. — Когда это было, Фарамир? Скажи точнее, когда ты с ними простился?
— Мы расстались утром два дня тому назад, — ответил Фарамир. — Если они действительно пошли прямо на юг, то до Моргульской долины им оставалось пятнадцать гонов, а оттуда еще пять — на восток до проклятой башни. Самым быстрым ходом они смогли преодолеть это расстояние за два дня, а может быть, еще находятся в пути. Я понимаю, чего ты боишься. Но к наступившей Тьме они непричастны. Мрак начал сгущаться еще вчера, и за ночь весь Итилиэн погрузился во тьму. Враг давно готовил нападение на нас, и ясно, что час своего выступления он назначил раньше, чем я отпустил этих путников.
Гэндальф взволнованно ходил по комнате.
— Утром два дня назад, почти три дня в пути! Как далеко отсюда до места, где вы расстались?
— Около двадцати пяти гонов по прямой, птичьим полетом, — ответил Фарамир. — Но я не мог прибыть раньше. Вчера к вечеру я привел отряд на длинный остров Кайр-Андрос, где у нас постоянный пост. Там держат лошадей. Когда начала ползти Тьма, я понял, что надо спешить, и поэтому с острова поехал с тремя всадниками, у которых были свежие кони, а отряду отдал приказ идти на юг, чтобы укрепить охрану Брода под Осгилиатом. Надеюсь, я не совершил ошибки? — спросил он, глядя на отца.
— Ошибки? — крикнул Денэтор, вдруг сверкнув глазами. — Зачем ты спрашиваешь? Ты военачальник, отряд полностью в твоем распоряжении. Ты хочешь услышать, что я думаю о других твоих поступках? При мне ты ведешь себя смирно, но уже давно ты выслушиваешь мои советы и идешь своим путем. И я видел, как ты не сводил глаз с Мифрандира, в его лице находя подтверждение тому, правильно ли представил все события и не слишком ли много сказал. Мифрандир давно овладел твоим сердцем. Да, сын мой, твой отец стар, но старость пока не помутила его разум. Я еще хорошо вижу и слышу, о чем ты промолчал или не договорил. Я знаю разгадку многих тайн. Горе мне, горе, что я потерял Боромира!
— Чем я тебе не угодил, отец? — спокойно спросил Фарамир. — Меня мучает то, что я не знал твоей воли и вынужден был принять бремя столь трудного решения на свои плечи.
— А разве ты изменил бы решение, узнав мою волю? Ты наверняка поступил бы точно так же. Я тебя насквозь вижу. Ты всегда стараешься казаться великодушным и благородным, как древние Короли, ты ласков и кроток. Может быть, это и пристало потомку великого рода, который правит мирной страной; но в час страшной опасности за кротость платят жизнью!
— Да будет так! — сказал Фарамир.
— Да будет так! — сказал Денэтор. — Но ты не только свою жизнь ставишь на карту, Фарамир! Ты собираешься платить жизнью отца и жизнью целого народа, который ты должен защищать, раз не стало Боромира!
— Ты жалеешь, отец, что судьба Боромира досталась ему, а не мне? — спросил Фарамир.
— Да! — ответил Денэтор. — Потому что Боромир был моим настоящим сыном, а не учеником чародея. Он бы вспомнил, какое трудное время переживает отец, и не упустил бы Сокровища, которое случай дал ему в руки. Он бы принес дивный дар отцу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
