– Я вначале и не собирался разыгрывать перед вами сына, – пожал плечами Стабинь. – Просто не стал возражать, когда вы подбросили мне эту роль. Факт, что легенда шита белыми нитками. Тем более что вы-то должны знать, что никакого сына не было. Вы правы. С такой басней мог прийти только какой-нибудь глуповатый фарцовщик, а не сотрудник милиции. Но этот вариант вас устраивал и навел на мысль о продаже писем, разумеется, за наличные.
Официант устало усмехнулся:
– Правильнее было бы давно отнести письма к вам. Но я не осмелился. Хранить их тоже стало опасно. Круминь уже не раз интересовался ими, угрожал. Даже хорошо, что они в ваших руках. Мне будет спокойнее.
– Вы отдали бы Круминю письма?
– Скорее всего да. С Круминем шутки плохи. Он способен на все, даже на самое страшное.
– А как вам до сих пор удавалось от него отделываться?.
– Я сказал, что письма отдал Каролине Упениеце в качестве доказательства благих намерений ее заграничных родственников.
– Значит, вы ему сказали, что передали письма Упениеце?! – переспросил Улдис. – Вот она, какая симфония!
Официант поднялся со стула и тихо проговорил:
– Вызовите, пожалуйста, милицейскую машину и арестуйте меня, чтобы Розинда видела!..
– Не бойтесь, Круминь вам больше неопасен.
Стабинь спрятал письма в карман и направился к телефону.
XXXI
Старый почтальон уютно уселся в кресло.
– Хочешь опять меня пригласить в общественные помощники или в свидетели? Я, конечно, не отказываюсь, – сказал он.
– Я хочу, чтобы вы помогли выяснить некоторые обстоятельства смерти Упениеце.
– Разве с этим делом еще не покончено? – спросил почтальон.
– Приближается к концу. Осталось только уточнить кое-какие мелочи.
– И я смогу быть полезен?
– Полагаю, что сможете. – Розниек не спешил. – В Межсарги приезжал нотариус описывать имущество. Вас приглашали понятым?
– Да.
– Когда из дому вышли вы, нотариус и участковый инспектор Каркл, двери опечатывали?
– Конечно. Это сделал инспектор Каркл.
– А свет повсюду выключали?
– Свет? – Почтальон принялся напряженно вспоминать. – Свет, свет… Ах, черт! – вдруг бормотнул он себе под нос, будто вспомнил нечто весьма неприятное. Затем облегченно вздохнул. – Да кому могло понадобиться включать свет среди бела дня!
– Ну, это не совсем так. По обнаруженным на пожарище двумя выключателям установлено, что перед началом пожара в Межсаргах горел свет, – спокойно продолжал Розниек. – Вот заключение экспертизы. – Следователь раскрыл папку и положил перед почтальоном несколько листков с машинописным текстом и подклеенными фотоснимками деталей выключателей. На лице почтальона отразилось удивление.
– Тогда, выходит, ночью кто-то наведался в Межсарги?
– Выходит, так. Может, вы подскажете, кто бы это мог быть?
– А мне-то откуда знать?
– Вам в ту ночь довелось быть совсем близко от Межсаргов.
– Я никого не видел.
– А сами что вы там делали ночью? Ведь вы проживаете совсем в другом месте.
– В Лаурпетеры ходил, – признался почтальон, – самогон пили.
– В Лаурпетерах были, это верно, и самогон тоже пили, только уехали вы задолго до пожара. Тушить пожар Лаурпетерис с Дайнисом побежали уже без вас. Где в это время были вы? Что интересного видели?
Старый почтальон потирал лоб, силясь вспомнить, как все происходило.
– Верно, Дайнис не соврал, – сказал он. – Оттуда я действительно ушел задолго до пожара, но поскольку был под градусом, побоялся ехать на мопеде. Вот и залез на сеновал проспаться. Но гроза не давала уснуть. Когда слез, Лаурпетериса и Дайниса уже не было. Я еще подумал – куда они подевались. Гляжу – зарево. Тут я и поехал.
– Когда мы нагнали вас в лесу, вы утверждали, что в Межсарги ударила молния. Когда вы успели это узнать?
– Люди болтали. Да и гроза была страшенная. Молния могла запросто ударить в антенну на крыше. А если грозопереключатель не был замкнут, то куда молнии было деваться? Откуда еще было взяться огню? Пожарники тоже такого мнения.
– И все-таки кто-то в Межсаргах побывал. Это мы с вами только что установили. Это он включил свет, что-то искал, но, видимо, не нашел и потому поджег дом. Техническая экспертиза также убедительно подтверждает факт умышленного поджога. У вас, случайно, нет никаких подозрений, кто это мог бы сделать?
– Понятия не имею, – пожал плечами почтальон.
– У меня еще есть кое-какие неясности, – немного помолчав, продолжал Розниек. – В своих показаниях вы утверждали, что дверь в Межсаргах, когда вы туда явились и обнаружили Каролину Упениеце мертвой, была раскрыта.
– Да, так это и было, – утвердительно закивал головой почтальон.
– Но Леясстраут утверждает, что когда он ночью уходил, то захлопнул дверь за собой. Инспектор Каркл и врач тоже подтверждают, что нашли дверь запертой.
– Леясстраут? Это еще кто такой?
– Вы незнакомы с ним? Впрочем, сейчас это неважно. Так как же все-таки с дверью? Она была открыта или закрыта?
Почтальон с ответом не спешил.
– Память у меня неважная, – наконец сказал он. – Может, что-нибудь и перепутал. Теперь начинаю припоминать. Вроде дверь действительно была закрыта. Да, да, но зато окно… окно было раскрыто. Вспомнил, я через окно и влез. Потому и пуговица, которую подобрали там, могла оказаться моей.
– Куда вы так торопитесь? – усмехнулся Розниек. – До пуговицы мы еще дойдем. А сейчас у меня такой вопрос: во время осмотра места происшествия вы утверждали, что Упениеце никаких писем не получали. Помните?
– Еще бы не помнить, я им писем не носил. Розниек провел жирную черту на листе бумаги, лежавшем перед ним.
– А куда же девались три письма, посланные Катрине Упениеце из Риги?!
Почтальон долго морщил лоб.
– Откуда мне знать? Что мне на почте дают, то я и разношу. А если они где-то пропали, то я за это не отвечаю. Мне чужие письма ни к чему. А может, бедной Катрине никто их и не посылал. – Почтальон, похоже, был встревожен всерьез.
Розниек достал из ящика стола продолговатую толстую тетрадь в коричневой обложке.
– Узнаете эту книгу? Это ваш журнал регистрации заказных отправлений. Он взят из архива почты. Вот здесь, – он раскрыл журнал на странице, заложенной полоской бумаги, – зарегистрировано адресованное Катрине Упениеце заказное письмо, и тут ее расписка в получении – поддельная. Кто это сделал?
Почтальон выпрямился точно от удара хлыстом.
– Неправда, неправда! – закричал он, отмахиваясь обеими руками. – Я всю жизнь честно зарабатывал свой хлеб, никому зла не делал! А теперь меня хотят обвинить в том, что я лишал двух одиноких женщин единственной радости – писем! Так опозорить старого человека! – Почтальон вдруг побледнел и стал задыхаться. – Мне плохо!.. Воды, ради бога, воды… – Дрожащими руками он поднес ко рту стакан воды, налитый ему Розниеком.
XXXII
В приемной прокуратуры стояла тишина, хотя народу набралось порядочно.
Дверь кабинета открылась, и на пороге появился прокурор.
– Все ко мне? – спросил он, взглянув на часы. В четыре заседание бюро райкома партии. О том, чтобы успеть пообедать, не могло быть и речи.
Чета старичков, как видно, приехавшая из отдаленного селения, встрепенулась. Старушка подтолкнула супруга.
– Да, да, уважаемый товарищ, нам очень надо поговорить с вами! – поспешно отозвался старичок.
– Хорошо, хорошо, приму, – успокоил стариков Кубулис и попросил присутствующих предъявить повестки. Четырех из них вызвал следователь Розниек.
– Так, так, – задумчиво просматривал он голубенькие бланки. – На 13.00, на 14.00, 15.00… – Прокурор еще раз бросил взгляд на часы. Странно, Розниек всегда очень точен, никогда не заставляет людей ждать.
В углу сидел почтальон из Юмужциемса.
– А вы, гражданин, к кому? – обратился к нему прокурор Кубулис.
– Жду, меня следователь вызвал, – запинаясь, сказал он.
– Мария! – Кубулис шире распахнул дверь канцелярии. – У Розниека есть кто-нибудь?
Стук пишущей машинки прекратился, и звонкий девичий голос ответил:
– До обеда был один старик. Больше никого не видела.
– Не этот ли гражданин? – Кубулис показал на почтальона.
Девушка встала из-за своего столика и подошла к двери.
– Похоже. Так он что же – по второму разу?
– Да, мне что-то с сердцем стало нехорошо. Следователь сказал, чтобы я посидел, пока не позовет. Вот и сижу, – безнадежно махнув рукой, сказал почтальон.
– После вас к следователю кто-нибудь входил?
– Да, высокий такой мужчина со светлыми волосами и палкой. Хромой.
– И не выходил еще?
– Не видал. Я все время тут сидел.
Кубулис вошел в канцелярию и притворил за собой дверь.
– Розниек у себя в кабинете?
– Должен быть у себя, – ответила секретарь. – Вроде не уходил.
– Люди его ожидают с часу дня.
– А чего же они молчат? – Мария быстрым шагом направилась в кабинет Розниека. Сквозняк с треском захлопнул не прикрытую до конца дверь канцелярии. Одновременно раздался пронзительный крик. Кубулис вбежал в кабинет и в оцепенении замер.
