Машину обгоняет на большой скорости мотоцикл, ранее остававшийся позади, и скрывается за поворотом. Навстречу идут две легковые. За ними желтая с синей полосой "Волга" автоинспекции.
"Странное дело, чего это они в такую рань? Может, авария где-то?"
В общем, Илгониса ГАИ нисколько не волнует, скорость он не превышает, документы у него в полном порядке. Однако желтая "Волга" съезжает на обочину и останавливается. Из нее выскакивают трое, двое в форме, один в штатском. Резко тормозит и мотоциклист.
По мере приближения к "Волге" Илгонис сбавляет ход, чтобы успеть затормозить, если потребуют остановиться.
И вдруг злобная команда пассажира;
– Вперед! Жми на газ! Не останавливайся!
Илгонис поворачивает голову и видит дуло пистолета. По спине пробегает холодок. Рядом с ним уже нет усталого старика. Спина распрямлена, лицо искривлено злобой, страхом и ненавистью. Илгонис понимает, что такому терять нечего – пристрелит, выбросит из машины и сам сядет за руль. Единственный шанс – выиграть время.
Один из милиционеров, шагнув вперед, поднимает руку с жезлом.
– Жми! На всю железку! – вновь слышит приказ Илгонис. – И не оглядывайся, а то… – угрюмо цедит сквозь зубы старик, исподлобья глядя на Илгониса.
У шофера. нет выхода, он жмет на акселератор. Милиционер с жезлом еле успевает отскочить.
Илгонис пытается подавить страх и оценить обстановку.
В зеркале он видит мотоциклиста, тот гонится за ним по пятам, вскоре показывается и желтая "Волга". "Пока едем, он не выстрелит. Но что делать?" – думает Илгонис.
– Жми! – тычет пассажир Илгониса пистолетом. Илгонис выжимает педаль акселератора до конца, на спидометре – сто десять, сто двадцать…
"На повороте не удержу, – мелькает в голове у Илгониса, – снесет прицеп с дороги, а тогда крышка обоим…"
Дорога переходит на подъем. По ходу машины это незаметно, просто липы у обочин стоят вроде с наклоном вперед.
Илгониса внезапно бросает в жар от мысли: "А не этого ли типа вчера показывали по телевизору? Опасный преступник…"
Вот и вершина подъема. Шоссе круто поворачивает, срывается вниз и убегает за горизонт белой лентой, поблескивающей в первых лучах восходящего солнца.
Грузовик разгоняется под уклон. Тяжело груженный прицеп напирает сзади. За окном пронзительный посвист ветра, а под вздрагивающим полом кабины все нарастает и нарастает звенящий рев – завибрировал карданный вал.
Пятнадцатитонный автопоезд несется к узкому мосту за поворотом.
– Ты что, спятил? – ужасается преступник. – Тормози! Тормози! Разобьемся!
Пистолет нервно дергается у него в руке.
"У меня ведь есть "ночной тариф", – спохватывается Илгонис. Левой рукой он молниеносно выхватывает из-под сиденья увесистую, сплетенную из проводов дубинку и изо всех сил обрушивает ее на голову пассажира.
Звук выстрела достигает слуха Илгониса словно бы издалека. Он чувствует, что пассажир отвалился к дверце кабины. Только правая рука Илгониса почему-то тяжелеет и отказывается повиноваться.
"Удержать машину, только бы удержать", – сверлит мозг единственная мысль. Нога машинально перескакивает на педаль тормоза. Но тормозить нельзя, неизбежен занос, и машина может опрокинуться вверх колесами. Илгонис делает перегазовку и включает четвертую передачу. Но скорость все та же, только ход стал тяжелее, словно в передок ударил встречный ветер.
Еще одна перегазовка, и включена третья передача. Машина теряет скорость, но она все еще слишком велика, чтобы вписать автопоезд в столь малое пространство между перилами моста и не рухнуть в реку. Но вот справа уже видна асфальтированная стоянка, а дальше за нею песчаная лесная дорога. Напрягая последние силы, Илгонис одной рукой круто поворачивает рулевое колесо и тормозит.
Машина вздымает тучу песка и., врезавшись в сосну, замирает…
Теряя сознание, Илгонис успевает еще увидеть встревоженные лица и милицейские фуражки…
Валдис тоскливо слонялся среди берез, покуда не вышел на дорожку, которая вилась между приземистыми больничными корпусами.
По дорожке и тропкам прогуливались больные в синих и коричневых халатах с островерхими капюшонами. По мере приближения к воротам Валдис встречал все больше и больше людей в разноцветных осенних пальто, плащах и шляпах, идущих проведать своих родственников и друзей.
Возможно, кто-нибудь придет и его навестить. Для больного нет большей радости, чем гость. Когда Валдис был в тяжелом состоянии, Инта отвезла детей к своей матери, а сама день и ночь дежурила у его постели. По субботам и воскресеньям Инту подменяли его сослуживцы, особенно часто дежурила Фелита Судрабите. Кубулис, Стабинь и даже Апинис ежедневно звонили по телефону и, как только выдавались свободные часы, приезжали в Ригу с гостинцами для коллеги. Теперь Валдис чувствовал, что окреп, скоро можно будет выписываться. Но друзья и знакомые все еще часто наведывались к нему в больницу. Вот и сейчас в ворота вошла и приветливо ему заулыбалась помощник прокурора Фелита Судрабите.
– Здравствуй, хворенький наш! – крепко пожала она руку Валдису.
– Здравствуй, сестричка моя милосердная! – в тон ей отозвался Валдис. – Но все же почему это ты тут бродишь в рабочее время? Хочешь, чтобы я начальству накапал?
Фелита ухватила под локоть Розниека и увлекла его в глубь больничного парка.
– К твоему сведению, Фелита в рабочее время выполняет исключительно служебные поручения. Прокурор Кубулис приказал тебя навестить и передать вот это – служебный пакет, – вручила она Валдису увесистый кулек с фруктами.
– Так я и думал, – озорно поглядел Валдис на Фелиту. – Не будь распоряжения начальника, ты, конечно, сама бы не додумалась навестить несчастного пациента, который собирается тут открыть фруктовый ларек и торговать яблоками, грушами и апельсинами по сниженным ценам.
– Знаешь, Валдис, ты нахал. Когда у тебя появляется свободное время, ты' начинаешь смахивать на своего дружка Стабиня. Вот какая симфония! – воспользовалась Фелита излюбленным присловьем Улдиса. – Но сегодня я как раз приехала по служебному делу.
– Если так, то пошли в мой кабинет – вон за тем дубом.
Позади дерева оказался тихий уютный уголок, образованный живой изгородью и двумя цветочными клумбами. Была там и скамейка, перед которой кто-то соорудил из старых ящиков некое подобие стола.
– Здесь от шестнадцати до восемнадцати ноль-ноль я принимаю посетителей.
– В порядке живой очереди или по предварительной записи?
– Симпатичные идут вне очереди, через служебный вход.
– Вижу, ты тут от безделья стал легкомысленным!
– Спасибо за комплимент. К твоему сведению, "легкомысленный" вовсе не бранное слово. Оно состоит из двух – "легко" и "мыслить". Следовательно, имеется в виду человек, умеющий мыслить легко в противоположность тугодуму. Но есть и нюанс: человек, который способен легко мыслить, в самом деле легкомыслен, ибо за эту свою способность зачастую навлекает на себя гнев начальства…
– Ну и философ! Раньше ты что-то таким не был.
– Нет худа без добра. Я стал им, когда меня шарахнули графином по голове.
Фелита хотела что-то сказать, но передумала. Рассеянно прогулялась до куста сирени и, воротясь, сказала, словно ненароком:
– Знаешь, мне поручили поддержать обвинение по делу Круминя. – Фелита сделала паузу, чтобы посмотреть, какое впечатление эта новость произведет на Розниека.
– Жаль будет с тобой расставаться, – вздохнул он.
– Расставаться?
– Конечно. После суда тебя переведут в прокуратуру республики. Карьера начинается с выступления в Верховном суде.
– А ты не хотел бы перебраться в Ригу? – спросила она глуховатым голосом.
– Ни за что! Я слишком люблю независимость.
– Не знала я, что ты такой непрактичный человек, – то ли в шутку, то ли всерьез сказала Фелита. – Скажи, Валдис, как все-таки тебе удалось напасть на след Круминя? Понимаешь, мне необходимо это знать, иначе я не сумею успешно участвовать в судебном процессе.
– А я-то, шляпа, вообразил, что ты захотела по достоинству оценить мои гениальные способности.
– И это тоже.
– Не хитри! Материалы дела изучала?
– В целом – да.
– Так вот знай, в этом деле никаких особых заслуг Улдиса или моих нет. Мы были как слепые котята, покуда не обнаружили, что старик почтальон уничтожил письма Катрины Упениеце и Леясстраута и подделал подпись в журнале доставки заказных отправлений. С этого и началось.
– Только не надо говорить, что у вас, признанных детективов, до этого не было никаких подозрений.
– Подозрения, как тебе известно, не доказательства.
– И тем не менее?
Розниек усмехнулся.
– На тогдашних моих доводах ты обвинение не построишь. Но если тебе очень уж хочется, я скажу: ты прекрасно знаешь, что даже самый хитроумный преступник где-нибудь, в чем-нибудь обязательно допускает промашку. Вот и почтальон тоже – перестарался и привлек к себе внимание. Он сделал один лишний ход конем. В буквальном смысле слова.
