эта женщина вдруг стала мне очень нужной. Она заслонила собой все мои первоначальные мотивы, интерес в клону, страх лишиться свободы. Все, что волновало меня прежде, было теперь замещено боязнью потерять саму Дашу. Потерять те краски мира, которые она мне открыла.
– Погоди-ка, – пробормотал, тем временем, Тим, с явным напрягом обдумывая мои признания. – А разве ты хотел жениться не потому, что втюрился?
– Сначала – нет. Я же говорил, Серафима Петровна нечаянно ее оплодотворила…
– Ах да, – Ольшанский издал смешок. – Но знаешь, глядя на вас двоих, я думал, что ты просто прикрываешь этой беременностью свои истинные, так сказать, чувства.
Я покачал головой. Потом спросил:
– Ты влюблялся когда-нибудь?
– Ха, много раз! – фыркнул Тимур.
– Знаю я эти твои влюбленности. Нет, по-настоящему, дольше, чем на одну ночь?
– Бог миловал, – хмыкнул Ольшанский и хотел было что-то добавить, но тут в дверь постучали.
Обменявшись с Тимом вопросительными взглядами – кого, мол, на ночь принесло? – я пошел открывать.
К моему немалому изумлению на пороге стояли мой дед в обнимку с моим же тестем. И оба явно не слишком трезвые, зато, конечно же, с рыбой.
– А мы вот вас проведать пришли, – заявил дед, входя в прихожую и втаскивая за собой Витька.
Тот согласно кивнул. Я же критически осмотрел обоих и резюмировал:
– Точнее, вы решили, что по одиночке до дома не доберетесь.
– Это для сугреву! – пояснил мне наставительным тоном дед, а Витек, заозиравшись по сторонам, спросил:
– А где Даша? Уже спит?
Я сложил руки на груди и ответил:
– Она вам не звонила? Даша в больнице.
– Батюшки! – перекрестился по привычке дед, а Витек от услышанного выронил из рук ведро с рыбой и сел там же, где стоял. То есть – прямо на ковер.
Шлюшка Молли, не растерявшись, мгновенно кинулась к добыче в виде свежей рыбы. Следом за ней засеменили котята.
– Как в больнице? – выдохнул наконец резко протрезвевший тесть. – Что случилось?! – гаркнул он следом громче. Да так, что шлюшка Молли, схватив рыбину, решила быстро ретироваться.
– Ничего страшного. Просто почувствовала себя нехорошо в магазине и подруги отвезли ее в клинику. Там решили на всякий случай оставить Дашу на ночь.
Я сказал это все спокойным тоном. Хотя мне самому не слишком-то нравилась мысль, что Дашу осматривал другой врач. Профессиональная ревность, что ли?
– Бл*дь, ну ты напугал, – автоматически стерев со лба несуществующую испарину, Витя собрался было подняться на ноги, но тут один из котят взобрался к нему на колени и, принюхиваясь, пополз вверх, к шее.
– Это что за? – удивился тесть, инстинктивно подняв руку, чтобы погладить котенка.
– Это потомство моей кошки. Шлюшки Молли, – пояснил я и, хмыкнув, добавил:
– И, кажется, этот котенок тебя выбрал.
Отцепив от себя сопротивляющегося котенка, Витя со знанием дела оглядел животное и постановил:
– Девочка! Назову ее Эбола.
– Как вирус? – удивился я.
– Ну а что? – пожал плечами Витек, снова прижимая к себе крохотное существо, – ты же обозвал кошку шлюшкой.
– Это комплимент, – вяло отмахнулся я.
– Ну да, ну да, – пробормотал тесть, поднимаясь наконец с пола.
– Здрасьте, – поприветствовал новоприбывших Ольшанский, по-прежнему невозмутимо восседающий на столешнице. – Вискарика? – предложил он, когда они с дедом и Витьком обменялись рукопожатиями. – Раз уж у нас тут собралась чисто мужская компания.
– А давай! – махнул рукой дед и Тим быстро разлил по бокалам янтарную жидкость.
Но не успели мы сделать и глотка, как в дверь снова постучали.
– Да что ж такое, – проворчал я. – Кто еще мог припереться?
Однако, когда я открыл дверь, мне вдруг стало ни до чего. Как в какой-то дурацкой мелодраме, я смотрел на лежащую на пороге моего дома корзину, внутри которой находился надрывно кричащий младенец.
Записка, оставленная сверху на одеяльце, коротко гласила:
«Забирай свое».
– У меня есть разговор, – сказал Поклонский, забирая меня из клиники, где я провела бессонную, полную раздумий ночь.
Так и знала! Не зря у меня столько предчувствий было. Вот сейчас Альберт скажет мне, что не готов стать отцом, что все навалилось на него слишком внезапно. Что наша свадьба была поспешной и он ее не хотел… И что со всем этим делать, я не представляла. Знала лишь, что услышать подобное будет смерти подобно.
– Тогда поговорим, – просто ответила я, едва слышно всхлипнув.
Села в машину, сжала в пальцах сумку. Так и оставила ее на коленях, как будто считала, что мне дадут повод захотеть сбежать, а Альберт и не стал ее забирать.
Он сел рядом и некоторое время сидел без движения, а потом вдруг повернулся ко мне и сказал:
– Мне подбросили ребенка.
Чтооооооо?
– Чтооооооо? – так и спросила я, хлопая глазами.
Ну, шлюшку Молли с ее потомством я еще понять и принять могла, но ребенка…
– Какого ребенка?
– Кричащего.
Поклонский поджал губы и завел мотор. И что мне нужно было делать с этими крохами информации? Кивнуть и сказать – окей, пусть младенец живет с нами? Кстати, младенец ли?
– Сколько ему?
– Несколько дней отроду.
– Почему его подбросили именно тебе?
– Потому что считают, что он мой.
Вот это поворот! А главным было то, что Альберт все это время на меня почти не смотрел. Значит, дело здесь явно было нечистым.
– А ты сам так не считаешь? – спросила я.
– Не считаю. Хотя, не знаю. – Поклонский провел ладонью по лицу сверху-вниз и повернулся ко мне. Я посмотрела в его глаза, не зная, что и думать. Может, он взаправду оплодотворил кого-то девять месяцев назад, только действовал тогда традиционным путем?
– А где этот малыш сейчас?
– Малышка. Это девочка.
– Хорошо. Где она сейчас?
– С Ольшанским. У нас дома.
– Господи Боже!
– Вот и я так думаю.
Альберт постучал пальцами по рулю и вдруг спросил:
– Едем домой.
И я ответила тут же:
– Конечно, едем!
По дороге успела передумать тысячу мыслей. В первую очередь о том, что Ольшанского с младенцем я бы точно не оставила. Так же много размышляла на тему, что мы будем делать дальше. Наверно, сначала нужно обратиться в полицию. Пусть выясняют, что это за ребенок и откуда он взялся. Ну а потом, если все же окажется, что малышка рождена от Поклонского, нам ничего не останется, как удочерить кроху.
– Даша… – окликнул меня муж, когда я вышла из машины, которую он припарковал возле нашего дома.
– Что? – обернулась я к нему и увидела на лице Поклонского то, чего так боялась. Тревогу.
– У меня ни с кем ничего не было тогда, когда могла родиться эта девочка.
Я застыла на несколько секунд, после чего решительно
