типа загадок. Первый — загадки, в которых описывается какая-то конкретная ситуация, но в форме иносказания. Так, в одной из сказок царевна обещает выйти замуж за того, чью загадку отгадает. Иван-дурак едет свататься, видит «на дороге хлеб, в хлебе лошадь; он выгнал ее кнутиком, чтоб не отаптывала, и говорит: «Вот загадка есть!» Едет дальше, видит змею, взял ее заколол копьем и думает: «Вот другая загадка!» Приезжает к царю; его приняли и велят загадывать загадки. Он говорит: «Ехал я н вам, вижу на дороге добро, в добре-то добро же, я взял добро-то да добром из добра и выгнал; добро от добра и из добра убежало». Вторая загадка Ивана-дурака: «Ехал я к вам, на дороге вижу зло, взял его да злом и ударил, зло от зла и умерло» (Аф., № 239). Или другой пример: девушка на вопрос сватов, где отец, отвечает: «Уехал сто рублей на пятнадцать копеек менять» (Аф., № 327). Отгадка: «поехал зайцев травить; зайца-то затравит — всего пятнадцать копеек заработает, а лошадь загонит — сто рублей потеряет».
Древность этого типа иносказаний подтверждается прямыми аналогиями с мотивами «Повести о муромском князе Петре и супруге его Февронии» (XVI в.), а также с народными загадками: «Ползло зло; я зло схватил, да злом злу жизнь прекратил» — «Змея и ружье» (Сад., № 1680; «Рубль бежит, сто гонят, а тысяча голову ломит» — «Охота за зайцем» (Сад., № 1618).
Другой распространенный тип загадок в сказке — загадки-вопросы: «Что всего в свете сильней и быстрее?» — «Ветер»; «Что всего жирнее?» — «Земля»; «Что всего мягче и всего милее?» — «Рука и сон» (Аф., № 328). По этому же типу создаются и более поздние сказочные загадки, например о царской казне: «Кто на свете лютей и злоедливее всех?» (Аф., № 324).
Эти и подобные вопросы также бытуют в виде отдельных загадок: «Чего на свете нет буйнее?» — «Ветра и воды» (Сад., № 2337); «Чего на свете нет жирнее?» — «Земли» (Сад., № 2359); «Чего на свете дороже нет?» — «Друга искреннего» (Сад., № 2349).
Истоки этих загадок уходят в далекое прошлое, связаны с древнейшими обычаями — испытания мудрости жениха или даже князя, умения понимать и пользоваться иносказательной речью, дабы скрыть от злых духов предстоящее важное дело (охоту, войну, женитьбу).[80] В связи с этим становится понятным наказ царя девке-Семилетке явиться к нему «ни пешком, ни на лошади, ни голая, ни одетая, ни с гостинцем, ни без подарочка». Девушка разрешает эту хитроумную задачу, надев на себя сеть, взяв перепелку, и верхом на зайце приезжает во дворец (Аф., № 328). Этот сказочный эпизод своеобразно отражает брачный обычай, сопровождение женитьбы целым рядом условий, которые должны были обеспечить успех делу. К ним, в частности, относился запрет на произнесение отдельных слов, и потому невеста именовалась куницей, лебедью, а жених — охотником. Свадебный обычай предписывал сватам приезжать в дом невесты в сумерки, окружным путем, чтобы избежать дурного глаза.
Исторические корни загадок-вопросов исследователи сказки предлагают искать в зимней и весенней земледельческой обрядности[81]. В обрядовых песнях о загадывании девушкой или парнем загадок сохранились мотивы величания природы и человека. Состязание в разгадывании загадок становится иносказательной формой свадебного сговора[82].
В сказках о девке-семилетке своеобразно состязание царя и крестьянской девушки в составлении неразрешимых загадок:
«Когда дочь твоя мудра, — говорит царь отцу Семилетки, — вот ей ниточка шелковая; пусть к утру соткет мне полотенце узорчатое». Семилетка в ответ «отломила прутик от веника, подает отцу и наказывает: «Пойди к царю, скажи, чтоб нашел такого мастера, который бы сделал из этого прутика кроены: было бы на чем полотенце ткать!» Вторая задача царя: к следующему дню вывести из полтораста яиц полтораста цыплят, на что девушка с отцом передает царю ответное задание: «Скажи ему, что цыплятам на корм нужно одноденное пшено; в один бы день было поле вспахано, просо засеяно, сжато и обмолочено; другого пшена наши цыплята и клевать не станут!» (Аф., № 328).
Состязание такого типа отражено и в песне:
— «Удалой молодчик, загану загадку:
Сшей ты мне башмачки из желта песочка».
— «Красная девица, напряди мне дратвы,
Напряди мне дратвы из дожжевой капли».
— «Удалой молодчик, сшей ты мне платье,
Сшей ты мне платье из макова листу,
Прострочи мне строчку, не прорвя листочка».
— «Красная девица, напряди мне шелку,
Напряди мне шелку из белого снегу»
и т. д.
(Сб. «Народные баллады», стр. 96)
В этом состязании нет ни выигравшего, ни проигравшего, обе стороны показывают сообразительность, интеллектуальное равенство, тем самым решается возможность брака.
В процессе своего формирования, как отмечает И. М. Колесницкая, «сказки, построенные на отгадывании «загадок», приобретают совершенно иное звучание: отгадывание загадки свидетельствует о сообразительности, остроумии героя. Рассмотренные сюжеты приобретают в классовом феодальном обществе особенную социальную заостренность, героями сказок становятся «крестьянский сын», «мужицкий сын», «солдат», «девка-Семилетка»[83].
Персонажи, состязающиеся в загадывании и отгадывании загадок, образуют антитетичные пары: царь — мужик, царь — девка-Семилетка, царевна — крестьянин, бедный — богатый, генералы — солдат. В этом состязании всегда выигрывает неимущий. Таким образом, сказка получает ярко выраженную социальную направленность. Отгадывание загадок становится средством доказательства приоритета «низкого» героя. Такова сказка и о беспечальном монастыре, представляющая русский вариант широко распространенного в мировом фольклоре и литературе сюжета «Император и аббат»[84]. Царь Петр I приезжает в монастырь, где вольготно живут монахи. Желая наказать легкомысленных монахов, царь задает им три загадки: «Сколько звезд на небе?», «Чего я стою?», «Что я сейчас думаю?» Монахи не могут разгадать загадки, повар, переодевшись монахом, остроумно «отгадывает» их. На последний вопрос-загадку он отвечает: «Вы думаете, что говорите с игуменом, а между тем — с поваром». При этих словах он снял с себя одежду. Царь наградил его и сделал игуменом» (См. № 314).
Изменение социального положения бедняка, наделение его властью и богатством (горшеня становится боярином, девка-Семилетка — царицей, монастырский повар — игуменом) — это не только заслуженная награда. Тем самым, как замечает исследователь этого типа сказок Ю. И. Юдин, сказочник «лишь восстанавливает ту меру справедливости, необходимость которой обнаружилась в ходе испытания»[85]. Так народ воплощает свою мечту «о справедливом перераспределении богатств и сословных привилегий по уму и личным достоинствам»[86].
Роль царя в бытовых сказках (оп может носить историческое имя — Иван Васильевич, Петр I) двойственна. С одной стороны, он
