идее священник есть носитель каких-то очень высоких идеалов. Поэтому комическое уничтожение священника эффектнее, чем комическое уничтожение купца, чиновника или помещика»[92]. Таким образом, смех становится средством морального развенчивания, уничтожения противника.
Многие народные сказки направлены на разоблачение общечеловеческих пороков и недостатков. Лень, упрямство, глупость, невежество, супружеская неверность предстают как явления, глубоко чуждые мировоззрению и психологии трудового народа. По существу, в сказках и анекдотах о глупых людях, Иване-дураке, жене-спорщице и других, как и в волшебных сказках, раскрываются идеалы народа. Но если волшебная сказка судьбой своих героев утверждает эти идеалы, то бытовая сказка обращается к негативному изображению. Утверждение этических норм идет через острое высмеивание всего того, что противоречит нравственным убеждениям народа.
Прежние идеалы доброты, смирения отступают перед новыми воззрениями. Будучи социальна по своей природе, бытовая сказка в качестве героя выдвигает трудолюбивого и умного крестьянина, непримиримого ко всему, что мешает жить и работать.
Взглядами на жену как на приветливую хозяйку дома, помощницу в делах определена тематика многих сказок, высмеивающих ленивых, злых и нерадивых жен. Муж учит ленивую жену, заставив ее убедиться в собственной нерадивости. Нелепые ситуации, подстроенные мужем, делают ее смешной в глазах общества. «Вот одного молодого человека отец-мать женили. Вот они и живут в любви и согласии. Муж удивляется, все молодые бабы, кто шьет, кто прядет, а его жена — ничего, все на печке лежит-по-леживает. Кой-когда она пряла и напряла два клубочка по куриной головке и повесила на стенку». Муж притворяется мертвым. «Она и думает: «Чем накрыть-то? Холстины-то нету». Она сняла эти клубочки. Привязала за большой палец на ноге и давай мотать. За уши и за пальцы, за уши и за пальцы, за уши и за пальцы. Обмотала всего. Стоит и приговаривает: «Милый мой дружечка. На кого же ты похож-то?» А старуха стоит рядом, молится: «Да нулишь ты не видишь? На балалайку». Она постояла-постояла, вспомнила, у свекра был бредень, старый, худой. Она оторвала, отрезала, да накрыла его бреднем-то. Стоит да голосит над ним: «Милый мой дружечка. Да куда ты собрался, в какую дальнюю дороженьку?» Он как вскочит: «Да ты не видишь, рыбу ловить!» (Корол., стр. 298–300).
Много сказок о сварливых и упрямых женах, все делающих наперекор. «Велит муж блины печи, а она говорит: «Не стоишь, вор, блинов!» Муж говорит: «Не пеки, жена, блинов, коли не стою»; она выпечет кринку в два ведра и говорит: «Ешь, вор, чтоб съедено было!» (Аф., № 433).
Той же острой насмешкой над людьми, не знающими крестьянского труда и быта, отзывается сказка о набитом дураке, который, точно следуя совету матери или жены «около людей потереться да ума набраться», мешает мужикам горох молотить — «то около одного потрется, то около другого» (Аф., № 403); крестьянину, сеющему рожь, вместо пожелания «возить бы тебе не перевозить, носить бы тебе не переносить» говорит: «сеять бы тебе да сеять, ввек тебе не пересеять», встретив похороны, кричит: «возить вам не перевозить…», на свадьбе поет — «вечная память», у горящего овина пляшет и т. д. (Сок., № 18).
В этих сказках коллективная оценка особенно четка. Неумение работать, незнание крестьянской этики расценивается как аномалия. Народное мнение выражается в резко сатирическом изображении глупцов. Эта оценка усилена концовками — дурак беден, его везде бьют.
Сказка «Про братьев Фому и Ерему», пришедшая в фольклор из лубочной литературы, продолжает галерею глупцов: братья рыбу ловят в дырявой лодке, холсты меняют на свиные хвосты. «Вздумали землю пахать: посеяли рожь и овес; рожь-то не выникла, а овес-то не взошел, с того они соху и борону в огонь, лошадь по горлу ножом, а сами с пашни бегом» (Аф., № 411). Сказка эта своеобразна, она строится на сопоставлении поступков двух братьев, которые и «волосом одинаки и умом равны» (Аф., № 410). Нелепость поступков одного усиливается незадачливостью поведения другого:
Вот увидели братаны, что две уточки плывут;
Одна уточка белешенька, а другая-то что снег.
Ох, Ерема схватил палку, а Фома косарь:
Как Ерема не докинул, Фома через перекинул.
(Аф., № 410)
Использование синтаксического параллелизма становится в этой сказке основным художественным приемом, благодаря чему образы дополняют друг друга, создавая единый сатирический облик глупца[93].
В бытовых сказках мы вновь встречаемся с образом Иванушки-дурака, который представлен двумя типами персонажей. Один из них — Иванушка-дурачок, образ которого во многом близок Ивану-дураку волшебной сказки. Он младший в семье, отрешен от хозяйственных дел, очень добр. «Был-жил старик со старухою; у них было три сына: двое — умные, третий — Иванушка-дурачок. Умные-то овец в поле пасли, а дурак ничего не делал, все на печке сидел да мух ловил» (Аф., № 400).
Если доброта, отсутствие практицизма в Иване-дураке волшебной сказки идеализируются, составляют свойства, отличающие его от других персонажей, то у героя бытовой сказки эти качества пародируются: безмерная доброта оборачивается глупостью, отрешенность от практических дел — бесхозяйственностью. Юмористическое отношение к герою составляет основной эмоциональный тон произведения. Посылают дурака на базар за покупками. «Дурак купил соли, говядины и горшков пять либо шесть. Идет домой, глядь — собака на озере воду лакает. «У, родная моя, — закричал дурак, — зачем без соли пьешь!» Взял да и высыпал всю соль в воду. Идет дальше; вороны увидали говядину, так и вьются над ним да кричат: карр! карр! Дураку показалось, что они величают его Карпом, взял да говядину и раскидал: «Кушайте, родимые!» Идет да идет; по дороге верстовые столбы стоят. «Эх, мои братцы без шапок стоят!» — сказал дурак и понадевал на них горшки.
Воротился к братьям и рассказал все, что сделал; братья обругали его, как надо, и велели сидеть дома: «Ты-де, дурак, никуда не годишься!» (Аф., № 401).
Е. М. Мелетинский считает, что в подобных сюжетах пародируются отжившие религиозные представления и мифические мотивы[94]. Однако бытовой сказкой этот смысл давно утерян. Как правило, отмечает тот же исследователь, «уже в чисто анекдотическом сюжете о дураке и березе есть некоторая двойственность. Хотя совершенно ясно, что дурачок по глупости принимает скрип ветвей березы за разговор, тем не менее он находит в дупле клад. Подобные сказки дают двойственное освещение типу глупца. Он глуп, как и в других анекдотах, но ему везет, ему благоприятствует судьба»[95].
Таким образом, Иванушка-дурачок, с одной стороны, изображается как глупец, но с другой — он близок народным представлениям о юродивых. Безумные поступки Иванушки-дурачка
