Затем внесли в храм другие подношения, и Синаххериб первым вошёл вовнутрь него. За ним последовали Адармелик и Шарецер, и только после них вошли жрецы и некоторые военачальники.
Синаххериб прошёл чуть вперёд, встал перед скульптурой бога удачной войны и начал молиться, закрыв при этом глаза. Молился он на этот раз не стоя, а почему-то встал на колени. Делал это он усердно и истово. И молился минут пятнадцать… И тут Адармелик, переглянувшись с Шарецером, выхватил из-под плаща кинжал и первым с криком «будь ты проклят!» подскочил к отцу и ударил его в спину остриём лезвия. За Адармеликом тут же последовал и Шарецер.
В итоге оба сына Синаххериба нанесли отцу больше тридцати ножевых ранений, половина из которых оказались смертельными. Захлёбываясь в крови, Синаххериб почти мгновенно испустил дух. Никто из тех, кто находился в тот момент в храме, не посмели разоружить разъярившихся царских сыновей. К Асархаддону его сводные братья подослали наёмных убийц, но их всех перехватили и обезвредили.
В эти трагические дни как никогда проявился железный характер Накии.
И уже под её влиянием Асархаддон взял себя в руки и тоже стал действовать решительно.
* * *
Преступлению Адармелика и Шарецера все ужаснулись, и они не получили сколько-нибудь значимой поддержки при дворе. На их сторону не встала армия, и братьям пришлось бежать сломя голову на Север и просить убежища в Урарту.
Урартцам было выгодно поддержать смуту в соседней державе, но разжечь по-настоящему гражданскую войну в Ассирии Адармелику и Шарецеру так и не удалось. Они собрали под свои знамёна только пять тысяч человек из эмигрантов, прятавшихся у урартцев, и с ними рискнули выступить в сторону Ниневии, надеясь, что у них найдутся сторонники и внутри имперской столицы, однако Асархаддон с большой армией выступил им навстречу.
Братьев-отцеубийц он застал ещё в приграничье, на верхнем Евфрате, у города Мелида. Их небольшая армия даже не стала биться и сдалась Асархаддону. Ну а Адармелик и Шарецер, чтобы не попасть в руки сына Накии, закололи друг друга мечами.
Асархаддон распорядился не предавать их трупы земле, а бросить на съедение гиенам.
Вот через что пришлось пройти Накии, чтобы достичь своего нынешнего блестящего положения.
* * *
У царицы-матери выработались не только железная воля и мужской характер, но ещё и трезвый ум, она многое предвидела и умела, как никто другой, всё рассчитать наперёд. Она буквально за руку привела к власти старшего сына, он её слушался и, по сути, она стала его соправительницей. После этого ей можно было поставить в заслугу не мало хороших дел, но вот одно из них явно выделялось и прославило её имя на века…
Она убедила сына восстановить легендарный Вавилон. Тот самый, который был до основания разрушен её мужем, и за каких-то три года этот важнейший экономический и культурный центр всего Ближнего Востока, как птица Феникс, возродился. И даже стал краше прежнего.
Восстановлением города занимались под руководством выдающегося ассирийского архитектора Арди-аххеша, и именно ему этот город был обязан своим нынешним блеском. По чертежам Арди-аххеша в том числе воссоздали зиккурат при Эсагиле (при главном храме Вавилонии). Так называемую башню Этеменанки. Высота этой башни превысила 135 локтей (90 с лишним метров), и её впоследствии стали называть Вавилонской башней (выше её были тогда на Земле только Большие пирамиды в дельте Нила).
Также по совету Накии были восстановлены или расширены привилегии и других самых крупных ассирийских и вавилонских городов, таких, как Кальха, Харран, Арбелы, Сиппар, Борсиппа, Ниппур, ну а Ашшур полностью освободили от всех налогов и даже теперь он пользовался судебным иммунитетом.
В империи строились или обновлялись многочисленные храмы. И ещё, именно по совету матери Асархаддон приступил к завоеванию Египта, который после разгрома кушитов он, в конце концов, и присоединил. То есть можно вполне обоснованно утверждать, что после убийства Синаххериба, Накия начала наконец-то пожинать плоды своей выдержки, однако она не почивала на лаврах, отнюдь нет, ведь её деятельная натура не терпела никакой праздности.
Ну а Асархаддон, за всё время одиннадцатилетнего правления, по всем важнейшим вопросам советовался с матерью, и зачастую за ней оставалось последнее слово. В какой-то степени её можно было сравнить со знаменитой Шаммурамат (греческий вариант её имени – Семирамида, – прим. авт.), о которой на Древнем Востоке до сих пор слагались многочисленные легенды. Но если Шаммурамат была соправительницей и несколько лет делила власть с собственным сыном Ададом-нирари III, то Накия возвела на трон ещё и внука, и Ашшурбанапал также с нею во всём вынужденно считался.
Получалось, что эта во всех отношениях выдающаяся женщина на протяжении тридцати с лишним лет заправляла всеми делами в Ассирийской империи в пору её наивысшего расцвета.
* * *
Накия постоянно рисковала жизнью, находясь рядом с таким правителем, каким был её муж, ведь не случайно он носил нелицеприятное прозвище Бесноватый, и это заставило её оттачивать своё мастерство управлять людьми. Накия развила свой талант и довела его до совершенства. И уж если она приручила Синаххериба, то сыном управлять ей было тем более не сложно.
А вот теперь настала очередь и внука.
Накии было важно, чтобы Ашшурбанапал не отбивался от рук, да тут ещё она переживала за племянницу, единственную дочь младшей сестры. Поэтому-то она и стала неодобрительно воспринимать новое увлечение царственного внука, хотя к этой рыжеволосой девице, поэтессе-лидийке, она поначалу по серьёзному и не отнеслась. Сколько уже прошло через руки Ашшурбанапала фавориток! Всех их и не упомнишь! Не она первая, не она и последняя! Накия видела эту девицу всего-то раз десять, и то мельком, и со слов учёного Набуахиарибы, наставника царя и опекуна, а теперь и приёмного отца Аматтеи, у неё сложился, как ей казалось, вполне законченный образ этой девицы. Эта лидийка была очень мягкой, а ещё, как и все творцы, утончённой, нервной и чрезвычайно впечатлительной натурой. И эта девица тяжело переживала несчастную любовь к мидийскому принцу.
Ну а после краха её первой любви, когда ей пришлось спешно покинуть ставшую для неё негостеприимной Мидию, она нашла утешение уже в новом чувстве, которое кажется теперь у неё зарождалось по отношению к Ашшурбанапалу.
Но в этом чувстве со стороны Аматтеи явно не хватало самого главного- страсти.
* * *
Да, эта лидийка, быть может, и талантлива, и даже очень неплохо сочиняет стишки, ею многие восторгаются, но она не претендует ни на что и вполне довольна своим нынешним положением. Накии казалось, что это очень даже
