Работа хорошая, смены легко сдвигать, с учебой совмещать получается, и платят для нашего города неплохо. Но чую, долго я тут не протяну и придется искать новое место. Таня работает здесь давно, знает других девочек, и, если захотят, они с легкостью могут обернуть ситуацию так, что крайней в пропаже окажусь я. И фиг отмажешься потом.
Спустя двадцать минут сменщица выходит из подсобки и встаёт за кассу.
— Нашлась недостача? — спрашиваю у неё.
— Да.
Больше до конца смены мы не разговариваем.
Хоть я и получила своё, поставила эту змею на место, чувствую, мне ещё аукнется это. Теперь каждый раз, приходя на работу, я буду подсознательно ждать, когда мне всадят нож в спину.
В универ приезжаю на взводе.
Помимо работы, настроение портит нескончаемый поток сообщений от Соколова. Мне кажется, он опять напился и неадекватен. В автобусе, по дороге на учебу, меня обругала какая-то старая карга, потому что, задумавшись о своём, я не сразу передала водителю её деньги за проезд.
Вбегаю в аудиторию уже со звонком, обгоняю преподавателя лишь на каких-то несколько шагов, и то, по всей видимости, он даёт мне это сделать. После того как дверь закрывается, входа на его занятия нет.
Падаю на своё место и, не отдышавшись, лезу за ноутбуком в сумку. Достаю также бутылку воды и блокнот для записей.
Телефон выключаю.
Обвожу взглядом притихших в ожидании лекции одногруппников и ребят с поточного курса. Гейдена нет.
Хоть где-то сегодня везёт.
Открыв документ на ноуте, начинаю записывать за преподавателем.
На перемене спускаюсь к кофейному автомату и беру чёрный американо, отдающий помоями. Совсем не тот кофе, которым угощал меня сегодня утром красавчик бариста в ТЦ, но, чтобы не заснуть на предстоящем семинаре у куратора, мне нужен допинг. Хоть какой.
Зевнув, захожу в аудиторию и сбиваюсь с уверенного шага.
Сердце — предатель! — сладко замирает, а глаза впиваются в фигуру в чёрном, сидящую на нашем месте.
Чёрт!
На моём месте у окна!
Я не видела его с вечера у родителей Саши, когда он уехал оттуда в компании Вики.
Сначала облапал меня, чуть не поцеловал, а потом трахал её. Ну не в карты же играть он с ней поехал, действительно?
Внутренности обжигает кислотой, и виной тому не дрянной напиток у меня в руках.
Ненавижу Гейдена и… и я достаточно честна перед собой, поэтому признаю — ревную.
Не должна его ревновать, я даже думать о нём не должна. Но как объяснить, что на него я злюсь в разы больше, чем на Сашу?
Лицо Мира опущено, на глазах чёрные зеркальные очки, которые он не трудится снимать в помещении. Одногруппники поглядывают на него с опасением, ещё не успели привыкнуть к чужаку. Плюс Мир со всеми держится в его излюбленной хамовато-отстранённой манере.
На столе перед парнем лежит огромный букет кроваво-красных роз.
Какая пошлятина.
Будто почувствовав, что я вошла в помещение, чуть приподнимает голову и смотрит поверх затемнённых стёкол прямо на меня.
Вздохнув, поправляю на плече сумку и иду к нему. То есть не конкретно к нему, а к своему месту!
— Что бы ты ни выкинул сегодня, знай — я не в настроении, — говорю я. — Вставай, я хочу сесть у окна.
— Проходи, — лениво произносит Гейден, даже не думая двигаться или выполнять мою просьбу.
Мог хотя бы коленки сдвинуть в сторону!
Делаю глубокий вдох, борясь с желанием опустить на его чёрную макушку свой кофе. Пытаюсь восстановить дыхание и не сорваться, превращаясь в бешеную суку.
Смотрю на красные бархатные цветы, потом на ухмыляющиеся тонкие губы. Скольжу взглядом ниже, на две серебряные цепочки, болтающиеся поверх чёрной футболки, и на неровный фиолетовый засос, украшающий мужскую шею.
Он с ней переспал…
А ты на что надеялась? Что Мирон Гейден будет ждать, пока ты раздвинешь перед ним ноги, и соблюдать целибат?
Мир понимает, куда я смотрю, и чуть приподнимает брови.
Самовлюблённый говнюк.
Сажусь на стол и, перекинув ноги, оказываюсь по другую сторону, рядом с Мироном. Предусмотрительно отодвигаю свой стул подальше и, достав ноутбук, отгораживаюсь от парня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
У меня от его близости звенит в ушах, теплеет низ живота и волоски на коже дыбом. Я напряжена до предела своих возможностей.
Ноздри щекочет тонкий аромат роз, и я скашиваю взгляд на цветы. Они меня раздражают.
Это для Вики? Она настолько хороша в постели? Настолько его впечатлила, что сам Гейден снизошел до букета? Если и так, готова поспорить — это первый букет в его жизни.
— Это тебе, — словно прочитав мои мысли, говорит Мирон и двигает цветы в мою сторону.
Мозгом понимаю, что не должна так остро реагировать на его близость. Но как только Мирон вторгается в мою зону комфорта, все чувства в разы обостряются. Все системы и выдержка сбоят и летят к чертям.
Хочу дотронуться до него, хочу забраться на его чёртовы колени и впиться в его губы своими. Почувствовать его язык, его руки, его вкус.
— Мне? — спрашиваю сипло. — Красивые. Спасибо.
— Это извинения. — Горячее дыхание обжигает щёку, а на моё колено ложится чужая рука. — Не от меня.
Меня словно током бьёт. Он опять меня касается и будто продал душу дьяволу, потому что тут же порождает во мне самые низменные желания.
Нужно отстраниться и надавать ему оплеух. Пусть держит свои клешни при себе, а этот букет засунет Соколову в задницу.
Мирон стискивает мою ногу пальцами, не давая вырваться, а я не могу сделать это слишком явно, потому что куратор уже зашёл в аудиторию и объявил тему семинара.
— Отвали… — шиплю.
— Кто же так извиняется перед любимой? — тихо произносит Мирон. Его губы почти касаются моего уха, ладонь ползёт вверх по бедру и останавливается у развилки. — Цветы, цацки, подарки. Он тебя покупает. Тебе это нравится?
Я вся горю. Внутри долбаный пожар, в животе спазмы, а бельё опять мокрое.
Подняв осоловелый взгляд на парня, облизываю губы, прикусывая нижнюю.
— Да. Нравится…
И я сейчас не об извинениях Соколова говорю.
— Знаешь, как бы я извинился перед тобой за свой косяк? — шепчет Мир.
Его пальцы почти касаются моего лобка. Свожу колени вместе, перекрывая ему доступ к чувствительным точкам.
— Как?
— Я бы трахал тебя языком до тех пор, пока ты не взмолилась бы о пощаде. Вот каких ты заслуживаешь извинений, Лина. А не долбаных цветов.
Мирон с силой вжимает пальцы в мою плоть, выбивая из меня тихий стон, и убирает руку.
Отворачивается от меня и шире разводит колени. Мой взгляд соскакивает с его бесстрастного лица на пах, и я сглатываю.
Он чертовски возбуждён и не собирается этого скрывать.
15
За окном завывает ветер, по стеклу хлещут струи дождя, стекая вниз неровными влажными дорожками. Тонкий аромат роз щекочет ноздри, вызывая внутри то волну раздражения, то тошноту.
Я уже трижды сбивалась с мысли и теряла связь с речью лектора. Всё потому, что Мирон продолжает действовать мне на нервы лишь одним своим молчаливым присутствием.
Как выкинуть из головы мысли о его грязном языке между моих ног?
Кидаю злобный взгляд на профиль Гейдена. Чёлка длинными чёрными прядями падает на его лицо. Мир смахивает непослушные волосы ладонью и тяжело, прям по-страдальчески вздыхает.
Он, в отличие от меня, учебой не озабочен и даже не делает вид, что слушает лектора. Перед ним ни тетради, ни ноутбука, лишь тонкий смартфон, по экрану которого он лениво водит пальцами.
Иногда Мирон приподнимает голову, ловит меня за подглядыванием и криво ухмыляется. Он опять придвигает свой стул вплотную к моему и не даёт отодвинуться. Наши бёдра соприкасаются, как бы я ни старалась избежать телесного контакта. Жар его тела обжигает через два слоя ткани: его и моих джинсов — и мягкой томительной истомой бежит по венам. Невозможно так хотеть и одновременно ненавидеть человека.
