Опять это бесстрастное лицо. И голос по-прежнему механический.
– И чтобы все это вычислить, надо сидеть в утлой лодке под дождем посреди Древвикена? Ты ведь уже несколько раз это проделывал!
– Мне нужна твоя помощь, чтобы понять ход их мыслей.
Одной ногой он стоял на мостках, другой – в лодке, она тоже шагнула в лодку, с двумя непромокаемыми накидками в руках. Подала ему одну:
– Пригодится, ожидается ухудшение погоды.
Бронкс дважды дернул стартер, чтобы запустить винт. Оттолкнулся от мостков, дальше путь лежал через усталые камыши, которые знали, что лето миновало, и безропотно склонялись вперед, к открытой воде.
На коленях у него лежала разложенная пластиковая карта, лодка медленно шла мимо островков под названиями вроде Кроличий и Муравьиный, судя по почти неразборчивым надписям. Бронкс чуть придерживал румпель, держа курс мимо берегов, поросших елями и соснами, иногда над деревьями виднелись верхние этажи серых высоток, а не то черепичная крыша особняка, построенного в прибрежной полосе, когда это еще разрешалось. Потом Древвикен сузился, стал протокой, и по левому борту потянулся буйно заросший дикий берег – нетронутый, где располагался безмятежный природный заказник Флатен, с хвойным лиственным лесом и мелкими коллективными садами, а по правому борту – плотная жилая застройка, беспокойный муравейник дорог, маленьких домишек и бетонных зданий. Для лодки, плывущей в безопасной темноте, протока была достаточно узкой, чтобы причалить к любому берегу, несильно меняя курс.
– Какой берег выбрала бы ты?
Санна сначала посмотрела на карту, потом кивнула на берег с домами.
– Вот этот.
– Я тоже.
Джон направил суденышко ближе к берегу – убегающий преступник стал бы менять курс как можно чаще и где-то здесь выбрал бы место, чтобы исчезнуть.
– Я проверил, заявлений о краже лодок из этого района не поступало.
– А если лодка была их собственная? – Санна глянула на карту. – Тут… пять, восемь, одиннадцать… пятнадцать лодочных пристаней. Если у них есть своя лодка, они могли уплыть куда угодно.
– Эти парни не оставили бы лодку у причала… не такие они люди, они все за собой подчищают.
Подлетают любопытные чайки, на миг нарушают тишину истошными криками.
– Такие грабители всегда избавляются от транспорта, на котором бежали. И если это лодка, ее топят. Бухточки, заливы, мостки, купальни: каждый метр побережья – место высадки. Кто-то их ждал, с другой машиной.
– А может, и нет.
Джон улыбнулся. Они по-прежнему думали одинаково. По крайней мере, как полицейские.
– А может, и нет. Если не было нужды бежать дальше. Если это была последняя остановка. Если они живут где-то неподалеку.
Он кивнул на узкую полоску берега за раскидистым деревом, чьи ветви свисали в воду.
– Было часов семь-полвосьмого. Берег уже скрылся в темноте, и где бы они ни причалили, кто-то наверняка направлял их световым сигналом.
Два зайца метнулись по скалам, до смерти перепуганные приближающейся лодкой.
– Та-ак… и что же произошло, как ты думаешь? – спросил Бронкс.
– Как думаю?
– Нуда.
– Ты знаешь, Джон, я никогда домыслов не строю… я зануда, фиксирую только то, что могу твердо подкрепить данными криминологического исследования.
– Но что ты видишь? Что думаешь? Если б тебе пришлось… предположить?
– Это ты можешь предполагать. И даже должен, такая у тебя работа. А я не предполагаю. Я выявляю улики и факты, такая у меня работа.
– А если я хочу знать, что думает Санна, а не что выявил криминалист?
– Не люблю спекуляций, – сказала она, помолчав и тряхнув головой.
– Мы посреди озера, кроме меня, никто не услышит.
– Санна думает, что двое мужчин – поскольку нам известно лишь о двух преступниках, – совершившие нападение и ограбившие инкассаторский автомобиль, уже делали что-то подобное раньше и понесли наказание. Абсолютно все их действия говорят об этом: стрельба, жестокость, целеустремленность, готовность идти на риск.
Они дрейфовали к берегу, вокруг торчали камни, и Бронкс снова вывел лодку на открытую воду.
– И… Санна знает, о таких вещах всегда идут разговоры. За стенами. – Впервые она по-настоящему смотрела на него. Знала, что он знает, о чем она говорит. – Людям, сидящим под замком, делать в общем-то нечего. Верно, Джон?
Она принадлежала к числу тех немногих, с кем он был достаточно близок, чтобы рассказать.
– Тебе надо поговорить не со мной. И ты это знаешь. Тебе надо съездить туда, поговорить с ним.
– Нет.
– Почему нет?
– Это ничего не даст.
– И все-таки надо…
– Нет.
Они как раз миновали лесную тропинку, что вела вдоль берега Скугоса с его высотками, и контраст проступил со всей очевидностью – тишина, красота, хрупкость рядом с чем-то тревожным, уродливым, жестоким.
– Ты не изменился, Джон.
– Ты тоже.
Каждый день. Она жила в его голове, в груди, упорно жила там, как он ни старался от нее избавиться. Не мог он выбросить ее из мыслей. Десять лет. Встречались они лишь два года, прожили вместе год, но оба в ту пору были молоды, и год длился дольше.
– Я обрадовался. Когда оставил потрясенного инкассатора, прошел к мосткам и увидел тебя.
Он пытался завести новые отношения, особенно в первые годы после расставания, но она все время становилась преградой, и женщины, с которыми он встречался, замечали, что соперничают с кем-то, кого уже нет, но его тень упрямо не желает уйти.
– Ты правда не изменился, Джон. Черт побери… ты поэтому потащил меня под дождь, в эту паршивую лодку?
– Я думаю о тебе… каждый день.
– Я о тебе не думаю никогда.
Тогда ушел он. А она горевала. Но когда отгоревала – выбросила его из своей жизни.
– Это все, Джон?
Он молчал, снова мальчонка, понятия не имеющий, как люди разговаривают друг с другом, – куда делся детектив, понаторевший в общении и аналитических приемах.
– Может, станем опять полицейскими? Даже сделаем вид, что эту поездку на лодке ты предложил, чтобы продвинуться с расследованием?
Он вяло кивнул.
– В таком случае… – Она опять взяла в руки карту. – …мы знаем, что нет ни одного свидетеля, видевшего, как они отплыли. Кроме того, мы знаем, что, хотя были задействованы криминалисты, собаки, вертолеты и перекрыты дороги, ни малейших следов не найдено. Это место наверняка хорошо им знакомо – вот единственное преимущество, каким они точно располагали.
Протока расширилась, они вернулись на открытую воду. А через сорок пять минут снова причалили к мосткам. Бронкс смотрел мимо нее, впервые за всю поездку.
– Тебе надо вернуться туда, Джон, и продолжить поиски.
24
Аннели припарковала прокатную машину прямо у шлагбаума с большим висячим замком, неподалеку от шоссе. Прокатный “вольво 240”. Красный. Самый обычный в Швеции автомобиль.
Она упаковала все содержимое кухонных шкафов и прошлась по комнатам, между штабелями картонных коробок. Они переезжают, но не так, как она надеялась. Правда, он обещал. Один только год. И тайком от него она несколько раз съездила в престижный район Сальтшёбаден, прогулялась в одиночестве среди огромных домов с огромными садами, там столько же комнат, сколько у них картонных коробок, и она не сомневалась, что, как только они заживут вот так же, Себастиан предпочтет жить с нею. Аннели достала мобильник, набрала номер.
– Здравствуй, дорогой, что ты сегодня делал?
– Катался на велике.
– Под дождем?
– Дождь был несильный. Здесь, у нас.
Порой, когда нервничала, она звонила Себастиану, и это всегда ее успокаивало.
– А здесь поливает.
– Угу.
– Я в лесу… грибы собираю. И думаю о тебе, мой дорогой. Знаешь, в следующий раз, когда приедешь к нам, у тебя будет собственная комната.
– О’кей.
– И Лео повесит для тебя во дворе баскетбольную корзину.
– О’кей. Ну, мне пора идти.
– Но…
– Папа уже надел ботинки. Пока-пока.
– Обнимаю и целую, скоро… – Он уже отключился. Электронная тишина. Вот это хуже всего. – … увидимся.
Она была все так же одинока, а лес все так же мрачен, бесконечный деревянный гроб, пахнущий гнилыми плодами и землей.
Аннели застегнула плащ, заправила брюки в резиновые сапоги и зашагала по мху и мокрым листьям, с корзинкой для грибов в правой руке. Раньше она никогда не собирала грибы. Вон один, коричневый; наверно, боровик, подумала она, срывая его. А вот еще один, желтый, лисичка – этот она узнала.
Внезапно послышался лай.
Собака. А может, и две или три. Причем рядом. Она не одна.
Аннели сорвала еще несколько грибов, белых и почти черных, – дно корзинки надо покрыть, если она хочет выглядеть грибником, так не раз повторил Лео. Он инструктировал ее точно так же, как обычно инструктировал братьев, и ей очень нравилось внимательно слушать и делать, как он хотел.
Снова лай. На сей раз еще ближе. Большая собака, вероятно немецкая овчарка, причем не одна. Лаем предупреждают кого-то.
