– Феликс… я назначил дату, час и место.
Последние искры – и задняя стенка сейфа отвалилась.
– Банк в Сведмюре, одиннадцатого декабря, в среду.
Лео повернул кодовый замок, открыл сейф и сквозь отсутствующую теперь заднюю стенку посмотрел на Феликса.
– А затем два банка одновременно – второго января, в четверг.
На свободной половине верстака Лео развернул кусок черного бархата, отмерил и разметил по изнанке белым мелком. Вооружившись острыми ножницами, раскроил ткань.
– Я нашел это место. Два банка с общей стеной. Городишко с маленькой площадью посредине, можно буквально подъехать к входной двери.
– Пути отхода?
– Выбирать тебе. Большая магистраль – шоссе номер семьдесят три. Или сотни малых дорог – и все они ведут сюда.
Тюбик слегка подсох, Лео отколупнул затвердевший сгусток, а затем маленьким валиком нанес молочный тканевый клей на внутренние стенки сейфа.
– Где?
– Эсму.
– Эсму?
– Угу.
– В таком случае… поедем мелкими дорогами. Через Веггарё и Суннербю. Или через Сурунду. Малые дороги, ведущие в Тумбу.
Бархатные квадраты легли на смазанные клеем внутренние стенки.
– Эсму, Лео? И… какого черта ты там делал?
Они сидели по обе стороны большого сейфа без задней стенки, так что глаза не очень-то и спрячешь.
– На разведку ездил.
– Ты был там. – Феликс сверлил брата взглядом. – Лео?
А брат старался смотреть в сторону.
– Ты был у него. У этого старого мерзавца!
– Да. Был.
– Зачем?
– Деньги. Я ему задолжал. Ты же знаешь, верно? Я вернул долг. Чтоб больше об этом не слышать.
– Ни хрена мы ему не задолжали, Лео, пойми наконец! Да и заплатить можно было когда угодно!
Остался последний лоскут бархата. Лео приклеил его на место задней стенки сейфа.
– Так вышло.
– Черта лысого так вышло Ты хотел ему рассказать!
– С какой стати?
– С какой стати? С какой стати?! Я знаю тебя, Лео. Знаю, как у вас заведено. Он впихивает тебе в голову кучу всякого дерьма, так оно и идет.
– Ты чего разошелся? Забудь об этом, Феликс.
– Отлично. Забуду. Все забуду. Забуду Сведмюру, братишка. Забуду этот хренов Эсму. Всё, выхожу из игры. Прямо сейчас.
Феликс был на полпути к выходу из гаража, когда Лео схватил его за плечо.
– Черт подери, Феликс, остынь.
– Лео, неужели непонятно, почему я так себя чувствую? Ты же знаешь… ничего бы не случилось, если б я не открыл дверь.
– Какую еще дверь?
– Я открыл ее. Тогда. Когда наш сволочной папаша едва не убил маму. Я открыл дверь. Я впустил его.
– Ты не открывал.
– Я открыл и…
– Дверь открыл я.
– Лео, мне, блин, не до шуток.
– Мне тоже. С какой стати тебе открывать дверь… ему?
– Может, я не знал, что это он.
– Ты бы никогда не открыл дверь. Ты всегда ужасно боялся того, что может случиться. Память тебя подвела. Дверь открыла.
– Ты? Ты прыгнул ему на спину, как мартышка. Ты стал между ними. А я… Я открыл дверь и впустил его! Тогда я и решил, Лео! Никогда больше! Слышишь? Обещай мне…
– Что обещать?
– Обещай, что не будешь видаться с ним, пока я за рулем обеспечиваю отход!
– Я…
– Обещай мне. Обещай!
Они долго стояли, глядя друг на друга. Лео положил и другую руку на плечо Феликса.
– О’кей. Обещаю. Доволен? Обещаю никогда больше не контачить со стариканом. – С легкой улыбкой на губах Лео чуть встряхнул брата за плечи, которые были пошире его собственных. – О’кей, Феликс? Доволен? Больше никогда.
– Если мы опять с ним свяжемся, Лео, он сломает все, все, что мы построили.
Бронкс позвонил в дверь. Забавный звонок, в форме цветка. Он решил действовать так же, как с Жиртрестом из Якобсберга и Наркошей с Санкт-Эриксгатан, – задать вопросы, особо не связанные с его конкретной целью, но так он получит нужные ответы: что за человек ты теперь? На что способен? Где находился 19 октября между 17:54 и 18:14?
Грузные шаги. Тень на рифленом дверном стекле. Поворот замка.
– Здравствуйте, я…
– Стива нет дома.
Мужчина был куда крупнее, чем Джон ожидал. Не выше, не сильнее, просто крупнее, как иные люди, когда стоишь близко. Темные волосы, зачесанные назад, немытые, вдобавок пышные баки – этакий патлатый Элвис Пресли.
– Он здесь хозяин. А я всего лишь квартиросъемщик, так что приходите попозже.
Корявая рука легла на латунную ручку, собираясь закрыть дверь, две костяшки заметно впалые, как бывает у отъявленных драчунов.
– Мне нужен не Стив. Я ищу Ивана Дувняка.
Бронкс предъявил полицейский значок, дюжий мужик бросил на него беглый взгляд.
– Джон Бронкс, городская полиция. – Он посмотрел на мужчину, потом кивнул на соседние дома слева и справа, тоже окруженные большими садами. – За последние недели к нам поступило несколько заявлений о взломах в этом районе. Вы не заметили ничего необычного?
– Поэтому полиция ходит по домам?
Тот же тон, что у Наркоши и у Жиртреста. Эти люди привыкли открывать дверь полицейским, иметь дело с правоохранительной системой в судах, садиться в тюрьму. Вечно подозрительные, вечно предчувствующие, что их заранее обвиняют. Иной реакции Бронкс и не ожидал.
– Да, можно и так сказать.
– И какого черта вам надо от меня?
– Я показал вам значок. И теперь хочу увидеть ваши документы.
– Нет у меня документов.
– Даже загранпаспорта нет? Ничего?
– А на что он мне? Разве это обязательно? Я что, должен стоять тут и предъявлять документы каждому легавому, который стучит в дверь?
Они стояли на узком крылечке почти вплотную друг к другу. Примерно на этом этапе разговора Наркоша и Жиртрест начали отвечать на вопросы, нашли документы – они тоже чувствовали себя обвиняемыми, но хотели, чтобы их вычеркнули из списка подозреваемых.
– Возможно, чтоб быть частью общества?
– Я снимаю здесь этаж. Но я не часть никакого вонючего общества.
– А автомобиль вон там?
Бронкс показал рукой на подъездную дорожку и ржавый старый “сааб”, из заднего окна которого торчали малярный валик и складная стремянка.
– Ваш? В таком случае у вас наверняка есть права.
Мужчина провел рукой по элвисовской шевелюре.
– Думаете, я домушник? Так?
– Я бы хотел знать, где вы были девятнадцатого октября с семнадцати тридцати до восемнадцати тридцати.
Короткий смешок.
– Какой же домушник орудует с пяти до семи? – Здоровяк, занимавший столько места, сделал полшага вперед. – Что было, то было. Случалось, я терял контроль. Но чтоб воровать… за каким чертом, по-вашему, мне вламываться в чужие дома и тырить ихнее барахло? Я взломами не занимаюсь. Я дерусь. В ваших бумажках наверняка так и написано.
Джон Бронкс с места не сдвинулся. Сперва пусть предъявит документы.
Ты избивал жену. Использовал насилие, чтобы подчинять людей. Мне в твое дело заглядывать незачем, я и так все знаю.
– Ладно. Хрен с вами. Но после этого вы уберетесь в свою хренову полицейскую тачку.
Оставив дверь открытой, мужчина пошел по коридору, видимо на кухню, где на столе виднелась стопка билетов лото и две бутылки вина, а на спинке стула висел серый пиджак, из внутреннего кармана которого торчал потрепанный бумажник.
– Спасибо.
Бронкс взял пластиковую карточку. Водительские права. ИВАН ЗОРАН ДУБНЯК. Выданы семь лет назад, действительны еще три года. Он вернул карточку владельцу.
– Могли бы сразу показать.
– Ас какой стати? Вы являетесь сюда, в мой дом, с предвзятым мнением. Хотя прекрасно знаете, что последние десять лет за мной ничего нет. И я не какая-нибудь поганая крыса, чтобы лазить по чужим домам.
– Кто-нибудь может это подтвердить?
Они стояли почти вплотную друг к другу. Но то-то и оно, что почти. Иван Дувняк придвинулся еще ближе, тряхнул головой, выпятил подбородок, глаза как буравы. Давненько Бронксу не доводилось играть на службе в подобные силовые игры.
– Вы норовите вывести меня из равновесия. Может, так и случится. Если станете продолжать.
– Вы мне угрожаете?
– Думайте как хотите, черт побери.
– Кто-нибудь может подтвердить, где вы находились вечером девятнадцатого октября?
– Стив может.
– Стив?
– Домохозяин мой. Он живет на втором этаже. И может подтвердить. Позвоните ему. Он работает… звоните на готландский паром.
Вниз по ступенькам, по плитам дорожки к калитке и машине. Можно не оборачиваться. Бронкс спиной чувствовал взгляд за занавеской.
У него было семнадцать вариантов, осужденных и вышедших на свободу, преступников и бывших преступников. Он составил список и вычеркнул их одного за другим. Этот был последним. И он ему поверил. Иван Дувняк дрался, но не воровал.
Джафар и Гобек были где-то еще.
* * *
Ступеньки неизменно скрипели, когда он поднимался наверх, но когда шел вниз, почему-то молчали. В кухне у Стива на табуретке возле плиты лежали газеты двух-трехдневной давности, Иван забрал их, достал из шкафа под мойкой несколько еще более старых, приготовленных в макулатуру.
