— Что заставило вас поселиться в этой части Англии? — спросил он.
Застигнутая врасплох таким поворотом разговора, Люсинда не сразу нашлась что ответить. Чтобы скрыть свое смущение, она сделала необдуманный ход слоном.
— Я увидела объявление о сдаче в наем этого дома в «Таймс». Звучало очень заманчиво.
— Вы храбрая женщина, миссис Грэм. — Намек на улыбку придал его суровому лицу что-то чувственное.
Она едва удержалась, чтобы не вздохнуть.
— Храбрая?
— Да. — Он наклонил голову набок. — Живете одна и не жалуетесь.
Она не удержалась и скривила губы.
— У меня почти не было выбора. Взгляд его зеленых глаз пронзил ее.
— Вы не думали о том, чтобы поехать на север, к вашему брату?
Он не забыл того, что она как-то сказала.
— Нет. Мы с ним не ладим.
Он бросил взгляд на стол в другом конце комнаты.
— К счастью для меня, полагаю.
Снова намек на улыбку, от которой останавливается сердце, и во взгляде что-то похожее на тепло.
Жар пробежал по ее венам. Сердце подпрыгнуло, потом бешено забилось. Она стиснула руки на коленях, чтобы скрыть их дрожь.
— Кажется, ваш ход, милорд.
Невероятно, но он улыбнулся, открыто, весело. Сердце ее замерло.
— Вы имеете в виду шахматы?
— А что еще я могу иметь в виду? — парировала она, презрительной усмешкой защищаясь от этого демонстрирования обаяния, прекрасно понимая, что он говорит о своих вопросах, похожих на выпады рапиры, и о ее быстром парировании этих выпадов.
Он сделал ход слоном и блокировал ее короля.
— Шах.
От этой явной дерзости у Люсинды перехватило дыхание. Она позволила ему отвлечь себя, и вот результат. Попалась. Оставалось несколько ходов, но все они вели к одному. К его победе.
Она коснулась короля, обдумывая игру.
— Очень любезно с вашей стороны, миссис Грэм, — пробормотал он.
— Вы настоящий мастер, милорд. Он поморщился.
— На Пиренейском полуострове я частенько играл в шахматы. Зимой там почти нечего делать — только охотиться или играть в карты.
— Вы не любите охоту и карты?
— О нет, я охотился. — Он хохотнул. — Когда мяса не хватало, лишний заяц превращал обычную еду в пиршество.
— Тяжелая жизнь, — сказала Люсинда, подумав о брате и его коротких письмах домой.
— Зимой не так уж и плохо, — сказал Уонстед. — Если не считать скуки. — Он указал на доску. — Поэтому я и научился прилично играть в шахматы. — В уголках его глаз показались морщинки; когда он смеялся, его глаза были неотразимы. Люсинде захотелось потрогать эти морщинки. — Но вы не можете утверждать, что вы новичок, миссис Грэм. Вы применили хорошую стратегию с вашим ферзем. Заставили меня немного поволноваться.
Его великодушие пробило новую брешь в непроницаемой стене, которая окружала ее сердце.
— Благодарю вас, милорд.
— Вероятно, я должен дать вам шанс отыграться? Дразнящий свет в его глазах вызвал еще большее смятение в ее сердце. Она не нашлась, что ответить и улыбнулась. Его глаза округлились и вспыхнули жаром, все следы угрюмости развеялись, как туман в жаркий день. Ей хотелось потянуться через стол, положить ладони на его твердый подбородок, ощутить жар его кожи, запустить пальцы в темные кудри, падающие на воротник, прижаться к нему губами. Она представила себе, как его крепкие полные губы впиваются в ее губы, и мускулы внутри у нее сжались.
Его горячий взгляд разжигал огонь у нее в крови. Ничего подобного Люсинда никогда не испытывала.
Уонстед коснулся ее подбородка. Прикосновение обожгло ее.
Сердце у нее гулко стучало. Люсинде захотелось, чтобы он ее поцеловал.
Почему? Почему он ведет себя подобным образом? Считает ее дурнушкой, которая должна быть признательна за проявленное к ней внимание?
Люсинда отодвинулась, чтобы он не мог до нее дотянуться и не мог воздействовать на реакцию ее тела.
— Мне действительно пора идти.
— Спасаетесь бегством, миссис Грэм?
— Просто у меня много дел, милорд. — Она поднялась.
Он тоже встал.
— Приходите завтра. Она покачала головой.
— Викарий устраивает собрание, чтобы обсудить организацию предстоящего праздника.
— Тогда в пятницу?
— Я не могу оставить Софию.
В его глазах плясали изумрудные искорки.
— Возьмите ее с собой.
— Это исключено. Церковные счета — совсем другое дело. Викарий подотчетен приходским чиновникам. А то, о чем вы говорите, слишком личное. Вам нужна жена, милорд.
Он напрягся и замер. Прошло довольно много времени.
— У меня была жена, миссис Грэм. Была? Значит…
— Прошу прощения, милорд, — прошептала она. — Я не знала.
— Ваше сочувствие не по адресу, миссис Грэм, уверяю вас. Это моя жена заслуживает жалости.
Люсинде стало страшно. Она не знала, что и думать. Уонстед дернул шнурок звонка и пошатнулся.
Она посмотрела на остаток бренди в графине, стоявшем у его кресла. Должно быть, он выпил все, пока она сидела с миссис Хобб. Не потому ли он ею заинтересовался, несмотря на то, что она некрасива? Но во время игры в шахматы он казался совершенно нормальным. Стоит ему протрезветь, и он будет смотреть на нее совершенно другими глазами. Хорошо, что она это поняла.
Люсинда направилась к двери.
— Прошу вас, милорд, не беспокойте вашего дворецкого. Я знаю дорогу.
Заметив, что он нахмурился, Люсинда выскользнула за дверь.
Джевенс встретил ее в холле, держа в руках ее накидку. Прежде чем он успел заговорить, дверь библиотеки широко распахнулась.
Свет падал на лорда Уонстеда сзади, и лицо его оставалось в тени. Он прислонился к дверному косяку.
— Джевенс, попросите Альберта отвезти миссис Грэм домой, а потом принесите бренди.
— В этом нет необходимости, милорд, — сказала Люсинда. — Я могу дойти пешком.
— Я знаю, что вы можете дойти пешком, но вы поедете с Альбертом.
Он удалился в свое логово и захлопнул дверь.
— Лучше сделать так, как он говорит, миссис Грэм, — сказал Джевенс и пошел, шаркая, по боковому коридору.
Глава 7
Ему нужна жена. Ха. Хьюго смотрел на взятые и отданные шахматные фигуры. Неужели она намекала на себя, желая обрести положение в обществе? Нет, на нее это не похоже. Не потому ли он реагировал на ее слова так резко? Проклятие. Ему не нужна жена.
Но миссис Грэм ему нужна.
Он не винил миссис Грэм за склонность к уединению, но она казалась ему подозрительной. Ее выдавал загнанный взгляд, когда он расспрашивал ее, пытаясь узнать побольше, словно она ждала, что клетка захлопнется и ей из нее не выйти.