втроем? – спрашивает он, и я готов его придушить.
– Твои волосы выглядят идеально, – дразню я, как будто причина, по которой он не хочет фотографироваться, кроется в тщеславии. Он напрягается, когда я встаю рядом – я даже не прикасаюсь к нему, – и отодвигается, чтобы между нами было заметное расстояние. Зак улыбается, наклонив голову в противоположную от меня сторону. На фотографии этот промежуток между нашими телами выглядит еще больше.
– У меня есть вопрос, – спрашивает поклонница Зака, прежде чем они уходят. – Об… Энджоне? Это… правда?
– А? – переспрашиваю я. До этого момента я прекрасно понимал их акцент, но теперь понятия не имею, о чем она говорит.
– Энджон? – повторяет она.
Я моргаю.
– В чем заключается ваш вопрос?
– Это и был вопрос. Энджон? Да?
Я смотрю на Зака, который отвлекся на что-то в другом конце комнаты. Еще бы, как же иначе.
– Конечно? – неуверенно произношу я из вежливости. – Наверное?
Девочки разражаются воплями и направляются к очереди, чтобы встретить Джона и Энджела, а я шепчу Заку, сохраняя улыбку на лице:
– Я думаю, нам нужно поговорить.
– Ладно, если ты хочешь.
Он не очень хорошо справляется с ролью приятного собеседника.
– Встретимся в моем номере, когда вернемся? Чтобы поговорить, – быстро уточняю я, когда Зак снова напрягается.
– Звучит неплохо.
– Хорошо. До тех пор мы можем объявить перемирие? Ты ведешь себя слишком очевидно.
– Это я веду себя очевидно? Ты заставляешь меня фотографироваться с тобой, чтобы доказать свою точку зрения!
– Я не пытаюсь доказать свою точку зрения, я пытаюсь показать, что у нас все в порядке, – шепчу я, хотя, возможно, подразумеваю и то, и другое.
– Не все из нас провели годы в театре, Рубен. Я не умею врать. К тому же, если бы ты действительно хотел, чтобы это выглядело не так очевидно, ты бы держался на расстоянии, чтобы нам не пришлось притворяться.
– Прости, я не знал, что тебе так трудно делать вид, будто я тебе нравлюсь.
– Ты можешь перестать принимать в штыки все, что я говорю? Я не это имел в виду, просто это странно, и ты прекрасно меня понимаешь. – Он вздыхает. – Я пытаюсь… Рубен, хорошо? Если бы я знал, что все так испортится, я бы никогда…
Он останавливается, видимо, вспомнив, что мы на публике. И в глубине души я истекаю кровью… снова и снова.
Все повторяется как с Кристофером. Но бесконечно хуже.
Мой голос источает яд.
– Ладно, хорошо, для меня это тоже странно. Прости, если мое сердце не разрывается от того, что тебе один-единственный раз приходится вести себя на публике совсем не так, как ты себя чувствуешь на самом деле. Я прохожу через это каждый день. Если я могу это сделать, то и ты сможешь. Так что, пожалуйста…
Люди смотрят на нас. Я снова натягиваю улыбку.
– Просто веди себя нормально в следующие тридцать минут.
– Я буду в порядке, если ты просто оставишь меня в покое.
Господи.
– Как скажешь, Зак.
Мы расходимся и направляемся в разные стороны комнаты. Я чувствую на себе взгляды, быстро осматриваю комнату, чтобы найти Эрин, которая смотрит на меня, сжав губы в жесткую линию.
Если я не возьму все под контроль сейчас, то в любую минуту у нас возникнут проблемы с Джеффом.
И кто знает, что тогда произойдет.
Лично мне не хочется этого знать.
Несмотря на то что Зак по-прежнему не сидит со мной в автобусе, когда мы возвращаемся в отель, я впервые за последние дни чувствую надежду. Тот факт, что он готов к разговору, означает, что наша дружба не списана со счетов, верно? Всю дорогу я сижу на заднем ряду, подтянув ноги к груди, и прокручиваю в голове различные сценарии.
Зак говорит, что теперь ненавидит меня, но готов работать вместе, чтобы сохранить мир (не мой любимый вариант).
Зак говорит, что он не может меня ненавидеть, и ему очень жаль за те обидные слова, он просто чувствовал себя неловко и смущенно из-за того, что мы сделали. (Этот вариант кажется наиболее вероятным из всех, и я решил, что приму его и извинюсь в ответ, если это произойдет. Мне просто важно услышать признание в том, что комментарий о моей внешности был необоснованным. Вот и все.)
Зак говорит, что он безумно влюблен в меня, и это было странно, потому что он не знал, как признаться в этом (этого не произойдет, но все равно приятно представить).
Зак говорит, что у него нет чувств ко мне, но предлагает соглашение «друзья с привилегиями». (Хочу сказать, что в ту ночь он был очень увлечен поцелуем. Моя реакция на эту фантазию варьируется от «нет, черт возьми» до «ну, может быть».)
Джон высовывает голову из-за спинки своего сиденья, чтобы улыбнуться мне.
– Ты в порядке? – спрашивает он низким голосом.
– Да. Просто устал.
– Я знаю, что ты имеешь в виду. Такое ощущение, что здесь мы работаем намного больше, хотя у нас такой же распорядок дня, как и дома, верно?
– Джетлаг?[18] – предположил я.
– Может быть. А может, нам просто нужен перерыв.
– У нас только что был перерыв, – напоминаю я ему.
– Хм, – он поднимает брови, – верно. Но, знаешь ли, у большинства людей перерывы бывают хотя бы раз в неделю.
– Я в это не верю.
– Клянусь своей жизнью. Я знал одного человека, у которого были выходные каждую субботу и воскресенье.
– Не может быть. Как они сохраняют свою продуктивность?
– Они говорили, что их ценность как личности не связана с их профессиональной деятельностью.
– Странно.
– Не то слово.
Я пытаюсь поймать взгляд Зака, когда мы выходим из автобуса и заходим в отель, но он определенно избегает меня. Тем не менее я сохраняю надежду до самой двери номера, даже когда мой желудок камнем падает вниз. Как только закрываю дверь, я достаю свой телефон и пишу Заку.
Рубен: Я готов, жду тебя.
Сердце начинает колотиться, будто я только что взбежал вверх по лестнице, и я стискиваю простыни в кулак, когда появляются три точки.
Зак: Мне очень жаль, но я действительно очень устал.
Может, попытаемся в другой раз? Прости. Уже почти уснул.
Я смотрю на сообщение, пораженный.
Почти заснул. Спустя двадцать секунд после того, как он ушел в свою комнату.
Ага.
Я опускаю руку на колени и смотрю на кремовую стену мутным взглядом.
Все не в порядке. Как бы я ни надеялся, что все будет хорошо, это не так. И я не знаю, как это исправить.
Может быть, я и вовсе не смогу этого сделать.
Я медленно переворачиваюсь на бок и сворачиваюсь в клубок, прижимая колени к груди и касаясь их лбом. Мне кажется, что это тот самый момент, когда я должен заплакать. Но мне никогда не разрешали плакать. Всю жизнь меня учили, что слезы – это пустая трата времени. Не плачь. Исправь это. Разберись с проблемой. Перестань жалеть себя.
Но я не могу. И
