Действительно, истории о похищениях инопланетянами просто вездесущи в американской популярной культуре: в книгах, и фильмах, в телепередачах, в ток-шоу. Эти истории удовлетворяют потребности «переживших это». Клэнси обнаружила, что большинство из них в детстве разделяли традиционные религиозные представления, но потом отказались от них в пользу «модернистских» ориентаций на «нетрадиционные формы энергии» и «нетрадиционных целителей». Они более склонны к фантазиям и внушаемы, чем другие люди, они чаще путают, из какого источника была получена информация: были ли это их собственный опыт или мысли, или они об этом услышали от кого-то другого или увидели по телевизору. (Шермер, в отличие от них, вспомнил, что его пришельцы были персонажами телевизионного сериала 1960-х гг.). Возможно, важнее всего то, что объяснение, основанное на похищении, отражает эмоциональную насыщенность и драматизм пугающих видений, которые появляются у «переживших это» в момент пробуждения. Это объяснение кажется им реальным, говорит Клэнси, а «банальное» объяснение, ссылающееся на феномен «сонного паралича», их не впечатляет.
«Эврика!» — «переживших это» переполняют восторженные чувства, когда они видят соответствие своих симптомов историям о похищениях пришельцами, так же, как это было, когда Вилкомирски обнаружил, что, если он — выжившая жертва холокоста, то это может объяснить его проблемы и трудности. История с похищением помогает «пережившим это» объяснить их психологический дискомфорт, а также избегать ответственности за их ошибки, сожаления и проблемы. «Ко мне нельзя было никому притрагиваться, — сказала одна женщина Клэнси, — даже моему мужу, доброму и деликатному человеку. Вообразите, вам сорок пять, но вы не знаете, что такое хороший секс! Теперь я понимаю: это связано с тем, что эти существа сделали со мной. Я была их сексуальным экспериментом с раннего детства». Каждый из проинтервьюированных Клэнси рассказал ей, что они чувствовали, как их необычный опыт их изменил, что они сами стали лучше, что их жизнь улучшилась и, самое важное, что теперь их жизнь обрела смысл. Уилл Эндрюс рассказал: «Я был готов просто сдаться. Я не знал, что было не так, но понимал, что чего-то не хватало. Сегодня все изменилось. Я отлично себя чувствую. Я знаю, что там что-то есть — гораздо больше, гораздо важнее, чем мы — и по какой-то причине они решили дать мне возможность узнать о своем Присутствии. У меня есть с ними связь… Существа узнают о нас, а мы — о них, и, в конце концов, будет создан новый мир. И у меня в нем есть роль, или непосредственно, или через близнецов». Жена Уилла (на этой планете) подсказала нам дополнительный мотив для изобретения Уиллом его невидимого потомства от инопланетян, пожаловавшись Клэнси: «Может быть, все изменилось бы, если бы мы могли иметь детей?» [106].
На последней стадии, после того как «пережившие это» приняли теорию похищения инопланетянами как объяснение своих проблем и сумели обрести свои воспоминания, они ищут других похожих на них людей и читают только ту информацию, которая подтверждает найденное ими объяснение. Они решительно отвергают любые доводы, вызывающие диссонанс, или другие объяснения того, что с ними произошло. Один из людей, проинтервьюированных Клэнси, сказал: «Клянусь Богом, если кто-то снова заговорит со мной о сонном параличе — меня вырвет. Что-то было в комнате той ночью! Я ворочался… я не спал. Меня забрали» [107]. Каждый из тех, кого интервьюировала Клэнси, знал о научном объяснении, но с негодованием его отвергал. Несколько лет назад в Бостоне проводилась дискуссия меду Макнелли и Джоном Мэком — психиатром, считающим истории похищенных правдивыми [108]. Мэк привел с собой одну из «переживших это». Эта женщина слушала дискуссию, включая доводы Макнелли, что люди, верящие в то, что их похитили, склонны к фантазиям и перепутали вполне обычные сновидения с визитом инопланетян. Потом она сказала Макнелли: «Разве вы не понимаете, я бы не верила в то, что меня похитили, если бы кто-то предложил бы мне разумное альтернативное объяснение». Макнелли ответил: «Мы только что вам его предложили».
В конце этого процесса, пройдя долгий путь и оказавшись у подножия пирамиды далеко от скептиков, подобных Майклу Шермеру, «пережившие это» уже интегрировали в свою я-концепцию ложные воспоминания и теперь не могут отличить их от настоящих воспоминаний. Когда их приводят в лабораторию и просят описать травматические впечатления, связанные с их похищением пришельцами, их повышенные физиологические реакции (такие как учащенный сердечный ритм и повышенное кровяное давление) так же сильно выражены, как у пациентов, страдающих от посттравм этического расстройства, вызванного сильным стрессом [109]. Они поверили в собственные истории.
* * *
Ложные воспоминания позволяют нам простить себя и оправдать наши ошибки, но иногда это нам дорого обходится: мы оказываемся неспособными принять на себя ответственность за свою жизнь. Понимание возможных искажений памяти и того, что любые глубоко укоренившиеся воспоминания могут оказаться ложными, может помочь людям легче относиться к своим воспоминаниям, признать, что их воспоминания не всегда верны, и избавиться от привычки использовать прошлое для оправдания своих сегодняшних проблем. Если нам следует быть осторожными с нашими желаниями, потому что они могут сбываться, нам нужно быть не менее осторожными с воспоминаниями, выбранными нами, чтобы оправдывать нашу жизнь, потому что нам придется воплощать их в жизнь.
Определенно, одна из наиболее впечатляющих историй, на основе которой многие люди хотят строить свою жизнь, это «повествование о жертве». В реальности инопланетяне никого не похищали (хотя «пережившие это» будут яростно спорить с нами), но миллионы людей в детстве сталкивались с тяжелыми ситуациями и жестокостью: пренебрежением к ним или с тем, что их бросали близкие, сексуальными домогательствами, алкоголизмом родителей, насилием, ужасами войны. Многие люди решили рассказать свои истории: поделиться тем, как они с этим справились, как выжили, чему научились, как преодолели испытания. Истории травм и их преодоления — это вдохновляющие примеры человеческой стойкости [110].
Именно из-за эмоциональной мощи и притягательности этих рассказов тысячам людей захотелось сконструировать собственную версию подобных повествований под девизом «и я тоже». Некоторые утверждают, что пережили холокост и выжили, тысячи людей утверждают, будто их похищали инопланетяне, десятки тысяч заявляют, что в детстве оказались жертвами инцеста или других сексуальных травм, которые, как они утверждают, были подавлены и вытеснены из их памяти, пока они не начали посещать сеансы психотерапии, став взрослыми. Почему люди утверждают; что они страдали и пережили тяжелые испытания, хотя на самом деле этого не происходило, особенно, если эти рассказы вызывают отчуждение их близких или друзей? Искажая свои воспоминания, эти люди могут «получить то, чего они хотят, преобразуя и корректируя то, что было на самом деле», и вот чего они хотят: превратить свою сегодняшнюю жизнь, какой бы тусклой или обыденной она ни была, в яркую победу над бедствиями. Воспоминания о сексуальных домогательствах также помогают разрешить диссонанс между двумя представлениями о себе «Я умный и способный человек» и «Моя сегодняшняя жизнь — полная неудача» с помощью объяснения, позволяющего им хорошо выглядеть в собственных глазах и снять с себя ответственность: «Моя жизнь не удалась, но это не моя вина. Посмотрите, какие ужасные вещи они делали со мной». Эллен Басс и Лора Дейвис показали эту модель рассуждений в своей книге «Смелость для исцеления» («Courage to Heal»). Они объясняют читателям, у которых нет воспоминаний о том, что они в детстве подвергались сексуальным домогательствам, что, «когда вы впервые вспоминаете о том, что подвергались сексуальным домогательствам, или признаете последствия этого, вы можете почувствовать огромное облегчение. Наконец, нашлась причина для ваших проблем. Есть кто-то и что-то, на кого или на что можно возложить вину» [111].
Так что неудивительно, что большинство людей, изобретающих ложные воспоминания о своих страданиях в детстве, как и те, кто верит, что их похищали инопланетяне, прилагают огромные усилия, чтобы оправдать и сохранить эти новые объяснения своих несчастий. Рассмотрим историю молодой женщины по имени Холли Рамона, которая, проучившись год в университете, начала курс лечения от депрессии и булимии (расстройство пищевого поведения, сопровождающееся резким, приступообразным усилением аппетита и неконтролируемым чувством голода). Психотерапевт сказал ей, что подобные проблемы — это обычно симптомы того, что пациент в детстве подвергался сексуальным домогательствам, хотя Холли утверждала, что с ней ничего подобного не происходило. Тем не менее, через некоторое время под влиянием психотерапевта, а потом и психиатра, который прописал ей амитал (лекарство, которое часто и ошибочно называют «сывороткой правды»), Холли начала «вспоминать», что с пяти до шестнадцати лет се неоднократно насиловал ее отец, который даже заставил ее заниматься сексом с их собакой. Разгневанный отец Холли подал в суд на обоих врачей, обвинив их в профессиональных злоупотреблениях: «…навязывании и закреплении фальшивых воспоминаний, будто бы он подвергал дочь в детстве сексуальным домогательствам». Жюри присяжных с ним согласилось, отец девушки был оправдан, а врачи признаны виновными [112].
