плитах ДСП! Они предложили мне руководить этим делом. Говорят, мол, сделаешь – отработку зачтем. Согласился. Но оказалось, что ничего нет: ни ДСП, ни художников, ни красок.
За 10 дней мы все сделали, до сих пор не верится! Первые полдня у меня был шок. Главное – ввязаться в бой. Так я и пишу внуку Ване. Ввязаться, работать и верить, верить и работать.
За эту работу меня взяли в комитет института, но пробыл я там до первого собрания, на котором узнал, что наш комитет собирал деньги со студотрядов и делил их между собой. Я не стал брать деньги и ушел… Но до этого случая я успел умчаться домой.
IX
Я ехал по Транссибу, по одной из главных артерий страны. Позже я напишу об этом подробнее.
Я ждал Байкал, до этого я проезжал его ночью. Я смотрел на славное море, на чудо природы, огромное хранилище пресной воды, а думал о первой родине – острове Ольхоне, где родился.
Я вспоминал рассказы отца об острове. Я надеялся, что еще съездим с папой на остров, он хотел… Но жизнь сложилась так, что я побывал там только через много лет, уже в XXI веке.
Я родился на Ольхоне холодным летом 1953 года, как в фильме с одноименном названием, где играл великий актер Р. Плятт. Зачали меня где-то в ноябре, а родился я 7 августа – между двумя этими знаменательными событиями расположилась смерть Сталина. В маме я находился половину времени при Сталине, половину – без него. Может, поэтому во мне уже гуляла свобода…
Кроме родителей, со мной на Ольхоне жила сестра Таня, которая родилась в Нерчинске – самом древнем городе в Забайкалье, куда китайцы до сих пор приезжают посмотреть на документы Нерчинского договора, по которому они владели Приморским краем и частью Забайкалья. Говорят, что свой оригинал договора они утеряли.
Тогда я вспоминал, как папа говорил, что Ольхон – лучшее место на Земле, какие там красоты хоть летом, хоть зимой! Он рассказывал, как нес сига домой, а хвост рыбы тащился по песку… Еще говорил про бруснику и кедровые шишки, про страшные штормы, про ветра Баргузин и Сарма, про гибель людей…
А мама вспоминала, как кормила меня молоком. В магазинах, кроме рыбы и хлеба, не было ничего, поэтому молоко для меня брали у местных бурятов. Мама сама не могла пить молоко, которое доили в грязные ведра. Она, выросшая в деревне, где на дойку брали не только чистое ведро для молока, но и второе ведро с теплой водой, чтобы помыть вымя, видела в этом молоке сено и грязь, а запах вызывал у нее отвращение.
Я пил и получил мощный иммунитет. Так что, находясь среди больных ковидом неделями, не ощутил его. Все в жизни имеет плохую и хорошую сторону, но никогда не знаешь, что же выпадет тебе – орел или орешка, а посему зацикливаться на том, что плохого тебе сделали, не надо. Лучше исправить все то плохое, что сделал сам…
А еще мама рассказывала, что они постоянно ели омуля, хариуса, сигу, да еще и пекли в основном из рыбьей муки, иногда добавляя пшеничную, поэтому рыба опостылела, даже желудок ее не принимал… Сейчас мы с удовольствием едим такую прекрасную рыбу, а тогда она была в тягость.
В родном доме ты набираешься сил, энергии. В нем тебя ждут всегда, с любыми проблемами.
Летом мы опять встретились все вместе в обстановке безоблачного счастья. У папы после аварии болела спина и ноги, поэтому мы часто делали ему массаж, чтобы как-то поддержать здоровье. Мы не учились премудростям этого занятия – пальцы сами научились чувствовать. Я с тех пор делал массаж разным людям.
Но два случая запомнились особо.
Совсем недавно к нам в Томск приезжала большая делегация евреев по случаю передачи старого деревянного здания под синагогу. Приехал даже московский представитель Лазарь.
Мне звонит Витя Радченко, банный человек, с которым мы в одну баню ходим лет 15. Он отличный парильщик и любит это дело. Так вот, он просит меня помочь попарить делегацию евреев, что расположилась в спорткомплексе «Томь». Что делать? Надо помочь, хотя из меня парильщик, мягко говоря, не очень хороший, но махать веником могу.
Начали в девять вечера, попарили человек 40 минимум по два раза. Выжили, нагрузка была больше на Вите. Где-то через час мелочь исчезла и пришли раввины Сибири и Москвы. Мы не только парили, но выводили их на снег, приносили снег в тазах – в общем, учили всем прелестям русской бани. Бросились в глаза нежные, как у детей, тела подопечных.
А я предложил еще и массаж. Сделал Лазарю, поправил ему спину. У него еще родимое пятно у позвоночника с левой стороны. Говорю:
– Все нормально, связь с космосом есть…
– Сколько работаете массажистом? – спросил он.
– Сколько себя помню.
Он 20 евро кладет и говорит, что мой массаж получше, чем у московских. Я и не сомневался, ведь практика у меня большая.
Кстати, в свое время Витя Радченко был старшим инспектором Ростехнадзора по городу Стрежевому и оштрафовал Сергея Жвачкина, тогдашнего директора ТНС, на 285 рублей за нарушение в области промбезопасности. Так Жвачкин лет пять обижался. Вот я и думаю: на сколько же сейчас надо оштрафовать губернатора, чтобы он так долго обижался? Наверное, на 285 миллионов рублей за вырубку Тимирязевских просек или за набережную Томи?
Еще смешнее был случай на Дальнем Востоке, когда мы семьями сестер отдыхали в Безверхово на базе «Морская корова».
Пляж, море, человек 10 на берегу. Загораем после купания. Смотрю, недалеко лавка стоит. Предлагаю сестрам массаж. Никто не отказался. Делаю одной, второй, третьей. Вдруг подходит женщина и спрашивает: «А сколько стоит?»
Ну, думаю, скажу мало – подумает, что я плохой массажист, а загну, каку нас в России любят, – испугаю клиента. Поэтому назначил себе цену в 500 рублей. Сразу понял, где собака зарыта. Поработал минут 25.
Женщина встает и тысячу дает. Говорит, что еще после обеда придет. Дело пошло! Даже хозяйка базы попросила сделать. Иду к ней в большой дом, делаю массаж на большой кровати, во время которого заходит огромный дядька и удивляется:
– А что здесь происходит?
Я парирую:
– Если есть проблемы со спиной, то становитесь в очередь.
– Ты лучше водку и сигареты неси для расчета, – кричит моя пациентка мужу.
В общем, деньги шли, выпить и покурить было, но моя благоверная все испортила, когда начала кричать про лицензию.
Так
