И снова она закивала согласно.
– А может, и вовсе вас в покое оставят, – подсластил пилюлю Китайгородцев. – Это уж как повезет.
* * *
– Я бы не отдавал ее ментам, – сказал Китайгородцев. – Там она будет уже не в нашей власти…
Хамза не дослушал до конца, махнул раздраженно рукой: вопрос давно решен, мол, и нечего тут обсуждать.
– Она с Шаровым давно не общается…
– Да не можем мы ее держать! – сказал раздраженно Хамза. – Привлекут нас за самоуправство!
– А если она сама у нас останется? Из-за ребенка.
– Из-за какого?
– Из-за своего, – сказал Китайгородцев. – Из-за того, который в Муроме. Ребенка вывезем. Вместе с бабушкой…
– В заложники возьмем?
– Обставим все прилично, – пообещал Китайгородцев. – Потапова сама отправит их куда-нибудь подальше. Для их собственной безопасности. Чтобы от Шарова уберечь. Например, в пансионат какой-нибудь дальний. Даже сама путевку оплатит. Так что никаких претензий к нам не будет.
– Ну какой пансионат? – поморщился Хамза. – Если мы ни мальчика, ни бабушку не будем контролировать, мы и Потапову тогда не контролируем, так получается.
– А мы будет контролировать.
– Кого?
– Мальчика и бабушку. Потапова путевку купит на троих. Туда еще Баранов поедет. Он и присмотрит.
– А Потапова заявит, что это было под давлением, – упрямился Хамза.
– Не скажет. Баранов – не чужой ей человек. Она от него беременна. Так что это их внутрисемейные дела.
Хамза подумал. И не нашел изъянов в предложенной схеме.
– Я начинаю бояться тебя, Толик, – сказал он со вздохом. – Схемы у тебя получаются… иезуитские какие-то… и ведь не к чему придраться. Но ты уверен, что у нее с Шаровым – никаких дел?
– Стопроцентно! – кивнул Китайгородцев. – И потом, она теперь здесь будет жить. В доме для прислуги. Без права покидать пределы территории. Для ее же безопасности.
И снова Хамза не нашел изъянов в предлагаемой схеме.
– Ладно, пусть будет так, – сказал он. – Ты сможешь устроить, чтобы она лично оплатила пансионат?
– Смогу.
– Получше место выбери, – посоветовал Хамза. – Чтобы никакого жилья вокруг и всего один рейсовый автобус в сутки – так они не сбегут.
– Сделаю.
– И Баранов с ними.
– Хорошо.
– А ты теперь опекаешь младшего Проскурова.
– Алешу? – недоверчиво уточнил Китайгородцев.
– Да.
– А как же Проскуров… В смысле – Сергей Алексеевич…
– Это как раз он и распорядился. Кажется, подостыл он малость. Уже не злится на тебя.
* * *
Виктория выглядела как человек, которого все последнее время преследуют одни неприятности. Осунулась и подурнела, и никакой сверхдорогой макияж не мог этого скрыть.
– У меня болят зубы, – сказала она. – У меня все время болят зубы. Мой стоматолог сказал, что все от нервов.
У Китайгородцева даже сомнений не возникло в том, что неизвестный ему стоматолог прав.
– Скоро все наладится, – пообещал Китайгородцев. – К поездке все готово, там остались какие-то мелочи, это решаемо. Еще несколько дней, и вы будете за границей. Там спокойно, сытно и тепло, – он улыбнулся, предлагая собеседнице оценить его шутку.
– Я не очень люблю заграницу, – с равнодушием ответила на это Виктория.
– Правда? – заинтересованно посмотрел на собеседницу Китайгородцев.
Ему представлялось, что великолепная Виктория регулярно совершала набеги на чужие земли, и в калейдоскопе ее впечатлений сменяли друг друга каналы Венеции, пляжи карибских островов, парижские улицы и лыжные трассы на склонах Альпийских гор.
– Если бы я была, как все, – сказала Виктория, – ездила бы туда отдыхать. И у меня заграница была бы связана только с такими приятными вещами. Тогда, конечно, мне это нравилось бы. А так мне все осточертело давным-давно. Налеталась я туда до самой до тошноты. Это как работа проводника в поезде Москва – Владивосток. Кто-то позавидует: такое путешествие, через всю страну. А спроси проводника – он никаких красот не вспомнит. Совок да веник, пассажиры пьяные да хамоватые, и вечная недостача постельного белья, за что приходится платить.
– Вы были стюардессой? – осенило Китайгородцева.
– Да. На международных линиях.
На одном из рейсов и познакомилась, наверное, с Проскуровым.
– А сейчас бы мне в Муром, – сказала Виктория мечтательно. – Вот где красота.
И сразу появился повод задать волнующий Китайгородцева вопрос.
– Извините, что я об этом спрашиваю, – произнес он. – Алеша – он ведь в Муроме родился?
– Да, – просто ответила Виктория.
На Китайгородцева даже не посмотрела. А взгляд ее затуманился, будто вспомнилось ей, как оно там, в Муроме, было год назад.
– Хотя это, конечно, планировалось сделать за границей, – призналась она. – Подальше от нашей медицины. А получилось так, что к нашим врачам угодили. Да к тому же не в Москве, а на периферии. Бр-р-р! – передернула плечами и засмеялась. – Это я тогда так думала – что кошмар и ужас. Схватки раньше времени начались, меня в машину и в больницу. Я, как увидела роддом, сразу подумала, что там меня и зарежут, – снова засмеялась. – А в итоге все прошло гладко. И Алеша родился живой, и меня не покалечили. Люди там хорошие. Я обрыдалась вся, когда выписывалась оттуда.
– Но условия, наверное, были там не очень, – осторожно предположил Китайгородцев. – По десять человек в палате…
– Я одна была. Муж все устроил.
– И ребенок с вами?
– Приносили.
– Он не в палате с вами был?
– Нет. Первые сутки я спала. Перетряслась во время родов, а потом отключилась. Вроде и не сплю. Тут болит, там болит, только повернешься – боль везде, а глаза открывать не хочется. Хочется, чтобы оставили в покое. А потом, когда пришла в себя, у меня молока не было. Так что ребенка мне приносили только посмотреть.
– А чем же малыша кормили?
– Молоком. Грудным. Там женщина лежала. Из местных. У нее как раз тоже мальчишка родился. Она и начала кормить двоих. Хорошая такая женщина. Людой ее звали. Так что у нашего Алеши есть сейчас где-то молочный брат.
* * *
Вечером на площадке для барбекю развели огонь. Проскуров лично зажаривал по-воробьиному мелкие тушки перепелов. Здесь же находились Виктория, Алеша и няня, Петя Проскуров и Алексей Алексеевич. Этот наспех организованный пикник со стороны выглядел как прощальный семейный ужин. Таким он, впрочем, и был. Виктория и Алеша вскоре отбывали за границу, а Проскуров-старший с сыном уезжали в Муром, и оттого под проступившими на летнем небе звездами всем было грустно и чуточку тревожно, как часто случается с людьми перед дальней дорогой.
Через какое-то время Проскуров передоверил свои поварские обязанности Пете, а сам взял на руки Алешу и разговаривал с ним, показывая на огонь, на улетающие к небу искры, и на небо, постепенно пропитывающееся чернотой близкой ночи.
Мальчику пора было ложиться спать. Но, прежде чем его и няню отпустить, Проскуров затребовал Китайгородцева. За ним послали. Когда Китайгородцев пришел, Проскуров сказал ему при всех:
– Ты едешь с Викторией Александровной и Алешей. Их безопасность – целиком на тебе.
Для Китайгородцева это не было новостью. Документы на визу для него подали еще несколько дней назад.
– И Алексей Алексеевич с вами поедет, – сказал Проскуров. – Он там будет за старшего.
А вот это был сюрприз. До сих пор ни о чем подобном даже речи не было. Наверное, сегодня все решилось. Проскуров приставил к жене опекуна, надежного и проверенного человека. Как свекровь. Или как евнух. Чтобы честь жены была вне подозрений.
Алексей Алексеевич при словах шефа даже бровью не повел. Значит, с ним это уже обсуждали. В курсе он. И морально к поездке готов.
– Тебе понятно? – спросил Проскуров, поскольку Китайгородцев до сих пор молчал.
– Так точно! – по-военному четко ответил Китайгородцев.
Проскуров поцеловал Алешу и передал его няне. Не без сожаления. Кажется, он с удовольствием оставил бы мальчишку здесь, на пикнике, если бы не столь позднее время.
Китайгородцев впервые видел Проскурова проявляющим искренние, добрые чувства к кому бы то ни было.
– Проводи их, – велел Китайгородцеву Проскуров.
Китайгородцев пошел вслед за няней. Никто не последовал за ним.
Вошли в дом. Многие светильники были включены, но огромный дом пустовал – прислуга покинула его до завтрашнего утра, а единственный охранник скучал в холле первого этажа.
Китайгородцев проводил няню наверх, до дверей детской спальни. Здесь няня поблагодарила его кивком, дав понять, что его присутствие теперь необязательно. Они распрощались. Китайгородцев пошел прочь. Он слышал, как за его спиной закрылась дверь детской. На всякий случай оглянулся. Действительно, никого. Он направился в комнату Пети. Дверь оставил открытой – для того, чтобы в случае чего услышать шаги на лестнице. Комнату он осматривал быстро, приблизительно представляя себе, где необходимо искать в первую очередь.
