«Мы встретим вас через пять минут».
— Через пять минут! — воскликнул Джон и остановился у металлической лестницы, круто ведущей вверх.
Через решетку, перекрывавшую люк, сюда летел снег, и здесь внизу он таял, превращаясь в серо-коричневую жижу. Не заботясь о том, что в ботинки заливается холодная грязь, Джон, сунув в карман «уоки-токи», ухватился за перекладину и стал взбираться вверх.
У Дрюдо перехватило горло.
По краям первой полосы побежали огоньки, и она вся засверкала от падающих на снег лучей света.
Память услужливо подсунула ему пылающий жертвенный костер самолета из Санта-Марии. И этот могучий мужчина прикрыл глаза и ухватился за стол, едва сдерживая проклятья, готовые сорваться с пересохших губ.
Сол Барни схватил полевой бинокль с пятидесятикратным приближением и жадно вглядывался в сияющее пространство, надеясь увидеть и запомнить все до мелочей.
— Варвары, варвары, — шептал он беззвучно, проклиная человеческую жестокость.
— Варвары возвращаются, — зло выкрикнул Джон, хватаясь за последнюю перекладину.
Решетка оказалась неподъемной.
Джон упирался в нее спиной и плечами, но она только вздрагивала под могучими ударами спины.
— Твою мать! Да открывайся ты, скотина! — он задрал голову и увидел огромный амбарный замок, ехидно пялившийся на Маклейна черным глазом отверстия для ключа. — Ах ты, сволочь! — Джон отвел руку с «кольтом» и спустил курок.
Дзинь, — жалобно звякнули петли, и кусок металла рухнул вниз, едва не задев успевшего увернуться человека.
— Черт! — выругался Маклейн и снова подналег на тяжелую раму.
Наконец, она, скрипя и протестуя, немного поддалась, позволив Джону просунуть в узкую щель руку. И снова прижала его, не желая подчиняться. Еще толчок… Вот уже голова и плечи выбрались наружу, и Маклейн смог оглядеться.
Яркий свет ослепил его.
Люк выходил на поверхность как раз по центру полосы, футах в ста от ее окончания…
И тут Джон услышал гул моторов приземляющегося самолета…
Если через минуту он не выберется из этого капкана, стальная громадина пронесется по полосе и расплющит его, перерубит тяжелой крышкой пополам.
Я должен выбраться, должен, должен, должен, должен, должен.
Решетка не отпускала человека, цепко ухватившись j за куртку острыми ребрами краев. Колеса ФМ-I уже коснулись земли. Огромное чудовище с черными глазницами темных окон летело на него с дикой скоростью.
И снова этот жуткий запах… Он забирался в ноздри, переполнял легкие, грозя взорвать их изнутри, сдавливая мозг, выталкивая из орбит глаза…
— Аааааааа!!!!!! — заорал Джон и рванулся изо всех! сил из цепких лап тошнотворной патоки. |
… Маклейн выбросил тело на снег и откатился в сто- j рону за секунду до того, как громадные колеса прихлопнули челюсть люка, замершего с разочарованно распахнутой пастью.
Всего в нескольких футах пронеслась Смерть, бросил: на Джона тень своих крыльев — плоскостей, промелькнувших над его головой.
…Маклейн лежал, ткнувшись лицом в снег, еще не веря в спасение.
Но двигатели ревели уже где-то позади, и нужно было подниматься и идти. Подниматься и идти… Подниматься и идти…
Джон с трудом встал и оглянулся на гул моторов, которые все еще продолжали работать.
Ну что ж… С приземлением тебя, генерал Эсперансо! Принимай встречающих.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Огни возникли внезапно, словно сквозь черную муть ада кто-то проложил сияющую дорогу в рай.
Эсперансо смотрел на светящиеся фонари сквозь слипшиеся, покрытые голубоватым инеем ресницы и вдруг понял, что это и есть счастье — в полной мгле, замерзающему и задыхающемуся человеку увидеть мерцающий свет надежды.
Рот растянулся в кривой ухмылке, болезненной для застывших посиневших губ. В рай — с тремя трупами за спиной! Он не чувствовал ни вины, ни раскаяния. Так было нужно. И это лишь малая цена за свободу, обретенную им.
Чуть было жаль парнишку, но это издержки, а пилоты сами виноваты — не дергались бы, исполнили приказ, и были бы живы. Наверное. Может быть.
Эта мысль лишь слегка коснулась его оледеневшего от стужи мозга и мгновенно отлетела, освобождая место радости.
Совесть, надежно убаюканная гордыней, крепко спала, оставленная в нищей хибаре, где он провел детство.
Уже тогда маленький Рауль понимал, что прав тот, у кого больше прав. А больше прав у того, кто имеет больше денег и власти. И он сделал все, чтобы завоевать и то, и другое.
Сейчас все подтверждало эту теорию: никто не захотел бы помочь, если бы ему было нечем платить!
Кто посмеет упрекнуть его в наркобизнесе? Полно, господа. Именно эти денежки платит вам «преступник», покупая себе свободу. И что-то отдернутых от этой «грязи» рук не так уж много…
А нарушение границ третьих стран…
Их нарушают президенты и конгрессы, утверждающие их решения, так что не вам обвинять меня, господа…
Торговля оружием?
Просто бизнес, господа, просто бизнес…
Многие самые уважаемые люди Штатов, Германии, Франции и других стран сколотили свои капиталы именно на этом, господа. Слово «господа» он мысленно произносил с ненавистью и презрением к этому страшному лицемерному миру, который вначале делает из человека преступника, а после пытается осудить его.
Колеса коснулись земли, и самолет покатился по ледяной дорожке, освещенной яркими огнями, отчего окружающая полосу тьма казалась еще непроглядней.
Вдруг он подпрыгнул, наткнувшись на какое-то препятствие и, проехав еще футов сто, застыл, как присевшая отдохнуть гигантская птица.
Эсперансо несколько мгновений не шевелился, пытаясь прийти в себя после страшного путешествия. Потом, сдирая снежную маску, провел по лицу рукой.
Панель белела небольшими ледяными холмиками. Из-под одного из них торчал кусок рукоятки «кольта»… Негнущимися пальцами генерал извлек пистолет, принадлежавший когда-то мальчишке-конвоиру, отряхнул его и сунул за пояс.
Немного усилия, и он уже на ногах. Браво.
Носком ботинка Эсперансо отодвинул в сторону, как мешающийся хлам, окоченевший труп командира корабля и вышел в пассажирский салон. Еще минута потребовалась генералу, чтобы привести себя в порядок и натянуть на лицо лучезарную улыбку. Наконец, он нажал на ручку и распахнул дверь.
Ветер рванул китель, жестко провел лапой по волосам, приветствуя человека. Он на секунду ослеп от яркого света…
— Свобода! — выдохнул Эсперансо, замерев в черном проеме двери.
— Еще нет, — раздался чей-то голос.
И в ту же секунду тяжелый кулак врезался в скулу, отшвырнув генерала назад.
Не ожидавший удара Эсперансо опрокинулся на спину, забыв о пистолете. Широко открытыми глазами он смотрел на человека, прыгнувшего к нему с земли. Тот был пропитан ненавистью. Она переполнила его и взметнулась в пространство, изливаясь на генерала.
Самолет остановился как раз на фоне жирных черных столбов дыма, поднимающихся от жертвенных костров, разложенных бесчеловечностью. Придавленные снегом, они расползались все шире, вздрагивая под налетавшими шквалами ветра.
Это было жуткое зрелище. Сверкающая полоса и косматые черные столбы.
Когда падаль, в честь которой принесли страшную жертву, появилась на пороге и произнесла слово «свобода», Джон почувствовал, что должен убить его. Но этого делать было нельзя. Подручные ублюдки устроили бы здесь такой фейерверк, что стало бы жарко даже в аду.
Пускай с ним потом разбирается суд, а пока он нужен Маклейну как заложник.
— Еще нет! — сказал, как плюнул, Джон и врезал генералу по скуле, вложив в удар всю свою ненависть.
Маклейн стоял над поверженным генералом, как святой Илья[3] над издыхающим змеем. Слова слетали с его уст, как пощечины.
— Ты должен оставаться в самолете. Это твоя временная тюрьма. И в твоем меню свобода не значится, — черное дуло «кольта» подчеркивало бесполезность возражений.
— Кто ты? — спросил генерал, поднимаясь и даже не пытаясь достать оружие.
Они застыли друг против друга, люди, забытые Богом, потому что если сказано, что Бог — есть Любовь, то в их душах сейчас это отсутствовало. Ненавидящие взгляды пронзали друг друга насквозь.
— Я — полицейский — ответил Джон, не опуская «кольта». — Нормальный человек. Есть хорошие ребята, есть — плохие. А есть такие, как ты, выродок. И я заставлю тебя пожалеть об этом. Как заставил пожалеть ублюдков, угрожавших моей жене год назад. Если…
Закончить мысль он не успел.
Бгамбгамбгам, — затарахтели «хеклеры» из подъезжающего «джипа».
Генерал отскочил в сторону и выхватил пистолет.
— Назад! — крикнул Маклейн. Он спустил курок и отпрыгнул за дверь.
