Поднялся и академик, оставив чашку на столе.
— Да, а вы — Александр Михайлович Володарский?
— Так точно, — улыбнулся генерал. — Прошу в мой кабинет.
— Какие-нибудь указания будут, товарищ генерал? — спросил Васильев.
— Нет! Все, как всегда.
— Вы на месте?
— В смысле?
— Соединять вас с теми, кто будет звонить, или…
— Я сказал, все, как всегда.
— Понял.
Володарский и Алексеенко прошли в кабинет.
Генерал предложил академику место за столом-приставкой, сам устроился в своем рабочем кресле:
— Вы уже в курсе, Петр Григорьевич, что произошло на посту ДПС?
— Ехав сюда, слышал по радио, что какой-то пьяный молодой человек сначала сбил одного инспектора ДПС, затем из автомата убил второго, а офицер спецназа, находившийся там же, убил этого молодого человека. Что-то в этом роде. Мол, начато следствие, возбуждено уголовное дело, кто-то из СМИ занялся независимым журналистским расследованием, так как полиция никак не комментирует произошедшее и на контакт с журналистами не идет.
— Примерно так и было, только преступник не был пьяным. По крайней мере, запаха спиртного никто не почувствовал. Там был другой запах. Я оказался у поста случайно, практически сразу после трагедии. И вот что заметил…
Генерал поделился своими выводами, которые он сделал, совместив случай на подмосковном посту ДПС и на реке Пяндж.
Алексеенко, выслушав, проговорил:
— Значит, тревога и беспокойство Фарика… — Он осекся и поправился: — Профессора Ахмедова небезосновательны?
— А вот это нам и предстоит выяснить. Я пригласил вас, чтобы попросить лично провести вскрытие тела убийцы. У нас есть современная лаборатория, а вот специалистов вашего уровня нет. Я предоставлю вам все необходимое.
— Да ничего особенного не требуется, это же не операция по спасению жизни пациента, — вздохнул Алексеенко. — Правда, потребуются специфические препараты. Возможно, они у вас есть, а нет, так их доставят из исследовательского института.
— Но вы согласны?
— Конечно. Когда надо провести вскрытие?
— Да хоть прямо сейчас.
— А когда будет доставлен материал Ахмедова?
— Ожидаем ближе к вечеру.
— Хорошо. Я должен посмотреть лабораторию.
— Вас проводят туда.
— Труп уже у вас?
— Да.
— Ну что ж, ассистента, надеюсь, дадите?
— Все, что необходимо.
— Я готов!
— Прекрасно.
Генерал по селектору вызвал помощника, исполнявшего больше обязанности секретаря:
— Юра! Зайди.
Когда капитан появился в кабинете, Володарский распорядился:
— Проводи академика в нашу лабораторию к подполковнику Городко, передай приказ обеспечить работу академика по вскрытию трупа доставленного молодого парня, предоставить ассистента и все необходимое. Ну а если более конкретно, то Виктор Васильевич Городко вместе со своим отделом поступает во временное распоряжение академика Алексеенко.
— Есть, товарищ генерал!
— Возможно, неуместный вопрос, Петр Григорьевич, но меня интересует, сколько времени займут ваши исследования? — обратился к Алексею генерал.
— Первое заключение сделаю сразу после вскрытия, а исследование? Оно может занять и несколько часов, и несколько дней.
— Я понял. Первое заключение, пожалуйста, сразу ко мне.
— Конечно. Теперь у меня вопрос, разрешите?
— Сколько угодно, — улыбнулся Володарский.
— Вы позволите здесь же провести исследование и материала, что будет доставлен из Таджикистана?
— Скажу больше, Петр Григорьевич, исследование придется проводить только у нас. И поймите правильно, вам при необходимости предстоит дать подписку о неразглашении той информации, что вы получите, а также самого факта ваших работ у нас.
— Понимаю. Не вижу в этом никаких проблем.
Помощник, капитан Васильев, переведенный в приемную из подразделения обеспечения в связи с тем, что штатный помощник Володарского капитан Власов находился в загородной командировке, пригласил академика на выход.
Как только закрылись двери, Володарский по сотовому телефону набрал номер генерал-лейтенанта Каманина.
Тот ответил после третьего вызова:
— Извини, Александр Михайлович, что не сразу ответил, вызывал директор.
— Ничего. Служба есть служба.
— Да, что у тебя?
— Это у тебя что по агенту?
— Ты имеешь в виду офицера из Бадахшана?
— Именно.
— Он недавно выходил на связь, через два часа вылет из Душанбе. Прибытие в Домодедово в 18.40. Опережая дополнительные вопросы, отвечаю, материал у него в целости и сохранности, в Душанбе офицера прикрывают, в Москве встретят. Материал и записка таджикского профессора будут немедленно переданы в твое управление.
— Понял. Значит, все по плану?
— По плану, Александр Михайлович. Как у тебя дела с Алексеенко?
— Академик согласился провести вскрытие и все необходимые исследования. Он сейчас в лаборатории. Жду предварительного результата.
— Это значит, застрянем, как всегда, на службе.
— Я дождусь подвоза материала.
— Ну что ж, остается посочувствовать твоей жене.
— Как будто ты раньше десяти уезжаешь со своей службы.
— Я? Раньше. В 21.40.
Генералы рассмеялись.
— Ну, давай, до связи!
— До связи!
Отключив сотовый телефон, Володарский воспользовался внутренней связью и вызвал помощника:
— Юра! Соедини меня с лабораторией!
— Есть, товарищ генерал!
— Слушаю! — ответил подполковник Городко.
— Это я вас, подполковник, слушаю!
— Извините, товарищ генерал-полковник. Что вы хотели узнать?
— А ты, Виктор Васильевич, не догадываешься? Разве я каждый день звоню в лабораторию?
— Еще раз извините, вы об академике. Докладываю, он приступает к вскрытию. Тело готово, ассистент занимается химическими препаратами и оборудованием. Думаю, минут через десять господин Алексеенко начнет работу.
— Он обеспечен всем необходимым?
— Так точно!
— Хорошо. Занимайтесь.
— Есть!
Володарский позвонил жене, предупредил, что задержится, на что супруга ответила:
— Было бы странно, Саша, если бы ты позвонил и сказал, что едешь домой раньше обычного.
— Надеюсь, когда-нибудь придет и это время.
— Я тоже надеюсь, но, видимо, напрасно.
Переговорив с супругой, Володарский попросил помощника сделать крепкий чай.
Спустя полтора часа, в 17.50, Городко доложил, что академик закончил работу, а в 18.00 тот вошел в кабинет Володарского и положил перед ним печатный лист бумаги:
— Это предварительное заключение.
Володарский взглянул на документ, отложил в сторону.
— А своими словами, Петр Григорьевич?
— Вы были правы, молодой человек находился в состоянии сильного наркотического опьянения.
— Что он принимал — героин, марихуану, кокаин? Хотя последнее маловероятно, судя по его одежде и внешнему виду на момент совершения преступления.
— Да, кокаин для людей его круга — непозволительная роскошь, — кивнул академик, — но не в этом дело, я не нашел в организме следов известных медицине наркотических препаратов, включая синтетику.
Володарский не без удивления посмотрел на академика:
— Вы хотите сказать, что убийца принимал неизвестное вам вещество?
— Да. И это вещество больше подходит к разряду испытательных препаратов, нежели к стандартному набору наркотиков.
— Где же он мог их взять?
— Я думаю, его специально травили этой гадостью.
— Специально? То есть убийца полицейских являлся оружием в чьих-то руках?
— Можно сказать и так.
— Ну, а исследование препарата, определение его компонентов вы провести в наших условиях можете?
— Да. У вас прекрасная лаборатория, оснащенная гораздо лучше, чем подобная лаборатория в большинстве исследовательских институтов. Впрочем, это и понятно, вы же спецслужба антитеррора и наверняка не испытываете дефицита бюджетных средств.
— Мы обеспечены всем, что требуется для эффективного противодействия международному террору, — кивнул Володарский.
Алексеенко взглянул на стакан в подстаканнике, стоящий перед Володарским. Генерал понял его взгляд и предложил:
— Хотите чаю, Петр Григорьевич?
— Не откажусь.
Прихлебывая тонизирующий напиток, Алексеенко проговорил:
— Обнаруженные мной следы неизвестного вещества указывают на то, что новый препарат не рассчитан на долгое применение.
— В смысле?
— Человек, который, как говорится, подсядет на этот препарат, просто долго не проживет. От силы полгода. Я не могу сказать, сколько времени кормили этими препаратами нашего «клиента», но у него уже сильно повреждена печень, наблюдается патология почек, но самое главное — это мозг, он заметно видоизменен. Считаю, что убийца не понимал, что творит, либо им руководила подсознательная агрессия. Возможно, он находился на гране ломки, что предопределяло его агрессивные действия. Хотя не исключено, что убийца был в сознании, однако не воспринимал реальность. Навязчивая мысль заполучить дозу в поврежденном мозгу затмевала остаток разума. Я, наверное, сложно объясняю?
