– Значит, мы все скоро умрем, – наконец подытожил один из воинов.
Сказал без особого ужаса. В общем-то, еще когда Кеоркс только пришел, все уже понимали, что будет в конце. Просто так свойственно человеку: до последнего надеяться на лучшее.
Отравленный колодец ничего не изменил в их жизни, максимум немного ускорил ход событий. Хотя без предательства Игемона все равно было бы лучше. Без грязи на знаменах и смерть отрадней.
И тут неожиданно для окружавших его воинов Дариан возразил.
– Умрем, но не все, – сказал он.
И снова люди замерли, ожидая продолжения.
– Вы знаете про тайну Выхода.
Ответом было молчание. Все, кроме рабыни, знали про тайну Выхода, но вряд ли нашелся хотя бы один, использовавший ее для спасения одной-единственной, собственной жизни.
Выход, который в секретных бумагах города всегда писался с прописной буквы, и в самом деле был выходом, просто выходом из города-крепости. Узким и длинным подземным ходом, сооружение которого много поколений назад стоило жизни сотням рабов-землекопов. Даже не землекопов: ход был пробит кирками через сплошной каменный массив, составлявший толщу скалы. Это была настоящая шахта, а рабы были шахтерами, если бы в то время такое слово существовало.
Именно через него в первые два года осады незаметно выскальзывали особо доверенные офицеры связи. И именно через него пришла ужасная весть, что соседние города, бывшие надежные союзники, получив от Кеоркса очень достойные предложения, не будут оказывать помощь осажденным.
– Через Выход могут уйти максимум десять человек, – непонимающе сказал Агаил. – И то не разом, а растянувшись на сутки. Иначе не выбраться в долину незамеченными. Ты не хуже меня это знаешь.
– Все верно, – признал старик. Он помолчал минуту, уже не понукаемый никем из взволнованных воинов. Они терпеливо ждали, понимая, что еще немного – и тайн больше не останется.
– Хорошо, – наконец решился Дариан. – Сейчас вы услышите все. И, клянусь Всевышним, вам это не понравится. Но другого выхода нет.
В его единственном глазу сверкнула то ли слеза, то ли отблеск факельных огней, которые понемногу уже начали ослабевать.
И старик без паузы продолжил:
– У меня было видение. Все, что сейчас происходит, и то, что произойдет в следующие три дня, – искупление нашего греха. Вы знаете какого. Я не раз говорил об этом… когда еще разговаривал с вами, – после малой паузы добавил он. – Погибнут все горожане. Погибнет город. Останетесь в живых лишь вы – пятнадцать последних. И по одному близкому человеку, которому вы подарите жизнь. Это самая страшная ваша казнь – вы сами выберете того, кому суждено спастись. И, наконец, самое важное. Мне было обещано, – старик даже не стал намекать кем, – что эта жертва станет искупительной.
– Значит, тот парнишка из Маалена действительно был земным воплощением Всевышнего? – спросил один из воинов, Алхид.
– Нет, – ответил Дариан. – Он был проверкой для всех нас.
– И мы ее не прошли, – сказал Алхид.
– И мы ее не прошли, – повторил за ним старик.
Теперь, когда все было сказано, он неожиданно помолодел и даже выглядеть стал сильнее. Все понимали почему: ему предстояла последняя работа. Все понимали, что старик и его бойцы останутся не защищать крепость – это было невозможно, тем более без воды. Они останутся для того, чтобы горожане покинули этот мир без унизительных и страшных мучений.
Осталось только распределить уходящих.
– Вы заберете по близкому человеку и по двое разойдетесь по разным краям. Я скажу куда: в пески пустыни, под зеленые своды влажных лесов, на черные склоны вулкана – всякий из вас получит точное указание. И будете ждать новой проверки, каждое поколение передавая тайну своему первенцу.
– А что делать мне? – тихо спросил Агаил.
У него не было семьи. У него не было друзей.
– Возьмешь ее, – указал старик на рабыню, – и пойдешь в сторону ее родины. Жить будешь рядом с рекой и лесом. Станешь указывать дорогу путешествующим по воде.
– Понял, – склонил голову Агаил в знак согласия.
Всю жизнь он страдал от своего сиротства. А сейчас оказался настоящим счастливчиком, избавленный от страшного креста Выбора.
– Всё, – закончил Дариан. – Уходите. Я выйду позже.
Воины, гремя оружием, молча покинули проклятое место с отравленным источником.
Кеоркс ничего не мог понять.
Еще двенадцать лун назад Игемон сумел дать знать, что принял его великодушное предложение. А ничего не изменилось. Все так же чудовищно метко стреляли лучники с крепостных стен, стремясь попасть стрелой точно в глаз неосторожно приблизившемуся разведчику. Все так же черно-белой молнией вился по ветру длинный узкий вымпел, поднятый правителями города с самого начала осады. И все так же непоколебимо стояли закрытые городские ворота, к которым вела единственная обвивавшая скалу горная дорога.
Ничего не изменилось.
Нет, все-таки изменилось.
Кеоркс непрестанно посылал к стенам все новых и новых разведчиков. Три луны назад их погибло свыше десяти. Две луны назад – семеро. А вчера – только трое.
– Скольких сегодня нашли их стрелы? – спросил он адъютанта.
Тот, отскочив минут на семь для выяснения, быстро вернулся на своей невысокой серой лошади:
– Сегодня убитых нет, великий Кеоркс! Хотя разведчиков было больше обычного.
Внезапно царя осенила догадка.
– Пусть попробуют открыть ворота.
Ворота открылись без затруднений: огромные дубовые бревна, служившие для них запором, были заранее вынуты из своих гнезд.
И вот Кеоркс подъехал к распахнутым вратам.
Никакой засады быть не может – разведчики давно рассеялись по поверженному городу, впрочем, еще не смея начать обычную послезахватную вакханалию. По традиции, его должен встретить Игемон и отдать свой меч.
Кеоркс еще не решил, выполнит он свое обещание или нет. И голову ломать не стоит, небеса сами все подскажут. Может, сделает разбитого полководца наместником. А может, в назидание его согражданам, подвергнет мучительной казни, перед смертью измучив на его глазах детей и близких.
Но Игемона за воротами не было.
И вообще за воротами никого не было.
Понемногу начали возвращаться разведчики.
Вот теперь все стало ясно. Игемон обманул всех, отравив все же напоследок колодец: уже около десятка солдат Кеоркса скончались, попробовав вкусной холодной городской воды.
Кеоркс почувствовал гнев и унижение. Его подло обманули, унизили, выставили на осмеяние потомкам. Ведь он, после без малого трех лет осады, истратив почти всю государственную казну, захватил пустой и отравленный, насквозь мертвый, город.
Трупы лежали везде: мужчины, женщины, дети. Одетые в лучшие одежды, еще красивые, но уже совершенно бесполезные для любого завоевателя.
Воистину дьявольский план: защитники города уничтожали сами себя постепенно, создавая видимость живой крепости.
Уже через три дня войско Кеоркса двинулось в обратный поход.
Среди солдатни шли брожения: после стольких лишений и тягот они не получили ничего. Даже золота в прежде богатом городе не оказалось вовсе. Как будто все унес дьявол. Офицеры тоже были недовольны. Не этого они ждали в конце столь трудной и опасной кампании.
Кеоркс сидел в портшезе, влекомом четырьмя здоровыми черными рабами. Ненавидяще смотрел на удалявшиеся башни покоренного им города. Победа, отнявшая у него лицо. И следовало бы подумать, как дальше жить, без лица.
Он смотрел и смотрел на ненавистный город. Надо было бы отвернуться, но что-то мешало ему это сделать.
Глава 12
Московская камасутра бездомных
Место: Москва.
Время: почти три года после точки отсчета.
Ефим Аркадьевич не привык откладывать дела на потом. Если, конечно, дело его реально интересовало. В противном случае это самое «потом» могло быть сколь угодно длительным по времени.
Но сейчас-то дело его интересовало точно. И потому, что связано было с живописью. И потому, что грел душу уже оприходованный миллион (а в перспективе – еще полтора). И, наконец, потому, что нет куражнее дела, чем личный сыск. Особенно когда тебе за это хорошо платят и «вопросы» ты «решаешь» не с маньяком-террористом, а со вполне приличными деятелями искусства, пусть даже и слегка приторговывавшими много лет назад «дурью». Ну да за это они свои срока уже отбыли.
Примерно так думал Ефим Аркадьевич, созваниваясь по телефону, продиктованному ему рязанцем, с арт-дилером Велесовым.
Сначала Береславский, из-за своей страшной лени, намеревался пригласить Велесова в «Беор». А что, тот наверняка бы приехал, и очень быстро к тому же. Ведь арт-дилеру Велесову положительное заключение Ефима было куда нужнее, чем самому Ефиму: ведь в отличие от продавца картин, гонорар Береславского никак не зависел от результата возможной сделки.
