– Какое письмо? – не сразу вспомнил Игемон.
– Я приносил тебе его, начальник, – напомнил ему Палий. – Они ночью закинули его через стену пращой, с камнем.
– А я принес письмо Дариану, – сказал коренастый Агаил. – Его нашел ночной стражник.
– Да, было такое, – действительно вспомнил Игемон. – Я не придал ему значения. Обычное предложение о сдаче крепости. Ты же читал письмо.
– В моем письме было не только о сдаче, – усмехнулся старик. И замолчал, собираясь с силами. Сейчас особенно была видна его физическая немощь.
– Говори же, – не выдержал кто-то, невидимый в темноте.
– В моем письме он предлагал отравить мне источник, – наконец сказал Дариан.
Вздох пронесся по рядам.
Все знали, что Дариан – большой специалист по ядам. Именно так, отравив ручей, воины его города в свое время взяли приморскую крепость Ипсис. Она не давала городу торговать с заморскими странами. Конечно, Дариан не сам смешивал снадобья и минералы. Это делал ученый раб с Дальнего Востока. Но после его смерти в покоях Дариана наверняка что-нибудь осталось из смертоносных припасов.
– И ты сделал это? – надменно сказал Игемон, кладя руку на эфес короткого меча.
– Что ты имеешь в виду? – усмехнулся старик, вызвав пока еще робкое возмущение воинов – членов совета.
– Ты бросил яд в источник? – невозмутимо уточнил вопрос Игемон, сделав шаг к старику и не снимая руки с рукояти меча.
– Нет, я не бросал, – спокойно сказал старик. – Хотя ампула с ядом из шкафа в моей комнате исчезла. И я, заметив случившееся, никому об этом не сказал.
Смущение воинов перерастало в отчетливый ропот. Откуда угодно они могли ждать предательства, но не с этой стороны.
– Как долго длится действие яда? – спросил сохранивший остатки спокойствия Палий.
– Пока вода в источнике дважды или трижды не обновится полностью, – ответил Дариан.
– Значит, мы все умрем, – сказал Палий.
Теперь, когда перспектива смерти стала очевидной, он выглядел даже спокойней, чем прежде. Нет, среди собравшихся в подземелье случайных людей не было.
– А кто же отравил источник? – вслух размышлял Игемон. – Если ты просто недоглядел за ядом, хотя и это заслуживает смерти, то кто же из нас бросил яд в воду? Ведь никто, кроме нас, не мог этого сделать. Назови имя, если сможешь.
Вот теперь тишина сгустилась до физической густоты. Казалось, ее можно было потрогать.
– Ты бросил, – уверенно сказал Дариан. По рядам офицеров пронесся стон.
– Ты к тому же и лжец, – усмехнулся Игемон и обнажил меч. – Ведь это так просто – умереть без лжи.
– Так нельзя! – между ними быстро встал Агаил. Его мощная фигура полностью заслонила старика. – Он тебя обвинил!
Игемон, быстро оценив ситуацию, отступил на шаг и спрятал меч. Он мог бы мгновенно убить Агаила – тот не успел еще обнажить оружие, – но тогда его собственная судьба была бы под вопросом.
Сейчас же все проблемы можно было решить законным путем. Незыблемый древний закон повелевал: обвинившим друг друга в страшном преступлении – при отсутствии других свидетелей – сойтись в смертельной схватке, чтобы провидение смогло наказать виновного и спасти невинного.
Воины разошлись по сторонам, освобождая площадку для поединка. Хотя слово «поединок» для данного случая вряд ли было пригодно: дряхлый старик против мощного воина.
– Ты безоружен, – сказал Агаил старику. – Возьми мой меч.
– Я не безоружен, – улыбнулся Дариан.
Зажгли дополнительные факелы. Несколько факелов прикрепили к сводчатым стенам подземелья, остальные держали в поднятых руках. Стало по-настоящему светло.
Противники разошлись на двадцать шагов, как предписывали правила.
– Начали? – спросил Игемон. В такой ситуации он переставал быть начальником: закон был един для всех.
– Да, – выдохнули разом члены Совета.
Игемон не стал мудрить – слишком неопределенной была эта история. Он выхватил меч, испустил свой знаменитый боевой родовой клич и бросился на Дариана. Пробежать двадцать шагов этот внешне неуклюжий человек мог со стремительностью антилопы. Пробежать и всадить в неподвижную мишень широкий меч из мавританской стали.
И двух секунд не прошло, как Игемон достиг не сделавшего ни шага старика. Он не то что не отпрянул, даже не подвинулся. Поэтому туша Игемона упала прямо на Дариана и подмяла его под собой.
Агаил помог старику выбраться. Игемону помогать было бесполезно: тонкий узкий стилет вошел в правый глаз соправителя и вышел со стороны затылка, не оставив жертве никаких шансов.
Стилет часто использовали в рукопашных городских схватках. Удивительно другое: в довольно ярком факельном свете пятнадцать опытнейших, прошедших огонь и воды, офицеров даже не успели увидеть взмаха руки и полета смертоносного оружия!
– Ты был прав, Дариан, – сказал Агаил, его старый воин. – Но нам не все ясно.
– Что вам неясно? – спросил старик.
Теперь он даже стоять без поддержки не мог, как будто истратил на бросок стилета все оставшиеся физические силы. Но не духовные.
– Что вам неясно? – строго переспросил он. – Кто отравил источник?
– И это тоже! – вслух сказал один из воинов, приближенный убитого соправителя. Таким образом он опротестовал решение высшего из всех возможных судов – явление еще недавно невозможное. Но в свете текущих событий возможным становилось все.
– Посмотрите на свои перстни, – велел Дариан.
Все действительно посмотрели, хотя и с некоторым недоумением.
– А теперь посмотрите на печати на жгутах. И на перстень Игемона.
Жгуты были разрезаны, однако печати сохранились. Агаил, сняв перстень с пальца убитого, сличил «оттиск». Сомнений быть не могло: на всех «печатях» хорошо была видна вдавленная в материал узкая, но заметная диагональная полоса. Такая же полоса, но выпуклая, различалась и на перстне бывшего соправителя.
– Сразу, как пропал яд, одна рабыня по моему приказу выкрала этот перстень, – все тут же повернули головы к еще недавно обреченной на ужасную смерть юной рабыне. – Я сам обработал его поверхность и тем же путем вернул «ключ» Игемону.
– Но зачем Игемону было отравлять источник? – спросил один из воинов. – Он и его семья тоже не имеют другой воды.
– В письме, полученном мною, Кеоркс предложил сдать город, отравив источник. За это он обещал жизнь мне, моей семье и двадцати гражданам города, на которых я укажу, – тихо произнес уставший старик. – Думаю, Игемон получил те же предложения.
И все же некоторые офицеры сомневались.
– За последний месяц Игемон участвовал в трех вылазках, – напомнил один из них.
– И чем они кончились? – Это уже не старик, это Агаил своим быстрым умом успел все сопоставить. – Четыре его оруженосца пали, он лично убил троих воинов Кеоркса, а у самого – ни одной царапины. В таком заметном платье ни одна стрела не задела, ни одно копье!
Все замолчали. События произошли гораздо быстрее, чем процесс их осмысления. Когда же смысл произошедшего – и сказанного – полностью вошел в головы присутствующих, то появились новые, вполне закономерные вопросы.
– А ведь ты тоже виноват! – после общего молчания воскликнул один из воинов, обращаясь к единственному оставшемуся в живых правителю. – Когда был украден яд, достаточно было поставить дополнительную стражу у источника.
– Стражу от кого? – усмехнулся Дариан. – От правителя города?
– Но ты же подозревал его! – не унимался офицер. – Ты мог спасти всех.
– Я мог спасти только источник, – странно согласился Дариан.
– Но разве спасти источник не значит спасти всех?
– Нет, – убежденно сказал старик. – Всех может спасти только Всевышний. И только после того, как город расплатится за мальчика из Маалена.
– Но с водой мы могли бы еще обороняться! – поддержал протест другой воин.
– Сколько? – спросил его Дариан.
– Что сколько? – не понял тот.
– Сколько мы смогли бы обороняться? – уточнил вопрос старик.
Ответом ему было тяжелое молчание. Все знали: к Кеорксу пришло подкрепление, у них хорошая еда и вода, одна стенобитная машина уже видна с городских стен. И, наверное, это не единственная подобная машина в его распоряжении.
А самое главное – через пропасть, окружавшую выстроенную на высоченной скале крепость, шаг за шагом двигалась, сооружаемая руками многочисленных рабов, широкая, в двенадцать метров, насыпь. Рано или поздно она доберется до городских стен. Вот тогда и пустят в дело стенобитные машины.
Что будет потом, каждый из них знает. Все успели повоевать. Большинство мужчин погибнет при штурме. И это будут самые счастливые жители города, потому что, в отличие от других, они не увидят, что станет с их детьми и женами.
И снова гнетущая тишина заполнила подземелье.
