Правда, Мэтти стоит отдать должное — он довольно тихий. Он совсем инвалид, так что все нормально, — надеюсь, вы понимаете, о чем я. Он просто сидит. На мой взгляд это лучше, хотя, наверное, на его взгляд, ничего хорошего в этом нет. Впрочем, кто знает, есть ли у него какой-то собственный взгляд? А если нет, то, получается, считается только мой. Мэтти довольно высокий, сидит в кресле-каталке, вокруг шеи понатыканы подушки и еще что-то, чтобы голова никуда не скатывалась. На людей он не смотрит, он вообще ни на что не смотрит, так что это не очень страшно. Через какое-то время о нем вообще забываешь — в общем, все получилось намного лучше, чем я думала. Но бедная Морин! Это ж охренеть. Скажу вам честно, окажись я на ее месте, вы бы меня не уговорили спуститься обратно. Ни за что.
Когда мы вошли, Джей-Джей уже был там, так что получилось практически воссоединение семьи, если не считать того, что никто не глядел друг на друга и никто не притворялся, будто рад видеть всех остальных. Морин сделала нам чаю, а Мартин и Джей-Джей из вежливости спросили что-то про Мэтти. Я же глядела по сторонам, потому что выслушивать все это не хотела. Она и вправду прибралась, как и собиралась. Дом был практически пустой, если не считать телевизора и простенькой мебели. Казалось, она только что переехала. На самом деле у меня возникло ощущение, что мебель она вынесла, а еще сняла все со стен — на них виднелись отметины. Но потом Мартин спросил: а как ты думаешь, Джесс? Так что мне пришлось перестать смотреть по сторонам и принять участие в разговоре. Нам нужно было придумать план действий.
Джей-Джей
Я не хотел ехать к Морин вместе с Мартином и Джесс, поскольку мне нужно было время, чтобы подумать. В прошлом у меня пару раз брали интервью, но те журналисты были фанатами группы, то были приятные ребята, у которых срывало крышу, если подарить им наш диск и позволить угостить себя в баре. Но эти… Как та дамочка, что постучалась ко мне в поисках вдохновения для читателей… Слушайте, я ж ничего о них не знаю. Я лишь знаю, что им хватило суток, чтобы выяснить мой адрес, а раз уж они смогли это, то что им тогда не под силу? У них будто были адреса всех людей, живущих в Британии, — просто на всякий случай.
В общем, я из-за нее стал параноиком. Если она захочет, то за пять минут разузнает все про группу. А потом про Эдди, про Лиззи, а затем она выяснит, что у меня нет никакой смертельной болезни, а если и есть, то я единственный, кто об этом знает. К тому же ей станет известно, что заболевания, от которого я не умираю, не существует.
Проще говоря, я был достаточно напуган, чтобы думать, будто я в беде. К Морин я поехал на автобусе и, пока ехал, решил во всем признаться, все рассказать. А если им что-то не понравится, то пусть отправляются ко всем чертям. Но я не хотел, чтобы они узнали обо всем из газет.
Нам потребовалось немного времени, чтобы привыкнуть к тому, как дышит бедняга Мэтти, а дышал он громко и словно через силу. Думаю, мы все думали об одном: а мы бы выдержали, окажись на месте Морин? Мы пытались понять, могло ли что-то заставить нас спуститься с той крыши живыми.
— Джесс, — сказал Мартин. — Ты хотела, чтобы мы встретились. Так что ж ты не возглавляешь заседание?
— Ладно, — ответила она и, прокашлявшись, начала: — Мы собрались здесь сегодня…
На середине фразы Мартин засмеялся.
— Ты совсем охренел? — разозлилась она. — Я даже предложение не закончила. Что в этом смешного?
Мартин помотал головой.
— Нет уж, давай. Коль скоро я тебя так развеселила, то расскажи чем.
— Просто так обычно говорят в церквях.
Поначалу Джесс не знала, что ответить.
— Ну, да. Я знаю. Я как раз хотела создать соответствующую атмосферу.
— Зачем? — поинтересовался Мартин.
— Морин, ты же ходишь в церковь? — спросила Джесс.
— Раньше ходила, — ответила Морин.
— Вот видишь. Я просто хотела, чтобы Морин чувствовала себя поуютнее.
— Какая ты заботливая.
— Ну зачем ты все время меня обламываешь?
— Господи, — вздохнул Мартин. — А тебе крылья не жмут?
— Раз так, можешь сам начать, гребаный…
— Хватит, — одернула их Морин. — Вы в моем доме. Здесь мой сын.
Мы с Мартином переглянулись, затаили дыхание, зажмурились, скрестили пальцы, но все без толку. Джесс все равно собиралась сказать это.
— Здесь твой сын? Но он же…
— Я не болен ККР, — выпалил я.
Ничего лучшего не придумал. То есть я, конечно, все равно должен был это сказать, но собирался дать себе побольше времени на подготовку.
Повисло молчание. Я ждал, что они на меня накинутся.
— Ой, Джей-Джей! — завизжала Джесс. — Это же фантастика!
Я не сразу сообразил, что в причудливом мире Джесс врачи смогли не только найти лекарство от ККР за время рождественских праздников, но и совершенно безвозмездно передать мне его аккурат между Новым годом и вторым января.
— Я не уверен, что Джей-Джей именно это имел в виду, — осадил ее Мартин.
— Да, — признался я. — У меня никогда не было этой болезни.
— О нет! Вот ублюдки. Долбаные доктора!
В доме Морин Джесс решила если и ругаться, то именно так.
— Ты должен подать на них в суд. А если б ты прыгнул? И все из-за их ошибки!
Твою мать. Ну почему все должно быть так непросто?
— И опять я не уверен, что Джей-Джей именно это имел в виду, — заметил Мартин.
— Да, — снова признался я. — Я постараюсь объяснить все как можно понятнее: такого заболевания, как ККР, не существует, а если и существует, то я от него не умираю. Я выдумал его оттого… Не знаю. С одной стороны, мне нужно было сочувствие. С другой, я не думал, что вы сможете понять меня, понять мою беду. Простите.
— Ты ничтожество, — рявкнула Джесс.
— Это ужасно, — сказала Морин.
— Засранец, — не успокаивалась Джесс.
Мартин улыбался. Сказать, что у тебя смертельное заболевание, которого у тебя на самом деле нет — это сопоставимо с совращением несовершеннолетней, так что теперь он наслаждался моим поражением. К тому же у него было определенное моральное преимущество — на унижения он ответил достойно, забравшись на крышу Топперс-хаус и посидев на самом краю. Да, он не прыгнул, но все же дал понять, что он воспринимает происходящее с ним всерьез. А я сначала решил спрыгнуть, а потом сделал очень постыдную вещь. Я стал еще большим засранцем, чем был до Нового года, и это меня угнетало.
— Зачем ты соврал? — спросила Джесс?
— Да, — подхватил Мартин. — Что же с тобой, если ты решил все упростить?
— Просто… Не знаю. С вами все было так понятно. У Мартина — сами знаете. У Морин… тоже, — кивнул я в сторону Мэтти.
— Зато со мной было не очень понятно, — заметила Джесс. — Я несла всякий бред насчет Чеза и объяснений.
— Да, но… Не обижайся, но у тебя совсем тогда крыша поехала. И было не особенно важно, что ты говоришь.
— А с тобой-то что было? — спросила Морин.
— Не знаю. Наверное, вы назовете это депрессией.
— А, депрессия, — отозвался Мартин. — Можешь не рассказывать, у нас у всех депрессия.
— Да, знаю. Но моя депрессия была… такая хреновенькая. Прости, Морин.
Не понимаю, как можно не ругаться. Как это возможно? Ведь всегда так и хочется ввернуть словцо покрепче. Знаете, кто самые популярные и обожаемые люди в мире? Ведущие новостей на телевидении. Если бы я оказался на их месте, то выглядело бы это примерно так: «А эти пидоры взяли и направили эти гребаные самолеты прямо на башни-близнецы». Ну, разве может нормальный человек сказать иначе? Может, они и не самые обожаемые. Может, они роботы-зомби.
— А ты расскажи, — предложил мне Мартин. — Мы — люди понимающие.
— Ладно. Если вкратце, то мне ничего не нужно было в жизни, кроме рок-н-ролла.
— Рок-н-ролла? То есть как Билл Хэйли и группа «Комете»? — уточнил Мартин.
— Нет, не совсем… Даже не знаю… Как «Роллинг Стоунз». Как…
— Они не рок-н-ролл играют, — оборвала меня Джесс. — Разве нет? Они играют рок.
— Ладно-ладно. Мне ничего не нужно было в жизни, кроме рок-музыки. Как у «Роллинг Стоунз», или… или…
— Грубая музыка, — сказала Джесс. Она не хотела меня обидеть. Она просто уточнила.
— Не важно. Черт, моя группа окончательно распалась за несколько недель до Рождества. А потом от меня ушла девушка. Она англичанка — из-за нее я остался здесь.
Повисло молчание.
— Это все? — наконец-то спросила Джесс.
— Это все.
— Ты жалок. Теперь я понимаю, почему ты придумал себе болезнь. Ты бы лучше умер, чем не играл бы музыку в духе «Роллинг Стоунз»? Я бы наоборот. Я бы лучше умерла, чем оказалась в такой группе. Неужели в Америке их еще кто-то слушает? Здесь их давно забыли.
— Там же Мик Джаггер, в «Роллинг Стоунз», — вмешалась Морин. — Они, кажется, были неплохой группой. Зарабатывали прилично.
