Около колокола наши корабли шли в виду друг друга, и на палубе царило тревожное молчание. Потом неизвестный корабль взял мористее и скоро исчез. Так мы и не узнали, кто это был, но нисколько не печалились об этом.
У берега наша галера шла медленнее, поэтому до вечера мы не успели достичь запланированной стоянки. Пришлось останавливаться на ночлег в первом попавшемся месте, которое показалось более-менее удобным. Здесь в море втекала речушка, а небольшой пляж подковой окружала роща, понизу заросшая густым кустарником.
Нос галеры вытащили из воды, из топляка разожгли костёр, гребцы под охраной воинов сходили вверх по течению речки и набрали свежей пресной воды.
Мне не хотелось бродить по сырому песку, и я сидел на галере в ожидании ужина. Вдруг из кустов на поляну вломилось десятка полтора дикарей, одетых в лохмотья, с дубинами и рогатинами. Они с рёвом набросились на гребцов, сидевших или лежавших на песке, но часовые знали своё дело. Опытные воины в кожаных доспехах, со щитами и в шлемах, с двух сторон ударили на врага, действуя слаженно, умело и хладнокровно. Упали первые убитые и раненые, на песок плеснула кровь.
Я впервые в жизни видел так близко бой, который ранее видел только на миниатюрах в книгах и на мозаиках. Там война выглядела яркой и нарядной, а здесь… А здесь всё было по-другому. Люди топтались на песке, громко крича и размахивая оружием. Ежеминутно кто-то падал, с бранью поднимался или оставался лежать, упавшего топтали ногами, спотыкались об его тело и тоже падали.
Я выхватил нож и хотел броситься на помощь, но подошедший сзади Гильом поймал меня за одежду и усадил обратно.
– Куда ты, глупец? Ты же держишь нож как хирург, а не как воин! Тебе выпустят кишки в мгновение ока! Взгляни на меня: я учился владеть оружием с детства, но не лезу в схватку, потому что трезво оцениваю свои силы. Я ещё слаб, и, скорее всего, буду убит первым же противником. Что говорить о тебе? Даже если погибнет половина гребцов, ты будешь нужен здесь, чтобы исцелять раненых! Не смей туда соваться!
Я понял справедливость слов крестоносца и со вздохом убрал нож.
Между тем схватка закончилась – на удивление быстро. Трое дикарей были убиты, ещё двое – ранены, остальные бежали. Раненых безжалостно добили, трупы отволокли на опушку рощи и сбросили в яму.
К моему удивлению, у нас потерь не оказалось, а со стороны бой выглядел так, будто погибло человек десять. Серьёзно ранен оказался только один гребец – ему ножом располосовали руку. Он стоял, до синевы бледный, прижимая к ране какие-то тряпки. Вокруг него с причитаниями бегал судовой цирюльник-костоправ.
– Ты был прав, – сказал я Гильому со вздохом, – вот и пришло время моих трудов.
Он молча протянул мой лекарский мешок, за которым, оказывается, успел сходить в каюту.
Я спрыгнул на песок, подошёл к раненому, усадил на камень и осмотрел рану. Порез был чистый, сделанный острым ножом, который рассёк, а не разорвал кожу. Это было хорошо, потому что такие раны заживают быстро. Мышцы и кость не были задеты, видно, ангел-хранитель этого парня постарался на славу. Я приказал вскипятить плошку вина, порылся в мешке, нашёл нужный корешок и протянул гребцу:
– Жуй!
Он удивлённо посмотрел на меня, но, поскольку рядом стоял капитан и следил за нами, спорить не посмел, сунул корешок в рот и старательно зачавкал. Я взял его за запястье и стал смотреть в глаза. Вскоре зрачки его начали расширяться и заполнили всю радужку. Гребец вырвал у меня руку, рассмеялся, сказал, что его рана уже не болит, и он хочет есть. По моему знаку двое здоровенных гребцов схватили раненого за плечи, а двое за ноги, я же быстро сунул ему в рот заранее вырезанный прутик и закрепил верёвочкой на затылке.
Я знал, что действие опьяняющего корня продолжается недолго и боль скоро вернётся, поэтому действовать нужно быстро. Я прокалил в пламени костра длинную кривую иглу, достал нить, варившуюся в кипящем вине, свёл пальцами края раны и, крикнув раненому: «Не смотри на руку!» начал шить. Стежки ложились ровно, кожа у гребца была грубая и хорошо держала нить, поэтому операция заняла совсем мало времени. Я стёр кровь с кожи, плотно забинтовал рану чистым полотном и приказал моим помощникам: «Отпускайте!»
Раненый сидел на камне, слегка покачиваясь. Потом он стал ощупывать повязку, и я шлёпнул его по здоровой руке. Гребец ойкнул и отдёрнул руку, гребцы облегчённо загоготали.
– Ты зашивал человека быстрее и лучше, чем рыбачки шьют паруса, клянусь кровью Христовой! – воскликнул капитан. – Да я в жизни такого не видел! Твоему шву позавидует королевская белошвейка.
Гребцы загомонили, что, дескать, да, и мы не видели ничего подобного!
Я промолчал, и, хотя это грех, мне было приятно восхищение этих простодушных людей, по своему развитию напоминавших мне великовозрастных ребят.
– Этот человек не должен грести три дня, – сказал я капитану. – Позже я сниму повязку, осмотрю рану и тогда мы решим, что делать дальше.
– На этих парнях всё заживает, как на собаках, – отмахнулся тот, – ты же видел его дублёную шкуру, а с таким швом лечиться вообще одно удовольствие, даже шрама не останется!
Я собрал свои вещи и отправился к морю мыть руки. Меня догнал Гильом.
– Послушай, иатрос, – сказал он. – Я подумал, что мне стоит вырезать пару деревянных мечей, а тебе стоит поучиться владеть оружием. Времени до Массилии у нас полно, так что десяток-другой уроков я тебе мог бы дать. Настоящим воином ты, конечно, не станешь, ибо этому надо учиться с детства, но хотя бы не дашь себя сразу убить. Что скажешь?
– Хорошо, – устало сказал я, – давай попробуем. Только начнём не сегодня, договорились?
Глава 7
После сражения на берегу плавание стало скучным и однообразным. Одна волна была похожа на другую, один остров на другой, и даже одни и те же морские птицы, казалось, летели за нами от самого Константинополя. Иногда галеру сопровождали дельфины, чудные и загадочные создания, которые, как говорят, выкармливают своих детёнышей молоком, подобно женщинам. Они резвились и играли вокруг судна, и суровые лица гребцов при виде этих детей древних морских богов светлели. Говорят, дельфины приносят морякам хорошую погоду и удачу в плавании.
Каждое утро до завтрака я заставлял Гильома проделывать комплекс гимнастических упражнений, рекомендованных Гиппократом для укрепления здоровья. Рыцарь ворчал, но прилежно размахивал руками и ногами, а также учился правильно дышать. Умеренность в еде, регулярное питание и мои травы делали свои дело, и он быстро поправлялся.
После гимнастики наступал его час. Мы прыгали по палубе, стуча деревянными мечами и кинжалами. Гильом был мной недоволен, потому что полагал, будто я занимаюсь недостаточно прилежно. Я же боялся повредить руки, ибо длинные и чуткие пальцы целителя – его лучший инструмент. Сломанный палец заживёт, но прежней подвижности в нём уже не будет.
Потом, съев свою порцию изрядно надоевшей солонины и сухарей, размоченных в вине, мы усаживались на корме так, чтобы не мешать ни капитану, ни рулевым, и вели длинные разговоры обо всём на свете, понимая друг друга всё лучше и лучше. Со временем мы даже сдружились, насколько вообще возможна дружба франка-крестоносца и ромея, чья страна была поругана и разграблена воинами креста. Гильом оказался честным и прямолинейным воином, хотя и не сведущим в науках. Он превосходно разбирался в тактике пешего и конного боя, в крепостной фортификации, в оружии и лошадях, оставаясь при этом неграмотным. Крестоносец не мог написать на пергаменте даже своё имя, но при этом неплохо говорил на языке алеманов и на кастильском наречии. Как ему удавалось это, не ведаю.
И вот однажды я спросил:
– Скажи мне Гильом, как получилось, что ты оказался среди крестоносцев, и вообще, почему рыцари, собиравшиеся отбить у неверных Гроб Господень, вдруг взяли, да и разграбили город и страну, которую населяли такие же христиане как они? Не будем сейчас спорить о Восточном и Западном обряде, хорошо? Ведь мы с тобой оба верим в Господа нашего Иисуса Христа, принявшего крестную муку и тем искупившего наши грехи. Что может быть важнее этого?
Крестоносец вздохнул, закрыл глаза и откинул голову на борт. Лицо его опечалилось. Он долго молчал и я уже думал, что ответа не будет, но Гильом сказал:
– На первый твой вопрос, друг мой Павел, ответить легко, а вот ответа на второй, честно говоря, я и сам толком не знаю. Но вышло так, что я видел, как начинался поход, и чем он закончился. Если хочешь, я расскажу что знаю, и мы подумаем вместе. Твоя голова работает куда лучше моей – ведь по ней не били мечами и топорами. От этого, знаешь ли, не умнеют… Вот и я стал забывать многое из того, что знал раньше, а чтению и письму так и не научился. Может, будет лучше, что ты услышишь рассказ от меня, запомнишь его, а потом запишешь в толстую книгу, и через много-много лет какой-нибудь дотошный монах увидит на странице моё имя. Спешить нам некуда, надо же как-то убивать время. Правда, рассказывать лучше с кружкой доброго вина в руке, а не всухомятку. Сходи к капитану, попроси у него кувшин-другой, а? Тебе он точно не откажет.
