по нраву, оставляет себе, как коллекционер – особо редкие экспонаты.
Сравнение Липе не понравилось. Она и раньше понимала, что Дом живой, но подобная избирательность была признаком разума. Разве не то же она думала о фейрите?
Лестница кончилась так внезапно, что Липа едва не уткнулась носом в спину Лагарда. Коридор принял знакомые черты: все та же бельевая веревка, натянутая из конца в конец, разобранный велосипед и банки с вареньем на полу. Обитель Баб-Ули.
– Зачем мы тут, Джек?
– Знакомиться с домашними! Ну то есть мы можем, конечно, посидеть в сторонке – где-нибудь в чулане, – пока Девятый не вернется. Но не лучше ли провести время за приятной беседой?
– На пару слов. – Она потянула его за рукав, отводя в сторону. – Это безопасно?
Липа понизила голос, вспоминая слова Игнаса о том, какой чуткий слух у старушки за стеной.
– Да что может пойти не так? Девятый наговорил тебе каких-то баек?
– Нет, ничего конкретного… Просто предупреждал, чтобы не пила чай у Баб-Ули, если она станет предлагать.
Джек прыснул.
– Что смешного?
– Ну это прописная истина. Не бойся, я тебя в обиду не дам. «Чаепитие», в конце концов, – всего лишь слово. Хороший повод узнать соседей.
Он подмигнул им и отворил дверь с облезшей краской и кривым шпингалетом.
– Игош, а ну зови Баб-Улю, я гостей привел!
Послышался знакомый топоток: негритенок пробежал мимо них, молча скрывшись за занавеской. Спустя мгновение оттуда раздался грохот и звон посуды.
– Фу ты, чертенок, напугал! Кого там принесло так рано? Обед еще не готов! – Старческий голос звучал громко: так обычно говорили плохо слышащие люди.
Джек жестом пригласил их войти, и Липа осмотрелась. Обитель хозяйки изнутри производила такое же впечатление, как снаружи. Будто Липа провалилась в прошлое. Старенький телевизор на ножках в углу – наверняка черно-белый… Интересно, его вообще кто-нибудь смотрит? И что здесь транслируют вне времени? Липа вспомнила про Нее – ту фейрумную, что обеспечивала Дом энергией, и погрустнела. Ничего интересного она больше не нашла: полосатые коврики под ногами, застеленный пледом диван с горкой подушек и вышитые гладью салфетки на пустом столе, посреди которого стояла изящная ваза. Простенько и неуютно.
Липа не помнила родную бабушку. Ей не с чем было сравнивать.
Акто, догнавший их в коридоре, теперь забавлялся со стеблями герани, подплывая время от времени к Джеку. Кажется, Хиггинс вызывал у крохи-анимона неподдельный интерес.
Сам Джек уселся рядом с Липой – в подтверждение своих слов. Диван просел под его весом, и Липа скатилась к середине.
– Извини. – Она неловко отодвинулась.
– Тебе ли извиняться, Деревце?
– Прекрати!
– Прекратить что?
– Вот это! – Она не сразу подобрала слово. – Делать вид, будто знаешь какую-то тайну. То, чего не знаю я.
– Так и есть, если подумать. Ты просто еще не дожила.
Лагард, сидевший в кресле напротив, закатил глаза.
– И когда это случится? Когда доживу? – Липа понизила голос. – Как вообще вышло, что ты знаешь мое будущее?
– Не всё. – Лицо Джека стало серьезным. – Только некоторые эпизоды, связанные со мной. Просто представь две кривые линии, которые изредка пересекаются, а потом расходятся, каждая в своем направлении. Точка пересечения слишком мала по сравнению с длиной линии. Мы еще поговорим об этом… Но не сейчас. Не будем смущать достопочтенного мсье.
Они с Лагардом обменялись недружелюбными взглядами.
– Премного благодарен, юноша.
В кухне за занавеской опять раздался грохот, а затем – свист чайника.
В дверь деликатно постучали, и маленький Игошка бросился открывать. За щекой он держал леденец на палочке: петушок из жженого сахара. Липа любила такие в детстве. Наблюдать за ним было любопытно. Двигался мальчишка быстро, как-то по-кошачьи. Ни башмаков на маленьких ступнях, ни даже брюк на нем не было. Худые ноги с розовыми росчерками шрамов на коленках виднелись из-под растянутой футболки, явно с мужского плеча. На тонкой шее висели стеклянные бусы. Жесткие черные волосы курчавились на макушке.
Он словно почувствовал взгляд Липы и впервые посмотрел на нее – без всякого страха, но настороженно. Судя по тому, как он повторял движения за Игнасом, к остальным жильцам мальчик давно привык, а Липы дичился: она была не просто чужой, но и девчонкой. Других девчонок, насколько она успела понять, в Доме не было. Да и в целом женщин, не считая Баб-Ули.
Шпингалет на двери щелкнул, звякнула цепочка, и в прихожую вошел высокий человек. Отец О’Доннелл.
Клирик был довольно молод – вряд ли старше Лагарда. По рассказам Игнаса Липа отчего-то представляла ирландского священника иначе: седеющим, сухопарым, с морщинами на высоком лбу… Однако перед ней стоял красавец, напоминающий звезду черно-белого кино: темные волосы, волевой подбородок, широкие плечи. Черная рубашка с закатанными до локтей рукавами, строгие брюки и начищенные до блеска туфли. Единственное, что смущало, – это излишняя бледность и холодный взгляд. Цепкий, проницательный, словно дающий оценку – Липа не смогла дольше пары мгновений смотреть в карие глаза Клирика. Покрасневшие, воспаленные – так бывает при болезни или после нескольких ночей, проведенных без сна.
Джек дотронулся пальцами до ее ладони. На миг почудилось, что она услышала голос: «Все окей, Деревце, расслабься». Разумеется, голос принадлежал ей самой: телепатом Джек не был – всего лишь карточным шулером. К тому же Игнас говорил, что не встречал людей с подобным свойством.
– Представишь новых постояльцев, Джеки-бой? – произнес Клирик со сдержанной улыбкой, обаятельной, но холодной.
– Отчего же нет, падре!
В обращении Джека чувствовалась фамильярность. Очевидно, что к «падре» Клирик относился так же, как Игнас – к своему номеру, но лицо ирландца осталось невозмутимым. Должно быть, привык.
– Перед тобой друзья Девятого. Мсье Лагард из А9-3 и мадемуазель Филиппина, G7-1. Новая клетка добавилась к схеме.
– Сочувствую… – Липа не сразу поняла, что О’Доннелл обращается к ней. – Что Гниение затронуло ваш мир, юная леди. А вы, полагаю, знакомы с фейритом не понаслышке. – Он протянул Андре руку и крепко пожал.
– Я же говорил, что они споются, – шепнул Джек и принюхался. – Чую, пирогом пахнет. Баб-Уля на подходе.
Он запоздало скинул куртку, оставшись в белой майке с рваным воротом. На предплечье красовался фиолетовый кровоподтек.
– Концерт AC/DC в Детройте, четырнадцатое ноября восемьдесят первого года. – Он покачал головой. – Лучше не спрашивай.
– Не буду, – ответила она так же тихо. – У меня в запасе сотня вопросов – гораздо важнее этого.
– А ну-ка все за стол! – Командирский голос Баб-Ули трудно было игнорировать.
Мужчины встали с мест: отодвинули кресла, вынесли стол на середину комнаты, расставили стулья. Липа отступила в угол, чтобы не мешать. За окном виднелся уже знакомый танцующий лес: изгибы голых деревьев и стена колючего кустарника внизу. На стареньком комоде, помимо вышитых салфеток и гребня для волос, она заметила фотокарточку. Черно-белую, с неровными краями и полосой посередине, на месте сгиба. С фотографии глядели трое: высокий мужчина – блондин в толстых очках в роговой оправе
