— Добраго утра, добраго утра! — заговорилъ мистеръ Боффинъ, привѣтственно махнувъ рукой, когда унылый мальчикъ, по фамиліи Блейтъ, отворилъ ему дверь конторы. — Господинъ адвокатъ принимаетъ?
— Должно быть, мистеръ Ляйтвудъ назначилъ вамъ, сэръ, этотъ часъ?
— Я, знаете, мой милый, въ назначеніяхъ не нуждаюсь, — отвѣчалъ мистеръ Боффинъ. — Я за свой визитъ деньги плачу.
— Конечно, сэръ. Не угодно ли войти? Въ настоящую минуту мистера Ляйтвуда нѣтъ въ конторѣ, но онъ долженъ придти въ скоромъ времени. Не хотите ли посидѣть въ кабинетѣ мистера Ляйтвуда, пока я загляну въ кліентскую книгу?
Юный Блейтъ съ большой важностью досталъ изъ конторки длинную, тоненькую тетрадку въ оберткѣ изъ коричневой бумаги и, раскрывъ ее, принялся водить пальцемъ по страницамъ, бормоча вполголоса: «Мистеръ Аггзъ, мистеръ Баггзсъ, мистеръ Даггзъ, мистеръ Каггзъ, мистеръ Фаггзъ, мистеръ Гаггзъ, мистеръ Боффинъ».
— Такъ точно, сэръ, совершенно вѣрно, но вы пожаловали немного ранѣе назначеннаго часа. Мистеръ Ляйтвудъ сію минуту придетъ.
— Я не спѣшу, — сказалъ мистеръ Боффинъ.
— Очень хорошо. Въ гакомъ случаѣ, сэръ, если позволите, я воспользуюсь этимъ временемъ, чтобы внести вашу фамилію въ книгу посѣтителей за текущій день.
Юный Блейгь съ такою же важностью досталъ другую тетрадку, взялъ перо, обсосалъ его, обмакнулъ въ чернильницу и, прежде чѣмъ приняться писать, прочелъ фамиліи по раскрытой страницъ: «Мистеръ Аллей, мистеръ Валлей, мистеръ Даллей, мистеръ Каллей, мистеръ Фаллей, мистеръ Галлей, мистеръ Лаллей, мистеръ Халлей, мистеръ Маллей и мистеръ Боффинъ».
— У васъ все по строго опредѣленному порядку, мой другъ? — спросилъ мистеръ Боффинъ, когда фамилія его была внесена.
— Такъ точно, сэръ, — отвѣчалъ мальчикъ. — Безъ строгаго порядка мнѣ бы ничего не подѣлать.
Вѣроятно, онъ хотѣлъ этимъ сказать, что безъ такой, навязанной имъ себѣ, фиктивной работы разсудокъ его давнымъ-давно бы не выдержалъ. Не нося въ своемъ одиночномъ заключеніи никакихъ оковъ, которыя бы могъ шлифовать, и не имѣя при себѣ деревянной чашки для упражненія въ строганіи перочиннымъ можемъ, онъ придумалъ себѣ невинное занятіе, состоявшее во вписываніи по алфавиту фамилій въ двѣ упомянутыя книги и въ занесеніи на ихъ страницы фамилій изъ адресъ-календаря, и считалъ такое занятіе веденіемъ дѣлъ мистера Ляйтвуда. Это было положительно необходимо для его души, ибо, будучи одаренъ чувствительной натурой, онъ готовъ былъ считать личнымъ оскорбленіемъ тотъ фактъ, что у его принципала не было кліентовъ.
— Давно ли вы состоите при законахъ, мой другъ? — спросилъ его мистеръ Боффинъ своимъ обычнымъ выпытывающимъ тономъ.
— Да вотъ ужъ около трехъ лѣтъ.
— Такъ значитъ вы, можно сказать, и родились при законахъ! воскликнулъ съ удивленіемъ мистеръ Боффинъ. — И что же, нравится вамъ это дѣло?
— Привыкъ, — отвѣчалъ юный Блейтъ, покорно вздохнувъ, какъ будто первая горечь его профессіи для него миновала.
— А большое ли жалованье вы получаете?
— Половину того, что желалъ бы получать, — отвѣчалъ юный Блейтъ.
— А сколько вы желали бы?
— Пятнадцать шиллинговъ въ недѣлю.
— А много ли понадобится вамъ времени, примѣрно, чтобы сдѣлаться судьею? — спросилъ мистеръ Боффинъ, взглянувъ сперва на мизерную фигурку мальчугана и, очевидно, замѣтивъ его маленькій ростъ.
На это мальчикъ отвѣтилъ, что онъ не успѣлъ еще сдѣлать этой небольшой выкладки.
— Но вамъ, я полагаю, ничто не помѣшаетъ достигнуть этого высокаго званія? — продолжалъ свой допросъ мистеръ Боффинъ.
Юный Блейтъ гордо отвѣтилъ, что онъ имѣетъ честь быть британцемъ, который никогда, никогда и никогда не отчаивается, и потому ничто не помѣшаетъ ему достигнуть этого высокаго знанія. Однако въ душѣ онъ питалъ смутное подозрѣніе, что есть нѣчто такое, что, пожалуй, можетъ и этому помѣшать.
— Быть можетъ, лишняя парочка фунтовъ могла бы пособить вамъ въ этомъ? — освѣдомился мистеръ Боффинъ.
Юный Блейтъ не имѣлъ на этотъ счетъ ни малѣйшихъ сомнѣній, и потому мистеръ Боффинъ презентовалъ ему названную сумму, поблагодаривъ его при этомъ за вниманіе къ его (мистера Боффина) дѣлу, которое, — добавилъ онъ, — можно считать теперь, по всей вѣроятности, все равно что улаженнымъ.
Послѣ этого мистеръ Боффинъ, приложивъ къ уху свою неизмѣнную палку, довольно долго сидѣлъ молча, какъ будто прислушиваясь къ шепоту домового, знакомившаго его съ конторой Ляйтвуда, и поглядывая то на небольшой книжный шкапъ съ руководствами къ судебной практикѣ и разными судебными отчетами, то на окно, то на пустой синій мѣшокъ, то на палочку сургуча, то на перо, то на коробочку съ облатками, то на лежавшее на столѣ яблоко, то на высокій табуретъ, весь покрытый пылью, то на безчисленныя чернильныя пятна, то на футляръ отъ ружья, прикрытый такимъ образомъ (хоть и несовсѣмъ искусно), чтобы придать ему видъ какого-нибудь судейскаго аттрибута, то, наконецъ, на желѣзный сундукъ съ надписью: «Имущество Гармона», пока не появился самъ мистеръ Ляйтвудъ.
Мистеръ Ляйтвутъ объяснилъ, что онъ пришелъ прямо отъ проктора, съ которымъ они занимались дѣлами мистера Боффина.
— И, кажется, очень устали? — замѣтилъ этотъ джентльменъ съ соболѣзнованіемъ.
Не объяснивъ, что усталость у него — болѣзнь хроническая, мистеръ Ляйтвудъ сказалъ, что такъ какъ всѣ законныя формы соблюдены, подлинность завѣщанія установлена, дѣйствительность смерти ближайшаго наслѣдника доказана, и такъ далѣе, а въ Канцлерскій судъ было своевременно подано прошеніе, и такъ далѣе, то онъ, Ляйтвудъ, имѣетъ теперь величайшее удовольствіе, честь, и такъ далѣе, поздравить мистера Боффина, какъ единственнаго наслѣдника, съ переходомъ въ полное его распоряженіе болѣе ста тысячъ фунтовъ стерлинговъ, значащихся по книгамъ директора и компаніи Англійскаго банка.
— Главная выгода этого наслѣдства та, что оно не требуетъ никакихъ хлопотъ, — продолжалъ мистеръ Ляйтвудъ. — Нѣтъ ни земель — значитъ не нужно хозяйничать, — ни ренты — не нужно платить подоходный налогъ въ неурожайные годы (а это слишкомъ дорогой способъ попасть въ газеты); нѣтъ ни избирателей, съ которыми каши не сваришь, ни маклеровъ, снимающихъ сливки къ молока прежде, чѣмъ оно появилось на столъ. Вы можете все свое имущество хоть завтра положить въ сундукъ и отправиться съ нимъ — куда бы сказать? — ну, хоть въ Скалистыя горы. Такъ какъ всякій человѣкъ находится, повидимому, подъ неотразимыми чарами, которыя заставятъ его рано или поздно упомянуть въ развязно-фамильярномъ тонѣ для всеобщаго свѣдѣнія о Скалистыхъ горахъ, то я надѣюсь, вы меня извините, что я позволилъ себѣ отправить васъ въ это необъятное географическое общее мѣсто, — заключилъ съ безпечной улыбкой мистеръ Ляйтвудъ.
Совершенно не понявъ послѣдняго заключенія, мистеръ Боффимъ бросилъ безпокойный взглядъ сперва на потолокъ, а потомъ на коверъ.
— Я, право, не знаю, что сказать вамъ о моемъ имуществѣ,- проговорилъ онъ наконецъ. — Мнѣ и безъ него было хорошо. Ужъ очень велико оно, — заботъ много.
— Любезнѣйшій мистеръ Боффинъ, въ такомъ случаѣ не заботьтесь о немъ.
— То есть какъ? — спросилъ этотъ джентльменъ.
— Говоря на этотъ разъ съ невмѣняемымъ легкомысліемъ частнаго человѣка, а не съ серьезной дѣловитостью вашего ходатая по дѣламъ, — отвѣтилъ Ляйтвудъ, — я могу вамъ сказать, что если васъ заботитъ слишкомъ крупный капиталъ, то вы имѣете гавань утѣшенія, вполнѣ для васъ открытую, гдѣ онъ можетъ быть легко уменьшенъ. Если же вы опасаетесь сопряженныхъ съ этимъ хлопотъ, то предъ вами имѣется другая гавань утѣшенія, гдѣ найдется довольно людей, которые избавятъ васъ отъ хлопотъ.
— Такъ. Но и васъ все-таки несовсѣмъ понимаю, — отозвался съ недоумѣніемъ мистеръ Боффинъ. — Меня не вполнѣ… не вполнѣ удовлетворяетъ то, что вы говорите.
— А развѣ есть на свѣтѣ вещь, которая могла бы вполнѣ насъ удовлетворить? — спросилъ мистеръ Ляйтвудъ, приподнимая брови.
— Мнѣ кажется, есть, — отвѣтилъ мистеръ Боффинъ съ задумчивымъ лицомъ. — Когда я жилъ приказчикомъ въ Павильонѣ (въ тѣ времена, когда онъ еще не назывался Павильономъ), я считалъ свою работу вполнѣ удовлетворительной для меня. Старикъ Гармонъ былъ настоящій басурманъ (не тѣмъ будь помянуть), но зато дѣло у него было такое, что съ удовольствіемъ, бывало, присматриваешь за нимъ съ ранняго утра до поздняго вечера… Право, можно почти пожалѣть, — продолжалъ мистеръ Боффинъ, потирая ухо въ своемъ затрудненіи, — можно почти пожалѣть, что онъ нажилъ столько денегъ… Лучше бы было для него самого, если бъ онъ не такъ много думалъ о деньгахъ. Вѣрите ли, — добавилъ добрякъ, внезапно дѣлая открытіе и оживляясь, — вѣрите ли, — онъ самъ находилъ, что капиталъ черезъ-чуръ великъ и требуетъ много заботъ.
