Но меж тем, ни одна травинка, ни один кустик, ни одно деревце или растение на этой сюрреалистичной равнине не подвергалось процессам разрушения и не находилось на последнем издыхании в борьбе за жизнь.
Насколько хватало глаз, поверхность райского цветущего островка последи абсолютного небытия была покрыта кустами, в которых даже неискушенный случайный зритель (если б он сумел позволить себе наблюдать за происходящим и не умереть в процессе) мог бы обнаружить хорошо знакомые ему с раннего детства виноградные лозы.
Усеянные зелеными, черными, фиолетовыми, темно-коричневыми и десятком других оттенков гроздья винограда выглядели так, что могли бы вызвать зависть у любого огородника своими идеальными формами и полными восхитительного содержимого ягодами.
Небольшой ручной секатор с тонким металлическим звуком как раз срезал одну гроздь винограда, отличающегося от других своих собратьев темно-бардовой окраской ягод.
Пухлые ладошки мужчины, который как раз и занимался приведением в порядок своего урожая, бережно положили срезанную кисть, длиной с его локоть, к остальным таким же в большой плетеной торбе.
Выглядел мужчина непрезентабельно.
Одетый просто, словно городской нищий, в видавшую виды засаленную тунику, хранящую еще на себе тусклый блеск золотистой вышивки малопонятных узоров.
С небрежно наброшенной на плечи пелериной благородного синего оттенка, запущенной растительность на лице, которая, как и волосы на голове, была выдержана в едином оттенке царствующей над некогда жгучей смолью шевелюры, ухоженных усов и бакенбард, седины.
Оплывшее, хранящее на себе следы недавней попойки, с соответствующими атрибутами похмелья после длительного запоя, лицо больше престало видеть у бездомного где-нибудь в подворотнях.
Проситель милостыни, но никак не могучее существо, живущее посреди бескрайнего мрака.
Венчающая голову металлическая корона устремлялась вверх все еще острыми, но подернутыми ржавчиной зубьями, увитая пущенной вокруг виноградной лозой с небольшим количество ягод прямо над лбом.
Единственное, что хоть как-то могло навеять гипотетического стороннего наблюдателя на мысль о том, что перед ним не найденный на улице бездомный, нанятый для работы на полях, вломившийся перед уборкой урожая в местный театр и надругавшийся над тамошним реквизитом, была массивная золотая цель, грузно лежащая на плечах мужчины.
Сплетенная из золотых лоз винограда, украшение, меж тем, имело довольно интригующую подвеску в виде настоящей и весьма аппетитной на вид кисти зеленого винограда, покоящейся на брюхе мужчины.
Грузный и неповоротливый, с оплывшим телом и непомерно большим животом, он медленно переставляя отекшие ноги, заключенные в легкие сандалии, от одного виноградника к другому, продолжая сбор красного винограда.
Он находился спиной к невысокому приземистому одноэтажному строению, больше похожему на лачугу с тремя входами-выходами, когда перед ней образовалось белоснежное свечение.
Оно походило на застывший в пространстве удар белоснежной молнии, чья паутинка расползлась на небольшое расстояние.
С характерным громом, сопровождающим удар молнии, паутинка света распалась на части, а на его месте появилась высокая статная женщина с пепельно-белыми волосами, сведенными на затылке в одну плетеную косу, заканчивающуюся у плеч раздвоенным плетеным хвостиком.
Льдисто-пронизывающий взгляд ее светло-голубых, цвета неба, глаз, прожигал насквозь, словно видел дальше и глубже, чем могли себе позволить остальные.
На ее высоких скулах, лишь подчеркивающих красоту атласной кожи, тонкого и ухоженного разлета бровей, прямого аристократического носика и чарующих губ, сомкнутых и поджатых, поблескивали древние письмена, выглядящие тонкой вязью замысловатого рисунка.
Увенчивающая ее голову высокая тиара из горного хрусталя, блестела золотистыми зазубренными наконечниками, украшающими головной убор по внешней стороне.
Ее массивные длинные серьги из блестящего и играющего на свету отсутствующего солнца серьги могли бы показаться застывшей на внезапном крепком морозе весенней капелью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ровно как и ее строгий серый наряд с высокой горловиной.
Он напоминал строгое платье, а из украшений имел лишь крохотную фигурку белошерстного существа на высоком вороте, да серебристый эполет на левом плече, переливающийся игрой крошечных драгоценных камней.
Строгость и прагматизм дымчато-сизо-серого платья, и выглядывающие из-под него носки строгих, но элегантных туфель в цвет гардероба, вкупе с минимализмом прически и внешностью посетительницы говорили о ее характере многое.
Например, то, что она пытается оказать давление своей воинственностью, потому что этот суровый наряд, подходящий для путешествия в морозную стужу, последний раз Бог Виноделия видел на ней довольно давно.
— Бахус, опустившаяся ты скотина! Прекрати заниматься своим виноградом, когда я хочу с тобой поговорить!
Бог Виноделия Бахус.
Мужчина, только что поднесший секатор к очередной кисти, от неожиданной экспрессии высказанных в его адрес слов, непроизвольно дернул пальцами.
Металл взрезал тонкую ветвь, зажевав ее и отсекая связку ягод под неправильным углом, обеспечивая излишнее повреждение.
Названный Бахусом, критически осмотрев результаты своих действий, неодобрительно покачал головой, бережно уложив гроздь к таким же, после чего неспешно повернулся к своей незваной гостье.
— Надеюсь, дни твои будут долгими, Аминасифаль, — поприветствовал он надменную Старшую Богиню сипловатым басом. — Долгими, и полными безраздельного одиночества, эльфийская богиня.
Женщина с пронизывающим взглядом и пепельными волосами, сощурила свои неестественно прекрасные глаза.
В ее взгляде, позе, мимике благодаря языку тела можно было прочесть желание мгновенно испепелить бога-пропойцу, заставив его пожалеть о сказанном.
Судя по всему, эльфийку не смущало даже то, что она находится несказанно далеко от центра своей силы.
— Расщепить бы тебя, — прошипела она сквозь плотно сжатые губы.
Бахус, хмыкнув себе под нос, ответил едкой ухмылкой.
— Ты забралась далековато от своего анклава, Старшая богиня. Явилась без предупреждения, ведешь себя так, будто имеешь право вытирать об меня ноги… Ты всегда была такой невыносимой? Или тысячелетия взращивания великой эльфийской идеи заставили твои радикальные мозги начать протекать от вседозволенности?
— Подбирай слова, Бахус, когда разговариваешь со Старшей богиней, — рыкнула в ответ женщина.
— Ты пришла ко мне в дом, чтобы указывать мне, что мне делать, а что нет? — голос Бога Виноделия налился силой. — О, прекрасная Богиня Аминасифаль. Ты, кажется забыла о древних законах, не так ли? Пусть я и не имею отношения к различным пантеонам, таких как я немало. И нам очень не нравится, когда лезут в наши дела другие божества, указывая нам что и как следует сделать. Смотри, мы и обидеться можем. Уверен, ты не забыла, что наших скромных сил нейтральных божеств будет вполне достаточно для того, чтобы превратить твою резиденцию в пыль, а тебя — низвергнуть в мир смертных. Или ты за этим и пришла, о несравненная и прекрасная эльфийская богиня?
Вроде бы простые, логичные слова, основанные на древних обетах и обещаниях, данных богами друг другу.
Ни разу серьезно не нарушенные ни одной из сторон, давшей обещание их чтить.
И подействовавшие отрезвляюще.
Как и всегда происходит с теми, кто является сильным, но одиноким соперником — напоминание об их уязвимости перед количественно превосходящим, но уступающем в собственных силах — срабатывает.
Губы Аминасифаль разжались, сложившись в приветливую улыбку.
«Богиня, как точное отождествление своей паствы», — промелькнула в голове Бога Виноделия мысль. — «Не смогла добиться своего грубой силой и запугиванием, решила действовать льстивыми речами».
— Я рада тебя видеть, Бахус, — подобное поведение среди богов Аурхейма не столь ново, сколь являлось пережитком давних времен, когда выжившие в Последней Войне боги перессорились меж собой из-за разоблачений в двойных играх и подтекстах в ранее заключенных соглашениях. — Вижу, твой урожай процветает, как и всегда?
