тюремную баню. Конвоир был один, и его лицо мне показалось смутно знакомым. Потом меня словно молния пронзила – ведь это Андрей, земляк Сани Пинкевича, служивший в нашей бригаде. Поняв по выражению моего лица, что я его вспомнил, старшина чуть улыбнулся и приложил палец к губам. Мы вышли в тюремной двор, пересекли его и вошли в одноэтажное здание тюремной прачечной и бани, где я увидел заключенных, перетаскивающих какие-то мешки. Это были те, кто здесь, в хозяйственной обслуге, отбывает срок. Когда мы вошли в раздевалку, где, кроме нас, никого не было, Андрей нарочито громко скомандовал:
– Заключенный, раздевайтесь! Новое нательное белье получите после помывки. – После этого он плотно закрыл дверь, ведущую в коридор.
– Слушай меня внимательно, Витя, – зашептал мне в ухо Андрей. – Берию Лаврентия Павловича и его охрану, когда он подъезжал на своей машине к дому, расстреляли из двух бронетранспортеров! Это было, когда еще войска в Москву ввели… Потом Серго Берию арестовали… Вроде бы вместе с семьей, – подумав, добавил Андрей и, переведя дух, зашептал снова: – Уже потом, через несколько дней, арестовали генерала Судоплатова. Его сначала во внутренней тюрьме в подвале Лубянки держали, а недавно в Бутырку перевели. Знаю, что он в одиночке сидит и его допрашивают Генеральный прокурор Руденко и полковник Цареградский из военной прокуратуры. Еще знаю, что все руководство вашего девятого отдела под следствием… Но тут, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло… Ты для них человек маленький, поэтому про тебя пока забыли, – Андрей оглянулся, посмотрев на дверь. – Поэтому Саня переговорил кое с кем в своем управлении… В общем, тебя должны будут передать тому следователю, кто ведет следствие по делу одного изменника Родины…
– При чем здесь я и изменники Родины? – перебил я Андрея.
– Не перебивай, – недовольно посмотрел он на меня. – Этот следователь нормальный парень, Саня ему про тебя все объяснил… В общем, так, соглашаешься на сотрудничество со следствием, и тогда следователь сумеет сделать так, что твою семью оставят в покое. Понял? – требовательно посмотрел на меня Андрей. – Не зря же мы целую спецоперацию провернули, чтобы тебя, как важного подследственного, одного в баню привести.
– Угу, понял, – буркнул я, хотя, если честно, мне было мало что понятно.
– Тогда давай в баню, – махнул рукою Андрей.
Тюремная баня оказалась довольно сносной для такого рода заведений. В помывочной было тепло, через зарешеченные окна проникал солнечный свет, а из кранов лилась как холодная, так и горячая вода. На помывочной полке лежал кусок хозяйственного мыла и грубая мочалка из лыка, тут же стояли тазики. Я долго, с наслаждением стирал с себя намыленной мочалкой тюремную грязь, чередуя это обливаниями холодной водой. Андрей меня не поторапливал, пока я сам не решил, что пора, как говорится, и честь знать. Андрей ждал меня в раздевалке. Пока я вытирался и одевался, он все так же тихо рассказал о себе.
– Осенью сорок третьего в госпитале, где мы с тобой и Сашкой вместе лежали, меня после тяжелого ранения признали ограниченно годным. В немецкий тыл я уже больше не летал, и на фронте тоже побывать не пришлось… В общем, служил я в нашей бригаде, в роте десантного обеспечения, парашюты укладывал. После окончания войны остался на сверхсрочную службу. Мне возвращаться-то некуда было, – криво усмехнулся Андрей. – Нашу деревню вместе с людьми хохлы из карательного батальона сожгли, – при этих словах лицо старшины дернулось. – Ну, ты это знаешь, – продолжил он, подбирая слова. – Когда в сорок шестом нас расформировали, я на Лубянку в комендантскую службу перевелся. Тут спасибо Павлу Анатольевичу, душевный он человек, наш генерал Судоплатов. Кроме того, он помог мне получить комнату в коммуналке. У меня жена уже была с ребенком. А она моя землячка, из эвакуированных. Тоже, как у меня, ни кола ни двора и вся родня на войне погибла, – пояснил Андрей, поглядывая на дверь. – А тут Саня после бандеровщины приехал и начал почти рядом служить. В общем, он меня еще и учиться заставил, – улыбнулся Андрей. – Сначала я вечернюю десятилетку окончил, потом в юридический институт Саня помог поступить. Две недели назад я его окончил и диплом получил. Со дня на день должен прийти приказ о присвоении офицерского звания. Вот такие пироги, Витя, – Андрей внимательно посмотрел на меня. – В общем, в будущем чем смогу – помогу, как говорится. Омсбоновцы своих не бросают, – он многозначительно посмотрел на меня.
– Спасибо тебе, Андрей, – только и смог произнести я в ответ. Хотя хотелось многое сказать и как-то в будущем отблагодарить этих людей. Ведь Саня Пинкевич не побоялся помогать мне, нынешнему без пяти минут государственному преступнику, да и Андрей… Я понял, что они помогут не только мне, но и Айжан с Машей. По моей щеке предательски потекла горячая мокрая капля.
Взглянув мне в лицо, Андрей все понял и, положив руку мне на плечо, тихо сказал:
– Пошли, Витя. Пора. Минут через двадцать других подследственных на помывку поведут.
В ту ночь я спал как убитый, без всяких сновидений и ночных кошмаров. Воскресный день тоже прошел ровно. Я намеренно гнал от себя любые мысли и, чтобы отключить голову, вышагивая по камере, я вслух начал читать стихи. Я многое помнил из поэмы «Василий Теркин» Твардовского, потом читал стихи Симонова. А когда прочитал «Жди меня», открылось окошко в двери, и голос надзирателя смущенно произнес:
– Извините, а можно это стихотворение еще раз прочесть?
Глава 3
Сотрудничество со следствием
– Здравствуйте, Виктор Васильевич. Меня зовут Андрей Петрович Девятаев, я из второго управления Третьего главка [55]. Ваше дело теперь вести буду я, – пытливо посмотрел на меня плотный русоволосый морской офицер с погонами капитана третьего ранга. У него было хорошее открытое лицо, голубые глаза и рыжая щеточка усов. Он стоял возле окна все в том же кабинете, где меня допрашивали ранее.
За рабочим столом все так же сидела уже знакомая мне девушка-лейтенант и, не отрываясь, что-то писала.
Я недоуменно пожал плечами: мол, какое отношение к моему делу может иметь военная контрразведка? Разве что решили еще объявить меня иностранным шпионом? Ну так черт с вами, в работе на японскую разведку я уже один раз признался…
– Да вы присаживайтесь, разговор у нас будет долгим. Виктор Васильевич, никто не собирается мучить вас и требовать признания в том, что вы агент швейцарской морской разведки, – слегка улыбнулся Девятаев, словно прочитав мои мысли. – Дело серьезное, и нам действительно нужна ваша помощь, на которую надеюсь не только я, но и ваши