— Да ты…
Я бросаюсь к кровати, хватаю вторую подушку и хочу стукнуть его, но он внезапно хватает меня за запястье и сильно его сжимает, заставляя выронить подушку, а потом дергает с меня покрывало, оставляя совсем обнаженной.
— Прикуси язычок, Огонечек! — говорит он строго. — Не думал, что это возможно, но раз уж ты подделка, то и церемониться с тобой нет смысла.
Я содрогаюсь. Он слишком зол и уверен, а во мне уже явно нет такой силы, что сможет дать ему отпор.
— Я не буду больше терпеть твоих выходок, — говорит он, грубо схватив меня за подбородок, — или ты думаешь, что я не могу наказать тебя так, чтобы не причинить вред ребенку? Могу, можешь не сомневаться. И трахать тебя буду, когда захочу. Это нужно мне и моему наследнику, а твое мнение меня больше не волнует. Ясно?
Я не могу ему на это ответить. Что тут вообще можно ответить? Я просто дрожу всем телом, глядя в его черные глаза. Они стали какими-то металлическими, очень холодными, действительно злыми. Таких глаз у Беса я еще не видела.
— А теперь пошла и оделась, не пытаясь прикрываться!
Он разворачивает меня в сторону шкафа и звонко шлепает по заду. Я вздрагиваю от страха и послушно иду куда мне велели. Он не шутит. Он точно не шутит. Я это чувствую, и пусть шлепок был звонким и безобидным, я знаю, что он может ударить и сильнее, а может не ударить… Он вообще много чего может.
На что он вообще способен? Я ведь не знаю его пределов, и какова его власть надо мной и моей жизнью, тоже не знаю.
У меня наворачиваются слезы, но я запрещаю себе плакать, не при нем. Чуть прикрываясь дверцей шкафа, я натягиваю трусики, широкую футболку и широкие бесформенные спортивные штаны, стараясь при этом выглядеть как можно менее сексуально, чтобы не на что ему там было смотреть.
Я постоянно на него кошусь и все пытаюсь понять, что же будет дальше, но он молчит, сидит на кровати и смотрит на меня. Очень внимательно смотрит.
— Отпусти меня, — прошу я.
Он меня злит, бесит, но я-то ему нужна сейчас, как мать его наследника, может удастся миром договориться.
— Если есть ритуал, которым ее… меня… в общем, если можно сделать избранную из простой девушки, то, возможно, можно все исправить, и тогда… отпусти меня, пожалуйста.
— Что и на коленях просить будешь? — хмыкнув, уточняет он.
Я не отвечаю ему на этот выпад, просто опускаюсь на колени. Спорить с ним смысла все равно нет и делать вид, что не от него зависит моя жизнь, тоже. Если его ребенок может меня убить и без него мне не выжить, то что мне остается, кроме как покориться? Особенно, если он решил не считать меня женой, а… я даже не знаю, кем.
Слезы сами катятся по моим щекам.
Я ведь всего этого не выбирала. Я всего этого не хотела, но я молчу об этом, и он молчит.
Приходится продолжить просить:
— Отпусти. Я ведь все же освободила тебя, значит уже и не виновна в заточении. Я больше никогда не буду говорить, что ты гад, не буду заявлять, что ты принц гребаный, что предки твои захватчики и дураки. Я вообще молчать буду, только отпусти меня потом, пожалуйста.
Я шепчу и подползаю к нему. Стыд и позор мне, но я дошла до такого ужаса и отчаянья, так запуталась и устала, что да — пала так низко, чтобы молить о помощи, прошу о пощаде и снисходительности.
Он не отвечает, просто опускает ноги с кровати на пол и манит меня пальцем. Он все еще голый, но я старательно смотрю только ему в глаза, чтобы не думать ни о чем другом. Потому что сейчас самое важное условиться и получить свободу, пусть и не сразу.
— Пожалуйста…
— Отпущу, — внезапно соглашается он, схватив меня за подбородок, — но только если ты по-настоящему покоришься до рождения ребенка. Будешь делать то, что я скажу, и возражать не посмеешь.
— Сделаю все, как ты скажешь, только…
— Тогда умолкни и соси.
Я даже не понимаю в первый миг о чем он, но он хватает меня за волосы и опускает мою голову. Я едва носом не уткнулась в его член от такого рывка. Мерзость какая. Я сразу дергаюсь от него в сторону. Благо он меня не пытается удержать, просто наблюдает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
От ужаса и стыда я закрываю лицо руками, смотрю на него испуганно, сквозь щель между пальцами, но ничего не говорю, не знаю что сказать.
— Что? На этом все? Покорность закончилась? — спрашивает он злобно. — Или что твой ротик не должен быть осквернен связью с демонической особью?
Я молча смотрю на него и тихо плачу. Вот же я дура. Он был таким нежным. Из него веревки можно было вить, надо было только говорить, что именно мне надо, а теперь…
— Хочешь свободы — бери и соси, иначе я просто запихну его тебе в глотку силой!
— Не надо, — шепчу я, даже не сомневаясь, что он может. В голосе у него звенит что-то такое, что сомневаться не приходится. Слишком уверенный он сейчас, а я для него теперь никто — так тело, которое родит ему сына.
Я роняю руки на колени, подаюсь вперед, пытаясь хотя бы прикоснуться к нему губами, хотя даже это мне кажется мерзким.
Хорошо, что он хотя бы тут меня не подгоняет, просто наблюдает так внимательно, что я ощущаю его взгляд.
Я закрываю глаза, складываю губы трубочкой. Почти смирившись с неизбежным, я подаюсь вперед и…
— Воу-воу, полегче, детка! Кажется, я успел вовремя! — радостно восклицает Крис совсем рядом, и я дергаюсь в сторону, зачем-то закрываясь руками, будто футболки и штанов было не достаточно.
Еще и этот теперь смеется. Как я низко пала. Надеюсь, он не заставит меня делать это перед Крисом. Не заставит ведь?
Кажется, думая о том же, он смотрит на меня зло и холодно, так словно хочет посмеяться над моим внезапным побегом, но ничего не говорит, переключаясь на своего друга.
— Ты нашел след? — спрашивает он у Криса, резко вставая.
Я не понимаю, как он это сделал, не увидела я магии, но на нем внезапно мелькнул плащ. Он сам как-то на нем появился, мелькнул перед моим носом и тут же был отброшен в сторону. Бес при этом был уже одет, а старинного плаща и в помине не было. Теперь на нем были высокие берцы с металлическими заклепками, туго зашнурованные. Кожаные штаны и майка с логотипом какой-то рок-группы. Ему не хватало только байка и косухи.
Неожиданно ему очень это все оказывается к лицу. Я даже губы закусываю от увиденного. Он смотрелся круче Криса, которому, казалось, идет все, даже павлиньи перья. Ну, правда, я могла представить его в чем-то подобном, и он был бы неотразим! Но Бес… прямо сейчас он… я не смогла бы пройти мимо и не бросить еще один взгляд, как бы просто он ни был при этом одет.
И странно тут еще, что и Крис ничему не удивляется: ни виду Беса, ни тому, как он быстро оказался одет, наверно, не впервые такое видел, да и тому, что происходило, Крис тоже не удивился. Меня внезапно колет в ребра ревность. Неужели Крис видел Беса с другими женщинами и это его не смущает?
— Да, я нашел след, — говорит он спокойно. — Как ни странно, это не очень далеко отсюда. Деревня буквально за городом. Дрянск или как-то так.
— Может, Двинск все-таки? — робко спрашиваю я, отползая чуть подальше.
Мне вообще от стыда хочется умереть, но гордость заставляла сохранять невозмутимость, да сидя на полу! Как уж могу, так и сохраняю!
— Да, точно, Двинск, но на самом деле он еще тот Дрянск. Я там побывал. Сплошные холупы. Перемещались, походу, из руин церкви или как там называются тут эти штуки?
— Да, там церковь, а еще дом моей бабки рядом стоит. Вы ведь сейчас туда? Может, я с вами?
— Не может, — заявляет Бес. — Ты будешь сидеть дома. Не заслужила еще право куда-то ходить.
Он говорит это, и в тот же миг на моей ноге снова появляется цепь, такое чувство, что она и не исчезала, просто невидимой была, когда я разозлилась.
— Да вы сама суровость, принц, — говорю я, вставая с полу и гордо отступая к окну.
Я обещала его гребаным принцем не называть, а это не значит, что просто принцем мне нельзя его дразнить.
— Прикуси язык, — спокойно велит мне Бес.
Крис почему-то посмеивается, как будто это развлечение.
