Но вот зал открыли, и девушка быстро потянула его занимать места. Когда все ж таки уселись где-то посредине, она объяснила, что актера на первом ряду слишком много (любит погладить, поцеловать или даже постучать зрителей по головам), а на последних – слишком мало. Зал был рассчитан приблизительно на 100 мест и устроен как в цирке: сцена – внизу, а кресла – наверху. Многие зрители сидели прямо на ступеньках.
Честно говоря, Олег трудно представлял себе Достоевского на украинском, но помалкивал, чтобы не обидеть свою милую спутницу-театралку. На сцене выстроились манекены и конструкции, похожие на тренажеры. Как только артист вышел на сцену, публика притихла и просидела как парализованная до конца спектакля. Актер, одетый в кожаные штаны, безрукавку на голом теле и в очках, начал свой монолог. Потом он забирался на конструкции, прятался за так называемыми кулисами, и постепенно зал оказался целиком во власти его бешеной энергии. Это был рассказ о любви к кроткой девушке, о неоцененных благодеяниях, граничивших с сумасшествием. Затем самоубийство героя, и – сон смешного человека. Под конец страсти достигли апогея. Казалось, что заключительные слова этот черноголовый мужик проговорил именно Олегу Томашенко и никому другому.
Зал поднялся и долго аплодировал любимому артисту. Кто-то преподнес цветы. Актер ушел за кулисы, а зрители все еще аплодировали, пока тот не возвратился. Нависла могильная тишина.. Все чего-то ждали. Но лицедей лишь тихо выговорил с утомленной улыбкой: „Идите домой…”. Прозвучали неистовые аплодисменты, и уже на улице Марта объяснила, что по обыкновению артист произносит после спектакля поучительный спич минут на двадцать, но сегодня он, вероятно, так выложился, что на спич уже не осталось никаких сил. Аплодисментами публика продемонстрировала, что она понимает своего любимца и признательна ему.
– Как часто вы посещаете его спектакли?
– Видела почти все… Очень люблю его, но недавно немного разочаровалась…
– Почему?
– Понимаете…В том году он получил престижную премию, а на вопрос куда собирается ее израсходовать, такое наплел… На обучение двоих детей, машину, дачу, отдых в Египте и прочую ерунду…. О творчестве – ни слова. Ни слова об актерской школе, записи старых спектаклей и постановке новых…
– Не берите в голову… Если он – отец двоих детей и семьянин, то, понятное дело, ему надо содержать семью согласно стандартам общества… А в этом случае творчество становится также и источником заработка… Пушкин тоже спекся на заботах о разраставшейся семье…. Да и не он один…
– Наверное, вы правы…
– Вдобавок поймите, что артисты – такие же люди, как и все…Просто мы живем в такое время, когда их возвели в какую-то непонятную степень. А на самом деле они отличаются от нас лишь тем, что охотно позируют на экране и рассказывают о своей жизни… Когда-то актеры принадлежали к низшей прослойке общества….А теперь к ним относятся с повышенной серьезностью, прислушаются к их мнению. Они становятся депутатами, губернаторами, политиками… А какой депутат из лицемера и притворщика? Это же смешно… Поэтому не нужно слишком серьезно воспринимать то, что они говорят…
…По дороге домой Олег думал, хорошо ли, что еще сорок дней не прошло со смерти жены, а он с девушками по театрам ошивается? Но внутренний голос ответил: театр – не концерт, а даже наоборот – место для размышлений. А подумать ему было над чем…
4.
Двадцатисемилетний хирург Андрей Шевчук работал в больнице только четыре месяца. Еще будучи интерном он обрыскал почти все сельские окраины, лишь бы найти более или менее приличное для распределения место. В итоге его взгляд остановился на районном центре Пресное. Главврач Семенова на удивление охотно отослала в соответствующие органы письмо с просьбой направить им по распределению молодого специалиста Андрея Шевчука. Пресное устраивало его по двум причинам. Во-первых, своим местоположением (всего 60 километров от города), а во-вторых, наличием опытного хирурга Кирпы. Учиться на своих ошибках где-то в медвежьем углу – слишком болезненно как для врача, так и для его пациентов…
Почему Шевчук выбрал село, когда почти все выпускники медакадемии стремились остаться в городе – на то было немало аргументов. Первый – хирург без опыта никому не нужен. Все его попытки попасть в городские клиники закончились полнейшим фиаско. Второй (в котором он сам себе стыдился признаться) заключался в том, что на селе, как он считал, меньше ответственности, а пока научишься – всякое может случиться. Третий аргумент он озвучивал смело и вслух: «Безобразие! В селах не хватает кадров, и кто-то должен туда ехать. Ведь мы выучились за государственный счет!». Четвертый мотив – сугубо профессиональный: проверить свои крамольные мысли относительно вспомогательных средств в диагностике. Современная диагностика опирается преимущественно на компьютерную технику, а в Украине пациенты государственных больниц не всегда имеют достаточно средств на ее оплату. Когда-то врачи по пульсу, при помощи пальпации, перкуссии и аускультации выдавали абсолютно верные диагнозы. Шевчук уже насмотрелся на «специалистов», которые ничего другого не знают, кроме как отсылать больных на УЗИ, ничуть не утомляя себя тем, чтобы пощупать и простукать их животы. Андрей почему-то считал, что компьютерные аппараты устраняют способность врача мыслить самостоятельно. Возможно, он ошибался, но проверить свои предположения можно было только в условиях отсутствия новейших диагностических аппаратов. Пятый аргумент в пользу его выбора сельской местности заключалось в том, что даже если бы он и устроился где-то в городе, не факт, что он бы там чему-то научился. По обыкновению операторы своим мастерством за просто так не делятся (учить на свою голову конкурента дураков нет), а на селе вопрос так остро не стоял: единственный на весь район хирург только обрадуется помощнику.
Словом, молодой специалист Шевчук решил выработать клиническое мышление именно в сельской больнице со всеми ее недостатками. Стать блестящим диагностом и добротным хирургом было его задачей на ближайшие годы. А помочь в достижении цели должен был его холостяцкий статус. Андрей немного пренебрежительно смотрел на своих друзей, искавших всякие лазейки в городские клиники или фармацевтические фирмы, единственно с целью содержания семьи. Он тоже на последних курсах встречался с девушкой – и не какой-нибудь, а дочкой профессора медицинской академии. Подруга его в ближайшие годы замуж не собиралась. «Посмотри на запад, – говорила она ему,- там до тридцати пяти о замужестве никто и не думает! На первом плане у европейских женщин – карьера». Отъезд Андрея поставил в их отношениях все точки над «і». Расставание состоялось безболезненно, по крайней мере так ему тогда казалось.
… В медицинскую академию Андрей поступил без блата, потому что не имел никаких связей в этой сфере. Правда, школьных знаний по физике и украинскому языку не хватало, и по этим предметам пришлось нанимать репетиторов. В процессе обучения все тайное стало явным… Хотя большинство студентов училось добросовестно, в академии была и особая каста – дети профессоров, врачей и сельской „верхушки”, еле-еле тянущихся на тройки. Также отдельной статьей проходила категория контрактников. Эти касты и категории – самые страшные, и больным к ним лучше не попадать. Андрей вообще считал, что на печати врача должна быть отметка – „учился на платной основе”. Или – „дочка медицинского цабе”. На их курсе одну такую доцю выперли бы еще после первой сессии, если бы ее отец не работал заведующим одной из городских больниц. Распределение по специальности она получила одно из самых престижных – гинекологом, а отрабатывать поехала очень «далеко» – аж в киевскую клинику.
Преподаватели деньги за экзамены не требовали. Прилежный студент мог вполне получить красный диплом. Рейтинг студентов формировался по результатам их успехов в обучении, участии в научной работе, кружках, конференциях, общественной работе и даже спортивных достижениях. Шевчук в кружках участия не брал (это ему было неинтересно), спортом не увлекался, общественной работой пренебрегал. Поэтому по рейтингу среди 160 студентов курса занимал почетное 60 место.
Обучение было очень напряженным. По теории каждого студента опрашивали ежедневно, а поговорка „от сессии до сессии живут студенты весело” медиков не касается…Но парень никогда не мог предположить, что в медицинском образовании так мало внимания уделяется практическому опыту. Летом после первого курса он мыл полы и сажал деревья, а после второго и третьего научился разве что делать уколы и ставить клизмы. На пятом ему наконец повезло: в роддоме его прикрепили к врачу, который охотно комментировал все свои действия, предоставлял стетоскоп послушать сердцебиение, приглашал на кесарево сечение. А заведующая отделением – на вид суровая и крикливая тетка – находила время детально объяснять ход операции. Несколько раз он ходил на ночные дежурства, «мылся» (одевался, стерилизовался) и ждал благоприятного времени быть приглашенным на ассистирование. Иногда его звали, и он жадно ловил глазами движения кистей оператора и охотно выполнял вспомогательную работу – разрезал тело и зашивал швы. Там он впервые соприкоснулся с открытым неудовольствием пациентов, которых использовали в качестве демонстрационных моделей. “А как же еще можно научиться, чтобы вас лечить?”, – так подмывало гаркнуть на таких недоумков.
