Анна оставила записку Козырю и поспешила к ожидающему ее транспорту. Карета была весьма старая и очень тесная, поэтому «брат» и «сестра» тесно прижимались друг к другу, от чего оба не были в восторге.
– Как там Наташенька? – уточнила Анна, измучившись от тряски и угнетающей тишины.
– Приболела, – со вздохом произнес он. – У нее снова эти приступы…
– Да, да! Она злится просто так, без всякой причины! – слишком радостно ответила Анна и тут же смутилась. Веселье вызвало то, что она знала ответ, об этом ей тоже рассказал Козырь.
– Ты… совсем не изменилась! – соврал Иван Феклистович.
– Не ври, брат! Я постарела, как и ты! Если бы ты меня встречал на вокзале, боюсь, что я могла бы тебя и не узнать! – честно призналась Анна.
– Вот! Тоже самое я сказал про тебя Наташе! – воскликнул Иван Феклистович, заметно оживившись, но тут же приступ стыда потушил его отчаянную радость.
– Не смущайся, Ваня, я тебя понимаю и испытываю то же самое. Если бы не нужда… я бы так и скакала по лестницам кабака.
– Наталья думает, что ты там была певицей…
– А ты что думаешь?
Иван Феклистович опустил голову и несколько секунд подбирал соответствующее выражение.
– Торговала… телом? – в голосе его слышна была надежда, на то, что его предположения ошибочны, хотя разубедить его в этом вряд ли бы удалось, и Анна это понимала.
– Я тебе скажу правду: я продавала (теперь это в прошлом) не тело, а внимание.
– Как это? – встрепенулся мужчина, впервые посмотрев на «сестру», до этого он все время стыдливо прятал глаза.
– Приходит одинокий человек в трактир. Выпивает. И накатит на него тоска, хоть в окно прыгай! – фантазировала Анна. – И он думает: как было бы здорово, сейчас пожаловаться кому-нибудь на жизнь горемычную. И призывает к себе девицу вроде меня. Ведь перед приятелем-мужчиной слезы не прольешь, а тут заплатил, поплакал и ушел домой спокойный!
– Так выходит… не такая уж и скверная у тебя должность! – размышлял Иван Феклистович, прекрасно понимая человека, желающего поплакать в чужую жилетку, потому как сам подобной возможности не имел, а потребность во временном друге испытывал. Он хотел задать вопросы, но не успел, возница их домчал до дома.
– Быстро добрались! – удивился мужчина. – Сейчас на санях по снегу – самое-то! А колеса часто застревают.
Он помог «сестре» выбраться из кареты, она сделала шаг, и ее нога утонула в отвратительно холодном снеге.
– Отвыкла я от столь снежных зим! – произнесла Анна, улыбнувшись через силу. – В Петрограде снег так не хрустит!
Иван Феклистович забрал чемодан и направился по протоптанной тропинке к двухэтажному дому.
– В прежние времена можно было нанять кого-нибудь из деревни, чтобы снег убрали, но после революции такой работой никто не хочет заниматься даже за деньги! Удивительное дело! – произнес мужчина, не оборачиваясь. – Мне самому приходится проделывать дорожку от дома лопатой Якова. Ты помнишь его? С рыжими усами.
– Конечно, помню! – солгала Анна. – Он петь любил!
– О, да! Петь ему, правда, было противопоказано, но он все равно затягивал какую-нибудь мелодию и искажал ее до неузнаваемости. Я как-то сказал ему: «Плохо ты поешь, дружище!». А он мне: «Знаю!». А я: «Так чего ж тогда?». А он: «Так не для себя пою, для других!».
Анна рассмеялась и чуть не повалилась в снег. Ее смех очень понравился брату, он даже остановился и оглянулся на нее посмотреть.
– Чего? – настороженно уточнила молодая женщина.
– Он вернулся!
– Вернулся?
– Ну, да! Твой смех. Ты как-то написала, что потеряла его и можешь только улыбаться!
– Знаешь, Ваня, я порой такие глупости придумывала… чтобы тебя разжалобить! Не всему стоит верить!
На этот раз рассмеялся Иван Феклистович. Ему нравились перемены в сестре, и она ему не казалась ужасно глупой и вульгарной, как в письмах. Они подошли к дому, и сердце обманщицы заколотилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет на белый снег. За порогом ее ждал следующий экзамен – встреча с Натальей Петровной.
Глава 13
Не так страшен черт, как его малюют
По инструкциям Козыря Анна знала, что действительная сестра Ивана Феклистовича при жизни была очень невежественна и неаккуратна за столом. И еще она говорила все, что ей взбредет в голову. И смеялась, прикрыв рот рукой, потому что один из клиентов выбил ей зуб (правда этого факта брат и его жена знать не могли, потому как она не спешила сообщать об этой неприятности).
– Невероятно вкусно! – пробубнила Анна, запихав в рот слишком большой кусок пирога с квашеной капустой. Она чувствовала внимательный взгляд Натальи Петровны, которая сидела напротив через стол, укутанная в теплый плед, и молча изучала гостью. Под ее испытующим взглядом Анна чувствовала себя тем, кто она есть на самом деле, – обманщицей!
– Душенька Наташенька, отчего ты не лакомишься этим чудесным пирогом? Я переживаю за тебя. Ты так печальна, а мне бы так хотелось видеть твою улыбку, ради которой я приехала! Помнишь, ты просила привезти тебе радугу? – ласково произнесла Цыпа, вспомнив одно из писем, где Наталья и Анна условились о том, что в ближайшее лето в губернию из столицы прибудет цветастое чудо. Прижав руку к груди и подавшись вперед, аферистка прошептала: – Она здесь!
Эта импровизация умилила супругу «брата», и та, прослезившись, ответила, что не голодна, но за радугу благодарна. С этого момента ледяная дама оттаяла, и сквозь тучи ее опасения наконец-то пробился лучик любопытства, она начинала доверять гостье.
Иван Феклистович украдкой наблюдал то за «родственницей», то за супругой. Эта встреча вызывала у него тревогу, ведь эти две женщины были в каком-то смысле противоположностями: одна – порочная, а вторая – почти святая. Но страхи, как оказалось, были напрасны, Анна удачно вписалась в их семью. Казалось, они на время пригрели в своем доме непослушную, но милую и забавную мартышку. «Не так страшен черт, как его малюют!» – вспомнил Иван Феклистович кем-то произнесенную народную мудрость.
– В тебе всегда было столько заботы, Анна, – произнесла Наталья Петровна с теплом. – Я всегда этому удивлялась! Почему ты не приезжала к нам так долго?
Анна замешкалась, придумывая причину, и не нашла лучшего оправдания, чем слово «стыд».
– Я ведь виновата перед братом, – произнесла Анна, – Я знаю, что он на меня сердится и…
