– Может, все откажемся участвовать? – предлагаю в паузе между подвываниями Джель.
Все взгляды мгновенно обращаются ко мне.
– И сразу вернуться на позорный четвёртый факультет? – кривит губы Принцесса. – Думаешь, нас оставят здесь, если не будем выполнять команды? Тогда вперёд, отказывайся, а я не собираюсь. Меня такими испытаниями не сломить.
Суккуб вообще смотрит на меня вытаращенными глазами. Ей же нельзя не отказаться в любом случае. Как и суккубу, изображавшей меня. Кажется, её я плохо изображаю. Слишком забываюсь, надо поосторожнее.
Катари нервно дёргает зелёные висюльки своего купальника:
– Мне нужно дойти до конца шоу, – краснея, она прячет взгляд.
Понимаю, причина в Илантихе. В партии можно работать и так, а вот жениться на демоне – только победив на треклятом шоу, и то теоретически. Но даже от маленького шанса отказываться, пожалуй, глупо.
Велья фыркает в стиле принцессы и поворачивается вокруг оси, демонстрируя довольно неплохую фигуру:
– Кажется, кто‑то испугался конкуренции.
Джель, застывшая от моих слов и следившая за всем с угасающей надеждой, снова взвывает и утыкается лицом в красные верёвочки.
А я разворачиваюсь к костюмеру – плюгавому демону неопределённого возраста.
– Могли бы что‑нибудь поскромнее привезти!
– Зачем? – уточняет он гаденько.
И в самом деле, ему какая разница, выйдет Джель на подиум или нет.
Джель рыдает так, что у меня чешутся спрятанные рога. Этот демон раздражает. Принцесса как‑то слишком самодовольно ухмыляется. О Лео до сих пор ничего не слышно… Как же хочется кого‑нибудь забодать!
***
Как ни злились архисоветники на Леонхашарта, его молчание, пособничество «какой‑то человеческой девице», ради которой он «предаёт свой народ», но в тюрьме он сидит со всем комфортом: двуспальная кровать с шёлковым бельём, кожаный диван, двухметровая плазма, услуги онлайн‑библиотеки, собственный туалет и ванна с душем.
Правда, ни позвонить из камеры в двадцать пять квадратных метров, ни связаться с кем‑нибудь по сети нельзя.
А Леонхашарту очень хочется.
Убедиться, что ощущение, будто с Настей всё в полном порядке, и она хорошо себя чувствует, лишь тревожится, это правда, а не попытки воображения его успокоить.
Узнать, какой архисоветник чем занимается, ведь среди них может быть предатель.
Прикрыв глаза, сидящий на диване Леонхашарт откидывает голову и сосредотачивается на ощущении, что с Настей всё в порядке, пытается настроиться на неё, ощутить её там, на факультете благородных демонов, вселить в неё уверенность в его в безопасности и скором возвращении.
Сосредоточиться мешает запах пряной еды. Ароматы наполняют камеру, но Леонхашарт не собирается в этой тюрьме ни есть, ни пить, потому что его магия не властна над ядами.
Он старательно устремляется к Насте не магией, которую сейчас нельзя тревожить, а душой…
Бам!
Дёрнувшись, Леонхашарт открывает глаза и косится на массивную железную дверь, отгороженную от его камеры столь же массивной решёткой под напряжением.
– А‑а! – едва слышно доносится из‑за слоя железа.
И всё стихает…
Леонхашарт настороженно ждёт, не явятся ли за ним убийцы, но дверь не открывают, ничего не происходит.
А у него закрадывается нехорошее подозрение, что это может буянить Саламандра.
Она казалась ему достаточно разумной, чтобы понимать простейшие просьбы, но вдруг нет? Вдруг Саламандра решит спасти его раньше времени? Спасение до встречи с преступниками или до появления кого‑нибудь с ними связанного в планы Леонхашарта не входит, поэтому он остаётся на месте и старается расслабиться.
Для вида неохотно берёт пульт и пытается включить телевизор.
Леонхашарт старательно оттягивал этот момент, чтобы не выдать свою заинтересованность шоу, ведь если там нет Насти, ему оно должно быть безразлично.
В этой чудесной камере только один недостаток – с пультом беда. Магией пользоваться рискованно, поэтому Леонхашарт вскрывает пластик задвижки, вытаскивает одну из батареек и чуть сплющивает пальцами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
После этого небольшого фокуса пульт, наконец, срабатывает. Для вида Леонхашарт пролистывает пару развлекательных каналов, зевает и щёлкает на ведущий канал.
Ему трудно удержать безразличное выражение лица.
– О да, этот конкурс «Преобнажение» просто огонь! – захлёбывается восторгом Берронзий.
Подиум, протянувшийся на дорожке от крыльца благородного факультета, просто сверкает. С обеих сторон сидят демоны, в конце подиума – стол жюри с четырьмя женихами. А на подиуме – полуобнажённая фигура.
– Мы знали, что вам понравится «Преобнажение». Поаплодируем прекрасной одиннадцатой невесте Катари, приветствуем нашу строптивую пятнадцатую невесту Анастасию!
Увлечённый делами, Леонхашарт не обращал внимания на содержание шоу «Найди себе пару», но теперь понимает, насколько это было неправильно – не следить, не выяснить, что ждёт Настю там без него.
Ярость разливается в его крови, норовит захлестнуть, но… Поздно. Он понимает, что опоздал и уже не успеет спрятать Настю, остановить, потому что вся его магия не способна обернуть время вспять, не сможет даже прервать сигнал телебашни, потому что она слишком далеко.
Титаническим усилием Леонхашарт не позволяет гневу выплеснуться магическими протуберанцами, потревожить накопители магии под потолком, ведь несмотря на уют камеры и статус архисоветника, он по‑прежнему в списке подлежащих уничтожению при намёке на выплеск.
Поэтому Леонхашарту приходится держать в узде всю свою ярость и смотреть на экран, понимая, что миллионы демонов увидят преобнажение его пары!
«Преобнажение! – мысленно кипит он. – И ведь придумали же, и назвали же. Рога поотрываю! Выйду отсюда – и поотрываю!»
***
По поводу экономии я преувеличила. Или просто экономили только на нас, потому что подиум, который я вижу из‑за занавесивших дверной проём центрального входа портьер, – это что‑то с чем‑то, особенно в контрасте с ночным небом.
На дорожку словно рассыпали бриллианты. Разноцветные отсветы разливаются над подиумом сотнями маленьких радуг, софиты вдоль дорожки обрамляют это сияние золотистыми лучами света, постепенно угасающими в темноте.
Шум, гам – это благородные демоны, преподаватели и ещё какие‑то другие неместные демоны занимают пластиковые кресла вдоль подиума, а на противоположном его конце усаживаются за стол четыре жениха.
Сердце ёкает, но я сразу понимаю, что садящийся первым Леонхашарт – инкуб, принявший его облик. Его подменили. Скрыли ото всех правду. И хотя это тревожный знак, я почему‑то на сто процентов уверена, что с Лео сейчас всё в порядке. Сердцем уверена, а вот разум пытается эту истину оспорить.
– Надеешься кого‑нибудь соблазнить? – насмешливый голос за моей спиной принадлежит Принцессе.
Конечно, она не может обойтись без вроде как колких замечаний.
– Не надеюсь, уже соблазнила, – отпустив бархат портьеры, разворачиваюсь. – А ты надеешься?
– Лорд Шаакаран ко мне благосклонен. – Принцесса, тоже одетая в халат, в меня вглядывается.
– Ищешь изъяны? – интересуюсь я под её неприятно пристальным взором.
– Нет, – задумчиво тянет она и смотрит на меня с подозрением.
Похоже, заметила разницу между мной и суккубом. Изображавшая меня была сексуальнее и при этом, наверное, менее дерзкая, всё же суккубы сильно угнетены в Нараке. Люди хоть и стоят на ступень ниже любого демона, но невесты – потенциальные жёны высокостатусных самцов, наверняка суккубы пытаются на всякий случай не конфликтовать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Что ж, – я изображаю любезную улыбку. – Не буду мешать готовиться к выступлению.
Но и так Принцесса смотрит на меня очень странно. Что суккуб сделал с моей репутацией?!
Развернувшись, несколько мгновений наблюдаю за тем, как Катари в одном купальнике ходит по холлу. Велья чуть поодаль тоже репетирует ровную эффектную походку. Суккуб‑Манакриза о чём‑то болтает с рогатыми гримёршами. За всем этим с лестницы наблюдает гаденький костюмер.
