А я отправляюсь наверх за Джель.
Не скажу, что она мне нравится, но я ей сочувствую: попасть в чужой мир с непонятными технологиями, населённый существами, которых считаешь чудовищами, живущий по неприемлемым для тебя законам… Не каждый сможет быстро перестроиться. В такой ситуации нужна поддержка, спокойная обстановка.
И если Джель до слёз хочет остаться на факультете благородных демонов, значит, здесь ей спокойнее. Из‑за того ли, что привыкла к нам, из‑за более ли дружелюбного отношения благородных демонов или из‑за уроков на четвёртом факультете, постоянно напоминающих, что «мясо» выпускают против Безымянного ужаса – неважно. Важно то, что пока ей надо остаться здесь. К тому же не думаю, что Архисовет или Возмездие станут её использовать: слишком она пуглива и не заинтересовала никого из демонов.
Поэтому мне хочется, чтобы она осталась здесь.
А ещё не хочется в полуголом виде ходить перед камерами. Я не стесняюсь, не стыжусь тела, просто если сделаю такое, то по своей воле.
Нанимателям из Архисовета я свой поступок смогу объяснить: пятнадцатая невеста неоднократно показывала солидарность и желание помогать другим, мне показалось естественным поддержать одну из девушек для поддержания образа.
После игры на выбывание этого не оспорить.
Промчавшись мимо комнат демонов, забегаю в нашу гостиную и бросаюсь к рыдающей в уголке Джель.
– Идём, я знаю, как всё устроить.
Она шмыгает носом и смотрит на меня с надеждой.
В принципе она могла бы сделать всё сама, если бы ей хватило смелости. А я в командах часто была источником смелости для тех, у кого её острая недостаточность.
Глава 58
Кристалл, запечатавший Гатанаса Аведдина, тускло поблескивает неровными гранями. Вроде близко лежит Гатанас, а не достанешь.
И это раздражает многих.
Круглосуточно камеры снимают кристалл со всех сторон, возле палаты дежурит охрана, а отчёты о неизменном состоянии посылаются в Архисовет каждый час.
Громадный орк, зевая, оглядывает кристалл, ставит в карточке пометку, что пациент без изменений, и выходит из палаты.
На секунду чуть тускнеет свет и разгорается так же ярко – это подключились к системе безопасности клиники, запускают закольцованные видео с изображением целого кристалла и неподвижного Гатанаса Аведдина в нём.
А кристалл, повинуясь команде его создателя, раскалывается, освобождая пленника‑пациента для судорожного вдоха.
Гатанас Аведдин распахивает глаза. Слабость давит на его старое тело. Он исцелён, но слишком растерян, и, явись сейчас враг, сопротивляться бы не смог.
Но закольцованная запись камер даёт ему время опомниться и обдумать дальнейшие действия.
***
Бодрый голос Берронзия пробивается сквозь бархат портьеры, но я стараюсь не прислушиваться к расхваливаниям суккуба‑Манакризы. Принцессе, судя по выражению лица, эти расхваливания не нравятся, и она уточняет у гримёрши, всё ли в порядке с лицом.
Мы с Джель выглядим так, словно и впрямь собираемся пройтись по подиуму в купальниках, просто пока прикрываемся халатами.
– Ну надо же, – хмыкает костюмер, мрачно наблюдая за тем, как вторая гримёрша спешно пудрит Джель, чтобы скрыть красноту лица.
Это единственное, на что Джель согласилась. После того, как я уверила её, что это не грешное раскрашивание лица для привлечения мужчин, а маскировка, чтобы мужчины не увидели её слабость и не соблазнились ею. Да‑да, Джель кого угодно сделает софистом.
Разворачиваюсь к плюгавому гадкому демону и уточняю:
– Что вы имеете против неё? Что она вам сделала?
Внезапно лицо костюмера покрывается красными пятнами:
– Не вылетела на задании на выбывание! – злобно отзывается он. – Я деньги на тотализаторе проиграл из‑за этой твари.
– Ты деньги потерял из‑за того, что по глупости сделал ставку, – с расстановкой отвечаю я и подхватываю Джель под руку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Она снова чуть не плачет, и я всерьёз опасаюсь, что даже моя задумка провалится.
– А теперь наша прекрасная неотразимая третья невеста Тхадатьелинхара! – объявляет Берронзий.
Там, снаружи, аплодируют. И у Принцессы тоже есть поклонники. Как минимум – желающие поглазеть на неё в купальнике.
Следом за Принцессой на подиум вызывают Катари.
– Удачи, – желаю я, и она нервно мне улыбается.
Я подвожу Джель к выходу на подиум. Чёрный бархат скрывает нас от зрителей. Здесь особенно чётко слышны слова Берронзия. А я всё равно не слушаю! Я упрямая.
Но объявление строптивой пятнадцатой невесты улавливаю.
Сбрасываю халат, одёргиваю подвёрнутый подол платья в пол. Гримёрши охают от такого преображения, костюмер закашливается. А я помогаю замешкавшейся Джель, которую не включили в список выступающих, стянуть халат и скрыть ноги подолом.
Ну что, Берронзий, извини, но посмотреть «Так ли хороша пятнадцатая невеста под одеждой, как может показаться снаружи» у тебя не получится.
Мы выходим вместе. И Берронзий – мастер словесности, ведущий многих телешоу, демон с подвешенным языком – молчит.
Тысячи радуг вспыхивают на белом платье Джель. Оно сверкает и излучает свет.
А моё бархатное платье словно его поглощает. У моей подмены, если судить по заказанным ею платьям, определённо был вкус.
Чёрное и белое. Ослепительный контраст. Подписываясь на авантюру выступления в одежде, я не могла отказаться от эффектности, которая хоть как‑то оправдает этот вызов.
Не выдержав всеобщего внимания, Джель опускает взор, и более тонкий слой пудры на щеках не может полностью скрыть её стыдливого румянца, лишь делает его умеренным, нежным.
А я держу голову гордо поднятой и степенно, уверенно шагаю вперёд, увлекая за собой мелко переступающую Джель.
Неожиданно нам помогают студентки. После того, как остальные девушки засветились перед их парнями в купальниках, они рады видеть нас одетыми и поддерживают аплодисментами, ничуть не менее громкими, чем те, которыми награждали остальных участниц.
Мы с Джель идём дальше в бриллиантово‑радужном сиянии подиума.
– Кхм, а пятнадцатая невеста не может обойтись без эпатажа, – обретает дар речи Берронзий.
Он на высоком стуле сидит за столом жюри и смотрит на меня как‑то странно. Оценивающе.
Но я не обращаю на него внимания, я мысленно повторяю подходящее объяснение своему поступку.
Котик, лже‑Лео, Илантих смотрят на нас неотрывно, и только Баашар думает о чём‑то своём. Наверное, об оставшейся дома Найтеллит.
Итак, мы доходим до стола с женихами. Берронзий выступает нам навстречу, у него очень странная улыбка:
– Как я понимаю, выйти в платьях – ваша идея, пятнадцатая невеста. Прямо по лицу вашей спутницы это вижу.
– Правильно, – соглашаюсь я, тоже улыбаясь. – Вы просили нас преобнажиться, чтобы женихи могли ещё лучше нас узнать. Но разве то, что спрятано под одеждой, несёт какую‑то ценную информацию? Куда важнее характер. И мы только что преобнажили его перед нашими дорогими женихами.
– Я бы предпочёл другое преобнажение, – хмыкает Берронзий, окидывая меня многозначительным взглядом от макушки до пят.
– Не сомневаюсь, – шире улыбаюсь я. – Но вы не жених, вам только посмотреть, а женихам с кем‑то из нас жить.
– Выкручиваете условия под себя, – не угомоняется Берронзий.
– И моё преобнажение прекрасно показывает эту мою сторону.
С вежливо‑хищными улыбками мы могли бы бесконечно обмениваться подобными фразами, но нас спасает необходимость вставить в шоу рекламу, о которой отчаянно сигнализирует одна из помощниц, размахивая щитом «Рекламу пора».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Прямую трансляцию прерывают, и Берронзий подступает ко мне, опаляя пряным ароматом парфюма:
– Ты что о себе возомнила?
Приподнимаю бровь.
