Далинар ощутил укол ужаса. Сам он обнаружил почти то же самое, но из уст Садеаса все звучало хуже не придумаешь.
– И с какой целью… – начал Далинар.
Садеас вскинул руку:
– Пожалуйста, великий князь. Сперва вы требуете моего отчета, а потом перебиваете?
Далинар застыл. Вокруг них собиралось все больше и больше светлоглазых. Он ощущал их напряжение.
– Но когда ее перерезали? – продолжил Садеас, вновь обращаясь к толпе зрителей. У него и впрямь была склонность к театральности. – Это же ключевой момент, понимаете? Я взял на себя смелость допросить множество людей из тех, что участвовали в охоте. Никто ничего особенного не видел, хотя все припомнили одну странную вещь. Тот момент, когда светлорд Далинар и его величество помчались наперегонки к скале. Момент, когда они остались наедине.
Позади кто-то начал шептаться.
– Была одна проблема, – продолжил Садеас. – Та, которую подметил сам Далинар. Зачем перерезать подпругу на седле осколочника? Глупый поступок. Падение с лошади не причинило бы вреда человеку в осколочном доспехе.
Поодаль вновь появился слуга, которого Садеас услал прочь. С ним был парнишка с волосами песочного цвета, в которых виднелось несколько черных прядей.
Садеас вытащил что-то из кошеля на поясе и поднял, чтобы видели все. Большой сапфир. Не заряженный. Вообще-то, приглядевшись, Далинар заметил, что камень треснул, – он теперь не мог удерживать буресвет.
– Этот вопрос вынудил меня как следует изучить осколочный доспех короля. Восемь из десяти сапфиров, что использовались для его зарядки, треснули после той охоты.
– Такое случается, – проговорил Адолин, подойдя к отцу и держа руку на мече. – Осколочники теряют несколько самосветов в каждой битве.
– Но восемь? – спросил Садеас. – Один или два – это нормально. Юный Холин, вы теряли когда-нибудь восемь штук за одну битву?
Адолин смог лишь сердито посмотреть в ответ.
Садеас спрятал самосвет и кивнул мальчику, которого привел его слуга:
– Вот один из конюхов на службе короля. Фин, верно?
– Д-да, светлорд, – ответил мальчишка, заикаясь. Ему было не больше двенадцати.
– Фин, о чем ты мне рассказал раньше? Пожалуйста, скажи еще раз, чтобы все услышали.
Темноглазый съежился, вид у него сделался больной.
– Ну, светлорд, сэр, все было просто вот так: все говорили, что седло проверили в лагере светлорда Далинара. И наверное, так оно и было, это да. Но я готовил лошадь его величества перед тем, как ее увели люди светлорда Далинара. И я старался, вот честное слово, старался. Надел его любимое седло и все такое. Вот только…
Сердце Далинара заколотилось. Он едва сдерживался, чтобы не призвать клинок.
– Вот только – что? – спросил Садеас у Фина.
– Когда главные конюшие короля повели лошадь в лагерь великого князя Далинара, на ней было другое седло. Я клянусь.
Нескольких стоявших вокруг это заявление смутило.
– Ага! – воскликнул Адолин. – Но это случилось в королевском дворце!
– Именно, – согласился Садеас, вскинув бровь. – Как проницательно, юный Холин. Это открытие в совокупности с треснувшими самосветами кое-что меняет. Я подозреваю, что тот, кто посягнул на жизнь короля, поместил в его осколочный доспех бракованные самосветы, которые должны были треснуть от малейшей нагрузки и утратить весь буресвет. Потом этот кто-то ослабил подпругу аккуратным разрезом. Он надеялся, что его величество упадет во время сражения с большепанцирником и тот атакует. Самосветы треснут, доспех сломается – король станет жертвой «несчастного случая» на охоте.
Толпа снова начала шептаться, и Садеас вскинул палец:
– Однако важно понять, что эти события – замена седла и размещение самосветов – явно произошли до того, как его величество встретился с великим князем Холином. Я считаю, что Далинар – крайне маловероятный подозреваемый. Фактически, моя догадка состоит в том, что виновник – кто-то из тех, кого светлорд Далинар оскорбил, и этот кто-то хотел, чтобы мы посчитали, будто великий князь Холин замешан в случившемся. Возможно, все это затеяли не ради убийства его величества, но ради того, чтобы подозрение пало на Далинара.
На острове воцарилась тишина, умолкли даже шепоты.
Далинар стоял, потрясенный.
«Я… я был прав!»
Адолин наконец-то нарушил молчание:
– Что?!
– Адолин, все улики указывают на то, что твой отец невиновен. – Садеас страдальчески поморщился. – Удивлен?
– Нет, но… – Адолин нахмурился.
В толпе светлоглазых раздались разочарованные возгласы, и она постепенно рассеялась. Офицеры Далинара по-прежнему держались позади него, словно ожидая внезапного нападения.
«Кровь отцов моих… – подумал Далинар. – Что все это значит?» Садеас взмахом руки велел своим людям увести конюха, потом кивнул Элокару и удалился в направлении подносов с графинами подогретого вина и поджаренным хлебом. Далинар догнал великого князя, когда тот уже наполнял тарелку, и взял его под руку. Одеяние Садеаса на ощупь было мягким.
Садеас посмотрел на него, вскинув бровь.
– Спасибо, – негромко сказал Далинар, – что не стал упорствовать.
Позади них вновь заиграла флейтистка.
– Не стал упорствовать в чем? – спросил Садеас, откладывая тарелку и отцепляя пальцы Далинара. – Я надеялся устроить это представление после того, как разыщу более весомые доказательства твоей невиновности. К несчастью, на меня надавили, и лучшее, что я мог сделать, – это указать, что ты, скорее всего, не замешан. Но, боюсь, слухи все равно будут ходить.
– Погоди-ка. Ты хотел доказать мою… невиновность?
Садеас нахмурился и снова взял свою тарелочку:
– Далинар, знаешь, в чем твоя проблема? Почему все вдруг стали считать тебя таким надоедливым?
Далинар не ответил.
– Самонадеянность. Ты сделался до отвращения самодовольным. Да, я попросил Элокара об этом титуле, чтобы доказать твою невиновность. Неужели, забери тебя буря, так трудно предположить, что в этой армии есть и другие люди, способные на честные поступки?
– Я… – начал Далинар.
– Ну разумеется, трудно, – продолжил Садеас. – Ты глядел на всех нас свысока, будто ступил на лист бумаги, и вообразил, что можешь видеть на многие мили вокруг. Ну а я вот считаю эту Гавиларову книгу кремом, а Заповеди – ложью, которой люди как бы следуют, хотя на самом деле просто заключают сделку со своей усохшей совестью. Клянусь Преисподней, моя совесть немногим лучше. Но я не хотел, чтобы о тебе злословили из-за дурно организованной попытки убить короля. Если бы у тебя возникло желание его убить – выжег бы глаза, и дело с концом!
Садеас глотнул горячего фиолетового вина:
