– Это знамя Далинара Холина. – К ним присоединился Шрам.
– Далинар… – уважительно повторил Моаш. – Говорят, он не использует мостовиков.
– Как же он пересекает ущелья?
Вскоре ответ сделался очевидным. Войско сопровождали громадные, похожие на осадные башни, мосты, которые тянули чуллы. Они грохотали по неровным плато, частенько объезжая глубокие трещины в камне. «Должно быть, это ужасно медленно», – подумал Каладин. Но зато солдатам не требовалось приближаться к расщелине под обстрелом. Они могли прятаться за этими мостами.
– Далинар Холин, – сказал Моаш. – Говорят, он настоящий светлоглазый, как те, что были в старые добрые времена. Человек чести, чье слово – закон.
Каладин фыркнул:
– Я видел множество светлоглазых с точно такой же репутацией, и все они меня разочаровали. Я как-нибудь расскажу про светлор-да Амарама.
– Амарам? – переспросил Шрам. – Осколочник?
– Ты об этом слышал? – удивился Каладин.
– Конечно! Я так понял, он скоро будет здесь. Об этом во всех тавернах говорят. Ты видел, как он добыл свои осколки?
– Нет, – негромко проговорил Каладин. – Этого никто не видел.
Армия Далинара Холина пересекала плато к югу, с удивительной целеустремленностью направляясь прямиком к полю боя.
– Он атакует? – изумился Моаш, почесывая в затылке. – Может, решил, что Садеас проиграет, и хочет попытать счастья, когда тот отступит.
– Нет. – Каладин нахмурился. – Он присоединяется к битве.
Лучники-паршенди переместились, чтобы вести огонь по войску Далинара, но их стрелы отскакивали от панцирей чуллов, не причиняя никакого вреда. Группа солдат распрягла чуллов и принялась толкать мосты к ущелью, в то время как лучники открыли ответный огонь.
– Вам не кажется, что на этот раз Садеас взял с собой меньше солдат? – К компании присоединился Сигзил. – Возможно, это все спланировано. Может, потому он и подставился, позволил себя окружить.
Мосты опускались и раздвигались, над ними как следует поработали умелые инженеры. Пока их наводили, случилось что-то и вовсе из ряда вон выходящее: два осколочника, скорее всего Далинар и его сын, перепрыгнули через ущелье и бросились в атаку на паршенди. Отвлекающий маневр позволил солдатам разместить большие мосты как положено, и тяжелая кавалерия устремилась на помощь. Это был совершенно другой метод штурма с мостом, и Каладин невольно задумался о последствиях.
– Он и в самом деле присоединился к битве, – произнес Моаш. – По-моему, вместе у них все получится.
– Такая тактика просто обязана быть лучше, – проговорил Каладин. – Удивлен, что они раньше не попробовали.
Тефт фыркнул:
– Это потому, что ты не понимаешь, как мыслят светлоглазые. Великие князья не просто хотят победить в сражении, они хотят победить собственными силами.
– Хотел бы я оказаться солдатом в его войске, – почтительно сказал Моаш.
Доспехи воинов блестели, они держали строй и явно были лучше обучены. Далинар Черный Шип пользовался еще большей известностью, чем Амарам, благодаря своей репутации честного человека. О нем знали повсюду, даже в Поде, но Каладин понимал, какая гниль может скрываться под хорошо отполированным нагрудником.
«Впрочем, – подумал он, – тот человек, что защитил шлюху на улице, был в синем. Адолин. Сын Далинара. Он самоотверженно вступился за ту женщину…»
Каладин стиснул зубы и прогнал эти мысли. Во второй раз он не попадет в ту же ловушку.
Ни за что на свете.
Битва ненадолго сделалась отчаянной, но паршенди не могли сопротивляться армиям, что сдавили их с двух сторон. Вскоре отряд Каладина повел победителей, предвкушавших праздник, обратно в лагерь.
Каладин покатал сферу между пальцами. Когда ее делали, с одной стороны осталась тонкая цепочка пузырьков воздуха. Пузырьки искрились на свету, будто малюсенькие сферы.
Отряд был на мародерском дежурстве в ущелье. Они вернулись из вылазки на плато так быстро, что Хашаль, вопреки здравому смыслу и милосердию, послала расчет в ущелье в тот же самый день. Каладин продолжал вертеть сферу в пальцах. В самом центре был большой изумруд, которому придали шаровидную форму со множеством граней. Тонкая линия из пузырьков тянулась к самосвету, словно желая коснуться его великолепия.
Из центра стеклянной сферы вырывался чистый и яркий зеленый буресвет, озаряя пальцы Каладина. Изумрудный броум, самая ценная из сфер. Стоит сотни сфер поменьше. Для мостовиков – целое состояние. До странности бесполезное, потому что потратить было невозможно. Каладину показалось, что он видит внутри сферы отголоски буйного шторма. Как будто свет… как будто часть бури оказалась в плену у изумруда. Буресвет не был ровным, он просто казался таким по сравнению с мерцанием свечей, факелов или ламп. Поднеся сферу к лицу, парень увидел, как в ней клубится свет.
– Что будем с ней делать? – спросил стоявший рядом Моаш.
Камень держался по другую сторону от Каладина. Небо хмурилось, и на дне ущелья было темнее обычного. Установившаяся на некоторое время холодная погода уступала место весне, но пока что было зябко и неуютно.
Мостовики работали дружно, быстро собирая копья, доспехи, ботинки и сферы. Из-за того, что им дали мало времени, и из-за изматывающей вылазки с мостом Каладин решил, что тренировки с копьем не будет. Взамен они намеревались собрать побольше трофеев и часть припрятать, чтобы в следующий раз избежать наказания.
Потом отыскали труп светлоглазого офицера. Он был довольно состоятельным. Один изумрудный броум стоил столько, сколько раб-мостовик заработал бы за двести дней. В том же кошеле обнаружилось светосколков и марок на общую сумму, чуть превосходившую еще один изумрудный броум. Богатство. Состояние. Для светлоглазого – просто карманные деньги.
– На это мы могли бы кормить раненых месяцами, – сказал Моаш. – Или купить все медицинские припасы, какие захотели. Буреотец! Мы бы даже сумели подкупить дозорных, что стерегут границы лагеря, чтобы они позволили нам ускользнуть…
– Не быть такому, – сказал Камень. – Вынести сферы из ущелья – невозможность.
– Можно их проглотить, – предложил Моаш.
– Подавишься. Сферы слишком большие, понимаешь?
– Спорим, я смогу, – заупрямился Моаш. Его глаза блестели, отражая зеленый буресвет. – Это же куча денег! Стоит рискнуть.
– Глотать нет смысла, – сказал Каладин. – Думаешь, солдаты не наблюдают за нами в уборных, чтобы мы не сбежали? Держу пари, какому-нибудь бедолаге-паршуну потом велят поковыряться в дерьме, а еще я видел, что они делают отметки – кто ходит в уборную и как часто. Мы не первые, кому пришло в голову глотать сферы.
