Левый и правый фланги составляли отряд из Дерпта и вооруженная местная чудь. Что касается численности ливонцев, то эксперты считают, что в Ледовом побоище приняла участие орденская «гончая» хоругвь — 35 рыцарей и около 400 конников. Численность дерптского отряда следует считать не меньшим количественно, плюс местные чудьские (эстонские) данники. В общей сложности до 2 тысяч человек.
Теперь о построении новгородско-суздальского войска. Новгородский летописец ничего конкретного нам не сообщает. Зато ливонский хроникер считал нужным указать, что Александр Ярославич впереди поставил пехоту — новгородский «полк» («множество стрелков», прикрытых, надо думать, своими копейщиками), а за ними выстроил дружину. То есть ни о каких Каннах речи быть не может — построение носит оборонительный характер.
Читателей может покоробить мысль, что Александр Ярославич таким вот построением пытался уберечь свою дружину и «подставлял» новгородцев, в прямом смысле, под удар. Однако не стоит осуждать его «коварство». Во-первых, он лишь приглашенный князь, и это не у него, а у новгородских «гостей» ливонцы отобрали добро. Во-вторых, новгородский полк — это не мужики от сохи, согнанные на Липицкое поле, а добровольцы, по меркам тогдашней Руси довольно хорошо экипированные. В Раковорской битве новгородский полк опять встанет против «свиньи» — и летописец назовет полк «железным». В-третьих, в средневековых битва случалось, и не раз, что по тактическим соображениям пехота ставилась впереди конницы. Так, в 1214 г. в битве при Бувине во Фландрии между королем Франции Филиппом-Августом и германским императором Отгоном IV и немецкая и французская пехота в начальном построении были впереди конницы.
Что касается численности суздальско-новгородского войска, заявления ливонского хроникера о соотношении «ливонцы—русские» как 1:60 следует считать только литературным приемом, гиперболой. Вряд ли хроникер соврал, говоря о численном превосходстве новгородско-суздальского войска, но оно никак не могло исчисляться разами, а уж тем более — десятками раз. Учитывая набеговый характер похода Александра Ярославича, силы его войска были до 4 тысяч максимум (пропорция 2:1 в пользу войска Александра Ярославича[53]). Как бы ни были раздражены дерптцы набегом Александра, они бы не рискнули дать бой много превосходящему их по численности противнику.
Однако вернемся к Ледовому побоищу. Когда братья рыцари прорвали новгородский строй, то вместо того, чтобы праздновать победу, оказались перед суздальскими дружинниками. Бой продолжился. Но тяжело было не только орденским рыцарям. Отряд дерптского епископа был заведомо слабее качественно отряда орденских братьев. Если предположение о фланговых отрядах, прикрывающих братьев рыцарей, правильно, то занимать дерптцы и их данники должны были где-то 2/3 фронта — притом, что вооружением они уступали орденским братьям, и не превосходили новгородцев. Стоит ли удивляться, что «…часть дерптцев вышла из боя, это было их спасением, они вынужденно отступили»? Братья рыцари же завязли в русских рядах и, по сути, были принесены в жертву.
Их хоругвь была истреблена где-то на три четверти, о чем свидетельствует и Новгородская Первая летопись старшего извода, «…и паде Чюди бещисла, а Немець 400, а 50 руками яша и приведоша в Новъгородъ», — не скрывает радости новгородский летописец. Ливонский хроникер говорит об убитых двадцати рыцарях и шести плененных, что, в общем, подтверждает цифры летописца — на каждого конного рыцаря приходится несколько воинов попроще: оруженосцев, стрелков, кнехтов.
Однако в подавляющем большинстве советских, да и российских книг по истории мы можем прочитать о 400 (а то и 500!) павших в Ледовом побоище… рыцарях (?!). Это при том, что во всем Ливонском ордене было около сотни рыцарей. Так, легким росчерком пера бой местного значения превращался в эпохальное побоище.
Русские преследовали разбитых дерптцев и остатки ливонской хоругви до «Суболичьскаго берега», т. е. до границы ливонских владений, но дальше не пошли: отчасти из-за понесенных потерь, отчасти из-за опасения потерять плоды одержанной победы. Как видим, ни новгородский летописец, ни ливонский хроникер не упомянули тонущих под проломившимся льдом рыцарей. Видно, их и не было, просто в более позднее время смешали в кучу бой под Дерптом в 1234 г. и бой на Чудском озере в 1242 г.
* * *
Так что же дали Невская битва и Ледовое побоище Руси?
Невская битва, вследствие своей незначительности и, как мы теперь знаем, неудачного исхода, никак не может считаться славной страницей в русской истории. А прилепленное Александру Ярославичу историками прозвище Невский иначе, как издевательством, назвать нельзя.
Что касается Ледового побоища, то, хотя оно и не было таким грандиозным, как его было принято описывать, все же это была первая «правильная» победа русских над рыцарским войском в открытом бою. Оно закрепило освобождение Пскова от ливонцев и на некоторое время утвердило мир на северо-западных границах. Для Александра Ярославича эта победа была ценна вдвойне, ибо сняла с души камень Невской битвы и придала уверенности в своих силах. И если уж историкам хочется как-то величать Александра Ярославича, то лучше уж пусть это будет прозвище типа Узменский.
Впрочем, это был первый и единственный сколь-нибудь значимый военный успех Александра Ярославича. Участие в еще нескольких набегах и отражение оных со стороны литовской земли — вот и все, довольно скромные, военные достижения Александра Ярославича. Как новгородский князь уже после своей смерти стал великим полководцем, мы поговорим чуть позже. А пока отметим, что все же Александр Ярославич гораздо более проявил себя не на военной, а, скажем, на дипломатической службе…
* * *
После победы на Чудском озере Александр Ярославич укрепил свои позиции в Новгороде, распространил свою власть на Псков и добился почетного мира с ливонцами. Однако судьба приготовила ему еще одно испытание. В 1246 г. в Монголии умирает его отец Ярослав Всеволодович — очевидно, отравленный татарами. По мнению одних историков, ханша Туракина, мать великого хана Гуюка (Куюка), расправилась с ним как с опасным сторонником хана Батыя — врага ее сына. По мнению других историков, Ярослав Всеволодович завязал отношения с папской курией, чтобы освободиться от татарской опеки, и прознавшие про это татары были вынуждены его тихонько убрать.
По свидетельству папского легата Иоанна де Плано Карпини, сразу же после смерти Ярослава Всеволодовича Туракина принялась приглашать Александра Ярославича в Каракорум — якобы чтобы вручить ему власть над Русью; но, небезосновательно опасаясь татарской подлости, тот не поехал.
В Залесской Руси старшим князем стал младший брат Ярослава Всеволодовича, Святослав Всеволодович (был еще и Иван Всеволодович, самый младший из Всеволодовичей). Он сел во Владимире-на-Клязьме, раздав своим племянникам завещанные братом уделы. Но, видно, тем это пришлось не по душе. Братьев было семь, да еще дядя забрал свою великокняжескую долю…
И уже в 1247 г., как сообщает Лаврентьевская летопись, «…поеха Андри князь Ярославич в Татары к Батыеви. И Олександръ князь поеха по брате же к Батыеви. Батый же почтивъ ею и посла я к Каневичем».
Итак, Андрей Ярославич решил оспорить дядины права на великое княжение, и пошел против лествичного права. Ситуация в принципе не нова — новым оказался метод достижения заветной цели. Если раньше в подобных случаях затевалась долгоиграющая «котора». В принципе, у Андрея Ярославича было во Владимирском княжестве довольно сторонников: он водил отцовскую дружину на помощь брату Александру; он оставался «и.о.» великого князя владимирского во время отъезда отца в Каракорум. Но сейчас Андрей Ярославич решил не хвататься за меч, а апеллировать к новоприобретенным сюзеренам — татарским ханам.
Александр Ярославич оценил всю простоту и гениальность идеи брата — и потому бросился вслед за ним. Хан Батый милостиво принял братьев, но не стал тогда решать вопрос самолично, а отправил братьев судиться в Каракорум.
Во время пребывания братьев в ставке Батыя произошло два события, имевшие определенное влияние на ход дальнейших событий и неразрывно связанные со вспыхнувшей среди залесских князей борьбой за верховную власть.
Событие первое. Как единодушно утверждают историки, один из средних сыновей Ярослава Всеволодовича, Михаил Ярославич, также решил вступить в борьбу за власть в Залесье. Но в Орду он не поехал, а прибег к испытанному «дедовскому» способу — изгнал дядю Святослава из Владимира-на-Клязьме и стал «калифом на час». В ближайшей стычке с литовцами он погиб и был похоронен во Владимире. Любопытно, что его уделом в Залесье была Москва. Правда, это событие нашло отражение в более поздних летописях — Новгородская Первая летопись старшего извода и Лаврентьевская летопись об этом случае умалчивают. Но главное-то было в другом — стрый Святослав показал свою слабость, и отныне ни Андрей, ни Александр его в расчет брать не будут.
