— за него. Так будет точнее. Мои клиенты — Димин учитель, мастер курса, и один из руководителей будущего театра, в котором он мечтает работать.
— Я должна вам верить?
— Хотите, покажу контракт?
— Не надо.
— Ладно. Ваше право — верить или не верить. Но повторяю вопрос: куда направился Дима?
— Скорее не куда, а от чего. На него вешают два убийства.
— Все это дело — на жидких соплях. И вы, как женщина во всем, должны понимать это.
— Я все отлично понимаю, но у нас в России пока суд да дело…
— Так все-таки куда?
— В город, где он родился и вырос.
— Действительно, не у родственников же в Ярославле прятаться. Это вы ему посоветовали тайно уехать?
— После бурной дискуссии было выработано совместное решение.
— Ваше совместное решение может стоить ему жизни.
— Вы нарочно пугаете меня?
— Милая моя Оля, неужели вы не понимаете, что его подставляют, настойчиво подставляют. Милиции, уголовщине…
— Кто?
— А вот этого я пока не знаю.
* * *
После третьего раза, устав, они вольно раскинулись на широкоформатной постели. Дима смотрел в потолок.
— Мужики после третьего захода обязательно закуривают, — сказала Люся.
— Я не курю. Который час?
— Без десяти два.
— Через десять минут буду звонить. У тебя на руке «Филипп патек». Китайский фальшак или настоящие?
— Откуда я знаю? Подарок клиента.
— Щедрые у тебя клиенты.
— Я — телефонная девочка, мой сегодняшний муженек. И только по рекомендации.
— Меня-то на улице сняла.
— А понравился! — лихо призналась Люся.
— Все, — он решительно сел на край постели. — Пойдем звонить.
— Я-то тебе зачем?
— Нужна.
В спальне аппарата не было. Они голышом направились на кухню. Электричества не включали, было достаточно света от уличного фонаря. Дима снял трубку и перед тем, как набрать номер, распорядился:
— Сначала ты попросишь Федора, а когда он подойдет, передашь трубку мне.
Она держала трубку возле уха, а он набирал номер. Длинные гудки.
— Можно Федора? Минуточку. — Она передала Диме трубку: — Он.
— Федор, это я, не пугайся и не называй меня по имени. Мама спит? Тогда все в порядке… — он помолчал и кивнул Люсе на дверь: иди, мол, свободна.
Она фыркнула и вернулась в спальню. Долго ворочалась, укутывалась в одеяло.
Дима вернулся немного погодя. Поискал ладонью, где у мумии голова, нашел, осторожно погладил и признался:
— Я что-то замерз.
Она приподняла край одеяла и позвала:
— Иди ко мне. Согрею.
Он и пошел.
…На краю высокого обрыва над Волгой ранним-ранним утром сидели два брата. В отличие от Димы Федор был невысок, плотен, круглолиц. Мужичок-боровичок. После долгого Диминого рассказа оба молчали.
— В общем, я теперь понимаю, что зря из Москвы сорвался.
— Что было, то прошло, — утешил Федор. — Вернуться хочешь?
— А как? На вокзалах и пристани мне лучше не показываться. А на приметной «хонде» тем более. Кстати, ты ее, как я исчезну, сразу забери. Адресок не забыл?
— Все помню, — уверил Федор. — Я две недели как «девятку» купил.
— Это ты к чему?
— Так «копейка» без дела стоит.
— На ходу?
— У меня по-другому не бывает. Садись и мотай в Париж и Китай.
— Федя, ты же после покупки, наверное, в долгах, а она денег стоит. Мало ли что…
— Подгоню «копейку» к подъезду твоей шалавы, когда автомобильная суета в полном разгаре. А ты в подъезде жди, чтобы сразу за баранку.
— Спасибо, братик.
Они встали с парапета и обнялись…
…Люся открыла дверь, стараясь выглядеть недовольной.
— Ни свет ни заря, а он туда-сюда…
Он приобнял ее за голые плечи (только слегка прикрытые махровым полотенцем) и фальшиво пропел начало народной песенки из древнего фильма «Девушка с гитарой»:
— Люся, Люся, я боюся, что тобой я увлекуся…
* * *
Поздним вечером «копейка» оставила позади пригороды Ярославля…
…Ночью «копейка» неслась по свободной трассе…
…Уже рассвело, когда Дима за рулем «копейки», мчавшейся по совершенно пустынному шоссе, стал различать верстовые столбы, начинавшиеся с единицы. Вдруг «копейку» дернуло, и она стала оседать на передние колеса. Он еле успел сбросить скорость двумя тормозами.
— Ядрена Родионовна, Пушкина мать! — выругался он и вылез посмотреть, что с колесами.
И тут его страшно ударили по затылку.
Глава V
Дима очнулся. Две пары тяжелых башмаков упирались ему в грудь и живот. Он поднял глаза, чтобы сориентироваться. Увидел окна объемистого «лендровера» и услышал звук мотора. Он и башмаки ехали в автомобиле.
— Оклемался, алтух из Зажопинска? — живо поинтересовался сверху плебейский тенор. И уже не Диме: — Горбунок, пионер проснулся.
— В умат, — удовлетворенно заметил жлобский баритон. — Как раз к месту подъезжаем.
— Какое место? — удивился тенор. — До биржи еще километров сто!
— Я сначала сам с ним поговорю.
— Сам-то, говорят, не ты. Но как знаешь. Здесь твой верх.
«Лендровер» в сопровождении двух «жигулей» (один из них — переобутая Димина «копейка») свернули с узкого асфальта на грунт. Остановились на тихой полянке. Первым из «лендровера» выпрыгнул Горбунок, он же следователь по особо важным делам Конев, и, оглядев полянку, позвал сидевших в машинах:
— Вываливай, братки!
Братки вывалили. Четверо, не считая самого Горбунка. Разболтанно ловкий тенор из «лендровера» поинтересовался:
— И его?
— А как же, — подтвердил свои намерения Горбунок. — И пару дудок на всякий случай прихватите.
Двое из «десятки» извлекли пару укороченных «Калашниковых», а двое из «лендровера» вытащили Диму и бросили на траву лицом вниз.
— Поставить? — спросил тенор.
— Я сам, — глухо сказал Дима.
— А сможешь? — удивился Горбунок.
Дима ответил своим знаменитым:
— Я все могу, — и приступил к обещанному. Руки были закованы за спиной, поэтому он для начала уперся лбом в землю, подтянул ноги к животу, поднялся на колени и наконец тяжело встал. Его слегка пошатывало.
— Лажово тебе, детка? — позлорадствовал Горбунок.
— А тебе от этого кайфово, портяночник? — хмуро ответил Дима.
— Разговорчивый. Тогда быстренько: по чьим рельсам паровозиком с нашими вагонами бегаешь? — Горбунок распалялся: — Говори, сучонок, на кого позвонок гнешь?!
— Я бы тебе согнул, да руки заняты.
— Еще и веселуху гонишь, мерзлота?! Всю авторитетную братву под ментовские стволы подвел и лыбишься?!
— Не всех. Ты вот остался.
— Да я твою шкуру на ремни пущу, шняга!
— Горбунок, — предостерег тенор, но не был услышан. Пугающе обнажив зубы и неизвестно откуда достав нож, Горбунок, полуприсев, медленно пошел на Диму. То ли забыл, то ли не знал, что перед ним каратист. Стремительный взмах правой ноги и удар подъемом по подбородку и челюсти. С хрустом. Горбунка откинуло метра на три, и он отключился.
А потом — бепорядочная, жестокая и мерзкая мочиловка без предела.
Еще одного Дима успел
