Юстус подходит ближе к моей клетке.
— И говори на шаббианском, как я.
Меня снова поражает то, что я не сразу поняла причину его странной манеры выражать свои мысли.
— Я более чем готова покончить с Данте, нонно, — тихо отвечаю я, а затем шепчу, — это сейчас был шаббианский?
Он широко улыбается, что довольно странно наблюдать. Я видела, как хитрая ухмылка кривила его губы, но никогда не видела на его лице широких улыбок. Сейчас этот мужчина средних лет выглядит почти как мальчишка.
— Да.
Невероятно… Просто невероятно.
Я касаюсь платья, отделанного дорогим золотым кружевом.
— И я должна одеться как первоклассная шлюха?
— Я выбрал этот платье, чтобы он отвлекаться.
Манера речи Юстуса заставляет меня вспомнить про Ифу, и моё сердце сжимается. Если мне удастся убить Данте сегодня вечером, она будет свободна. Если только она уже не освободилась.
Я уже собираюсь спросить об этом Юстуса, как вдруг он понижает голос:
— Я заменить вещество, которое он принимает, на, — он как будто бы ищет в голове подходящее слово, — плацебо. Это значит, что он теперь восприимчив к железу, но также его магия должна была вернуться к нему.
Он подмигивает мне, что так для него не характерно, и добавляет:
— Дотторе Ванче просто кудесник.
Я перекатываю ткань между пальцами.
— Жаль, что Дотторе не смог подмешать ему дополнительную порцию того яда.
— Яд не убивать чистокровных фейри, Фэллон.
— Он бы его ослабил. Я, конечно, не профессиональный киллер, но разве это не облегчило бы мне работу?
— Нет. Он настолько невосприимчив к железу, что излечится.
— Даже, если его сердце пронзить железом?
— Неббийский порошок делать кожу более плотной. Тебе потребуется пила и сила десяти фейри, чтобы его обезглавить.
Желчь подступает к моему горлу при мысли о том, чтобы разрубить чью-то плоть.
— Но когда я его укусила, мои зубы без проблем проткнули его руку.
— Потому что кожа уплотняться в районе шеи и груди, так как это самые слабые места. Отсюда гнилое дыхание.
Я провожу верхней губой по нижней губе, переваривая информацию.
— Напомните мне… почему вы не можете убить его сами?
— Потому что это должна быть кровная родственница Мириам, которая снимать заклятие, иначе Котёл не простит.
Я приподнимаю бровь. Я, конечно, знала, что Котёл источник всей магии, но я не знала, что он разумен.
— То есть, теоретически, моя мать могла бы это сделать?
Он кивает.
— Но твоя мать… она сейчас не понимает.
Я хмурюсь.
— Почему?
— Сейчас нет времени объяснять, Фэллон… Быстро надевай платье.
Я со вздохом разворачиваю прозрачное платье и приподнимаю его.
— Оно слишком прозрачное, что заставляет меня задаться вопросом: где, по-вашему, я должна спрятать оружие?
— Я спрятал кинжал в изголовье.
Я резко перевожу взгляд с платья на лицо Юстуса, который смотрит в потолок.
— В изголовье?
Он кивает.
— Поправьте меня, если я не права, но разве изголовье — не часть кровати?
— Ты будешь ужинать в покоях короля.
— С Антони?
Что ещё за ужин запланировал Данте для нас троих?
— Вы тоже будете присутствовать?
— Да.
По какой-то причине это меня успокаивает, хотя мне всё еще не нравится идея отправиться в опочивальню Данте в прозрачной ночнушке.
— Надеюсь, вы не ожидаете, что я буду с ним спать?
— Только убийство. Но платье поможет ослабить бдительность.
Я заключаю, что он имеет в виду бдительность Данте.
— Могу я надеть это под своё платье?
Не то, чтобы мне очень нравился колючий золотой фатин, но это лучше, чем разгуливать полуголой перед кучкой солдат.
— Нет. Ты должна отвлечь короля. И тебе будет проще двигаться в простом платье.
— Мне было бы проще двигаться в штанах и рубашке, — ворчу я. — А нельзя ли достать для меня свежие трусы?
— Разве я не… не приносить тебе недавно сумку?
— Я все их использовала.
— Все?
— Да, все. Не знаю, как часто вы меняете свои трусы, нонно, и не хочу знать, так что можете не рассказывать, но я бы очень хотела получить чистое нижнее белье.
Он что-то бормочет себе под нос.
— Ладно. Надевай платье, а я пока что-нибудь подыщу.
— И если вы случайно наткнётесь на бюстгальтер, я всеми руками за! — кричу я ему вслед, после чего он фыркает и выходит из погреба.
Этот неловкая сцена заставляет мои губы приподняться в улыбке, которая начинает исчезать по мере того, как я застегиваю пуговицы. Сегодня я покончу с Данте Регио. Мне уже кажется, что я готовилась к этому моменту много лет, хотя прошло всего несколько недель.
Нервы подрывают мою уверенность в себе, и я уже начинаю сомневаться в том, что способна выполнить эту задачу.
Человек, который тебя похитил, очень жесток, Фэллон. Он пускал тебе кровь. Он тебе врал. Он убил твоего коня. Он выдрал ногти у Антони. Он ничего так не жаждет, как уничтожения воронов.
Последние два напоминания заставляют мой позвоночник выпрямиться точно стальной прут. Одно дело — причинять боль мне, но другое дело — причинять боль тем, кого я люблю.
К тому моменту, как я надеваю перламутровое платье, Юстус возвращается. Он входит внутрь весьма запыхавшимся. Похоже, шкаф, в котором он все это достал, находится за пределами обсидиановых туннелей.
Он бросает нижнее белье в мою клетку.
— Вот.
Когда он не разворачивается, я шевелю пальцами и говорю:
— Отвернитесь.
— Верно.
Он оттягивает ворот рубашки и, наконец, разворачивается.
— После… ужина, вы расскажете, где находится моя мать?
Я не произношу её имени на случай, если магический знак потерял свою силу. А могут ли знаки терять силу?
Наступает долгая пауза, во время которой он переступает с ноги на ногу. Мне это только кажется, или его сапоги выглядят нехарактерно потрёпанно? Может быть, его путешествие к шкафу Домитины оказалось более изнурительным, чем я себе представляла?
— Юстус.
— Тебе скажут.
Еще один стимул… Я не только верну себе свою пару, но так же и мать.
— Я верю вашему слову, но предпочла бы клятву.
Он собирается провести рукой по волосам, но останавливается, когда касается кожаной веревочки, которой они перевязаны. Боги, он ещё более взволнован, чем я, а ведь это не ему скоро придётся заколоть человека.
— Никаких клятв, — он стучит по своему бицепсу. — Клятвы раскрывают магию.
Хвала Котлу, что он про это помнит.
Надев нижнее белье и перетянув грудь, я обхватываю руками прутья клетки и начинаю медленно дышать, чтобы набраться смелости.
Я думаю о Лоре и представляю его так ярко, что он неожиданно появляется передо мной во всем своём мрачном великолепии.
Лор?
Он говорит с Кианом чёрт знает о чём. Они явно говорят не на люсинском.
Лор!
Я пытаюсь подойти к нему, но как бы я ни старалась, мне не удаётся приблизиться. Я с грустью понимаю, что к нему перенеслось не моё тело, а только моё сознание.
Наконец, Бронвен чувствует моё присутствие, потому что шепчет:
— Морргот?
Он резко поворачивает лицо к моей тётке, а она добавляет:
— Фэллон смотрит.
Он подходит к ней, тёмные тени размывают очертания его тела.
— Behach Éan?
Я знаю, что ни он, ни Бронвен не могут меня слышать, но всё равно шепчу:
— Да. Да, это я.
Его золотые глаза вспыхивают.
— Святая Морриган, я ненавижу то, что это наш единственный способ связи. Ты, и правда, не видишь, как у неё дела, Бронвен?
— Нет. Не вижу.
Его грудь вздымается от прерывистых вдохов.
— Но она может меня слышать?
— Может.
— Mo khrà, Бронвен сказала, что тебе помогает Юстус. Пожалуйста, скажи ему, — он издаёт рычание, произнеся какое-то слово, состоящее из одних согласных и прерывистых гласных, которое, как я понимаю, отражает его отношение к генералу, — чтобы он послал нам, мать его, дымовой сигнал и показал, где ты находишься. Мои вороны облетели уже всё королевство.
