– Невероятно, да? – прошептала Женя.
– Я тебе еще не то покажу!
Они возвращались к машине, когда из-под пляжного тента послышалось:
– Флип, ты глянь!
– Ну?
– Знакомая твоя. Пойди поздоровайся.
– Думаешь?
Дальше последовало что-то неразборчивое, и взрыв смеха. Из-под тента выбралась компания – в темноте их можно было сосчитать по зажженным сигаретам – и не спеша последовала за удаляющейся парочкой.
– Ого, почетный эскорт! – сказал через несколько минут Федоров, посмотрев в зеркальце заднего обзора.
Женя не обернулась и ничего не сказала.
Словно услышав Федорова, двое мотоциклистов вырвались вперед. Они пристроились сбоку, почти впритирку, так что можно было разглядеть заклепки на курточках, а потом обошли их и как бы возглавили кавалькаду.
– Пижоны, – усмехнулся Алексей.
Так, то отставая, то вырываясь вперед, четверка мотоциклистов проводила их до гостиницы.
Утром они собирались на пляж, когда зазвонил телефон. Трубку взял Алексей.
– Я слушаю.
– Товарищ Федоров? – весело спросил женский голос.
– Он самый.
– Алексей Георгиевич?
– А кто это?
– Администрация желает вам приятно провести время в нашем городе.
Послышались гудки отбоя.
– Вот это сервис!
Из ванной вышла Женя, складывая полотенца:
– Может, возьмем одно покрывало вместо подстилки?
– Что?.. А, о’кей.
Женя стояла посреди холла, пока Федоров сдавал ключи, отпуская комплименты молоденькой администраторше – любезность за любезность.
Вдруг ее чем-то ослепило. Она прикрылась ребром ладони и из-под козырька увидела в кресле парня из той самой компании – он зеркальцем пускал в нее солнечные зайчики. Встретившись с ней взглядом, парень послал ей воздушный поцелуй. Она быстро вышла. По крайней мере на улице не было ничего подозрительного.
За ней вышел и Алексей. Когда они садились в машину, она еще раз огляделась вокруг и только сейчас заметила стайку на мотоциклах. Трое посигналили ей зеркальцами…
а вон и четвертый – тот, что поджидал ее в холле. Поджидал? Не слишком ли разыгралась у нее фантазия?
День выдался ветреный – хотя когда здесь не бывает ветра? – и Федоров не стал повторять ошибки тех пляжников, что часами, до посинения, зарываются в плотный, словно катком утрамбованный песок. Они укрылись вдали от отмели, в делянке, со всех сторон защищенной плетеной изгородью, которая не позволяла дюнам прибрать к рукам весь берег. Море было холодное, так что они не вылезали из своего укрытия.
– Кстати о птичках, – вспомнил Алексей. – Маргарита просила купить ей бусы. Говорят, необработанный янтарь помогает при щитовидке.
– Заезжал проведать свою коммуналку?
Он промолчал.
– Я не виновата, что в нашем доме не жил Есенин.
И снова не дождалась ответа – то ли неуступчивый характер Федорова был размягчен припекавшим солнцем, то ли его внимание отвлекли звуки ситары с соседней делянки.
– Хорошо помню, как я в первый раз зашла к тебе на Москвина. Любовь Михайловна, божий человек, поведала мне, как ты в четыре года ушел искать «хороших маму и папу»…
Федоров приподнялся на локте – кто это там такой любитель восточной музыки?
– …и как ты в семь лет без памяти влюбился в Тарасову, увидев ее в «Марии Стюарт». А ты все не шел. Я спросила, можно ли подождать в твоей комнате, и меня впустили в святая святых. Это было незабываемо. Последний раз ты ел суп из селедочницы… о горе посуды на подоконнике, деликатно укрытой газеткой, я старалась не думать.
– Я мыл все сразу.
– Да, ты меня познакомил со своей теорией пещерного домоводства.
– А тебе не рассказали, что мне в двадцать лет нагадала в Одессе цыганка?
– Пиковый интерес?
– Рассказываю. Цыганка кормила грудью цыганенка, но одна рука у нее, как ты догадалась, была свободна. Я позолотил ей ручку, как сейчас помню, полтинником. Она попросила бумажный рубль – завернуть в него монету. Завернула и попросила трешку – завернуть рубль. Когда дошло до пятерки, я взбунтовался. Тогда она зажала мои деньги в кулаке и, заглянув мне в глаза, произнесла скороговоркой: «Остерегайся, добрый человек, жениться на художнице, особенно которая раскрашивает пасхальные яйца».
– А ты что? – улыбнулась Женя.
– Я? Пока опомнился, уже на тебе женат.
– Бедненький!
– Нет, тут без черной магии не обошлось. Чтобы я по своей воле променял отдельную свою конуру со всеми удобствами на твои царские палаты!
– Понимаю, ты бы хотел вместе с вещами перевезти ко мне тетю Любу, и Маргариту с сыном, и всех твоих друзей и подружек в придачу.
Алексей молчал.
– Леша, ты же знаешь, если бы мне не грозило расселение…
– Перепрописка – ради тебя я прошел и через это!
– Ты у нас, Федоров, сильный, – кивнула она, – и не через такое пройдешь.
– Вот именно. – Он рывком встал и направился к ледяной воде. – Показываю… зрелище не для слабонервных.
Стоило ему отойти подальше, как с соседней делянки один за другим поднялись четверо. Они были в разной стадии разоблаченности, но нетрудно было узнать в них вчерашних знакомцев. С удивлением Женя открыла для себя, что среди них есть девушка.
– Какая приятная неожиданность, – расплылся от удовольствия тот, что оценивал в магазине альбом.
– Флип по вас сохнет, – доверительно сообщила ей барышня. – Покажи, Флип, как ты сохнешь.
Флип показал.
– Не помешали? – спросил долговязый, усаживаясь на край подстилки.
– Вон мой муж, – Женя показала.
– Очень приятно. Флип, – отрекомендовался в сторону моря парень, молодцевато щелкнув каблуками.
– А уж как ему приятно, – хмыкнул долговязый.
– Что вам надо?
– Что нам надо? – Флип переадресовал вопрос девице, та – обнимавшему ее парню, тот – долговязому, долговязый – снова Флипу. Последний развел руками:
– Видимо, вам лучше знать, что нам надо.
– Что здесь происходит? – Федоров, так и не дойдя до воды, вернулся обратно.
– Мы тут играем, – кокетливо сказала барышня.
– Присоединяйтесь, барон, присоединяйтесь, – процитировал Флип.
– Хорошо ли мы знаем анатомию человека! – возвестил долговязый в стиле телеведущего и первым начал: – Глаз …
– Зуб, – продолжила девушка.
– Бедро, – Флип вопросительно повернулся к Алексею.
Федоров настороженно молчал, решая в уме, насколько невинны эти шалости.
– Ну? На «о»? – подгонял его Флип.
– Сейчас! Сейчас он скажет, – засуетился долговязый, изображая ярого болельщика Федорова. – Ну… такой о-о-орган…
– Не подсказывать! – вмешался все это время молчавший парень. У него оказался легкий акцент.
– А не пойти ли вам, ребятки… – Федоров шагнул к долговязому.
– Понял! – тот резво отскочил метра на три.
– Нам расскажешь? – попросила его девушка.
– Он тебе и расскажет и покажет, – пообещал молчун.
Под хохот, под магнитофонные жалобы ситары компания отвалила.
– Ничего так, – веселилась барышня. – Такой о-о-орган!..
– А этот-то, этот… – долговязый изобразил Федорова.
Все так и покатились.
– Слышь, Жучок, – Флип толкнул в бок долговязого, – а не познакомить ли нам ее с Игоряхой?
– С Игоряхой?
– Есть идея!
Компания скрылась за дюнами.
Возле торгового центра, на развале, Федоров приглядел низку бус. Женя вмешалась:
– Это же грубо!
– Ей и нужен грубый необработанный янтарь.
– Грубый тоже бывает разный. – Она приложила к груди бусы. – Сам не видишь?
Федоров уже отсчитывал бумажки:
– Будь здоров, труженик моря!
– С тобой что-нибудь покупать! – она махнула рукой.
– Подожди, – он направился к междугороднему телефону-автомату.
– В редакцию? – догадалась она.
Он покивал, слушая гудки.
– Роман Григорьевич? – забасил он в трубку. – Федоров. Так… так… Офтальмологи? Понял… Сделаем, какой разговор… В понедельник, как договаривались. Как там мой очкарик?.. На обложке? Угу. Угу. Погода блеск… Передам со всеми онерами… И вас туда же.
– Слушай, – сказал он, вешая трубку, – офтальмологи – это по бабочкам, что ли?
– Ага, по молоденьким.
– Нет, правда?
– А что?
– Да симпозиум у них тут, шеф просил пощелкать.
– Леша, мы за целый год впервые, можно сказать…
– Жень, ну ладно. Каких-то три дня…
– Три дня?!
– Погоди, это ж не с утра до вечера. Покручусь, то, се. Ну чего ты?.. Ты куда, Жень?
– Не трогай меня!
– Жень, шеф просил тебе передать, чтобы ты не делала глупостей.
– Так и сказал? – довольно кисло улыбнулась она.
– Так и сказал. Уж если кому делать глупости, говорит, так тебе, Федоров. По крайней мере, бухгалтерия оплатит.
– Твои глупости оплатить – никаких денег не хватит.
В художественном салоне Женя заинтересовалась браслетом с овальным агатом. Браслет, тоже овальный, красиво охватывал запястье, подчеркивая смуглость кожи.
– Нержавейка? – спросил Федоров.
– Вы, молодой человек, на цену посмотрите, – заметила продавщица, годившаяся ему в дочери.
