— Мы весьма признательны миледи, сказалъ я, — но просимъ позволенія исполнить все по закону и сами отдаемъ ваши ключи. Если Габріель Бетереджъ первый покажетъ примѣръ, сказалъ я, останавливая у двери мистера Сигрева, — то вся прислуга поступитъ также. За это я ручаюсь. Вотъ вамъ прежде всего мои собственные ключи!
Миледи взяла меня за руку и со слезами на глазахъ благодарила за этотъ поступокъ. Боже! чего бы не далъ я въ эту минуту за позволеніе поколотить надзирателя Сигрева!
Остальные слуги, какъ я и ожидалъ, послѣдовали моему примѣру, и хотя не совсѣмъ охотно, однако рѣшились дѣйствовать заодно со мной. Нужно было видѣть женщинъ въ то время, когда полицейскіе рылись въ ихъ сундукахъ. Кухарка такъ смотрѣла на надзирателя, какъ будто ей хотѣлось посадить, его въ печь живаго, а остальныя женщины словно готовились проглотить его, какъ только онъ поджарится.
Когда обыскъ кончился, и нигдѣ не нашлось даже и слѣда алмаза, надзиратель Сигревъ удалился въ мою маленькую комнату, чтобы составить себѣ дальнѣйшій планъ дѣйствій. Уже нѣсколько часовъ провелъ онъ въ вашемъ домѣ съ своими помощниками, а между тѣмъ мы ни на волосъ не подвинулись въ розысканіи Луннаго камня, и его таинственнаго похитителя. Пока мистеръ Сигревъ сидѣлъ одинъ, погруженный въ свои размышленія, меня позвали къ мистеру Франклину въ библіотеку. Но едва успѣлъ я дотронуться до ручки двери, какъ она внезапно отворилась изнутри, и къ моему величайшему удивленію, изъ комнаты выскочила Розанна Сперманъ!
Библіотеку обыкновенно подметали и убирали поутру, послѣ чего въ продолженіе цѣлаго дня ни первой, ни второй горничной не зачѣмъ было являться въ эту комнату, а потому я тутъ же остановилъ Розанну Сперманъ, уличая ее въ нарушеніи домашней дисциплины.
— Что вамъ понадобилось въ библіотекѣ въ такую необыкновенную пору? опросилъ я.
— Мистеръ Франклинъ Блекъ обронилъ одно изъ своихъ колецъ на верху, отвѣчала Розанна, — и я сошла въ библіотеку, чтобъ отдать ему это кольцо.
Съ этими словами дѣвушка вспыхнула и удалилась, самодовольно тряхнувъ головой и предоставивъ мнѣ ломать голову надъ ея страннымъ поведеніемъ. Правда, постигшая насъ бѣда произвела переполохъ между всею женскою прислугой, но ни одна изъ женщинъ не была до такой степени выбита изъ своей колеи, какъ Розанна Сперманъ.
Я засталъ мистера Франклина за письменнымъ столомъ въ библіотекѣ. Лишь только я взошелъ, онъ потребовалъ себѣ экипажъ, чтобъ ѣхать на станцію желѣзной дороги, а одинъ звукъ его голоса убѣдилъ меня, что энергическая сторона его характера снова одержала верхъ. Куда дѣвались его вялость и нерѣшительность? Предо мной снова сидѣлъ человѣкъ съ желѣзною волей и непоколебимою твердостью.
— Не собираетесь ли въ Лондонъ, сэръ? спросилъ я.
— Нѣтъ, хочу только отправить туда депешу, отвѣчалъ мистеръ Франклинъ. — Я убѣдилъ тетушку, что для нашего дѣла необходимъ человѣкъ болѣе искусный чѣмъ надзиратель Сигревъ, а она уполномочила меня телеграфировать къ моему отцу. Онъ знакомъ съ шефомъ лондонской полиціи, который, вѣроятно, сумѣетъ указать вамъ человѣка, способнаго открыть таинственнаго похитителя алмаза. Кстати, о тайнахъ; продолжилъ мистеръ Франклинъ, понижая голосъ:- я намѣревъ, Бетереджъ, сказать вамъ еще нѣсколько словъ прежде чѣмъ вы отправитесь на конюшню. Пусть это останется пока между нами; но знайте, что мое мнѣніе таково: или Розанна Сперманъ не въ своемъ умѣ, или она знаетъ о Лунномъ камнѣ болѣе чѣмъ бы ей слѣдовало звать. Слова эти поразили, и смутила меня. Будь я помоложе, я, пожалуй, сознался бы въ этомъ мистеру Франклину; но съ лѣтами мы пріобрѣтаемъ одну неоцѣненную привычку — умѣніе во-время попридержать свой языкъ, на основаніи пословицы: «не суйся въ воду, не спросясь броду».
— Она принесла сюда кольцо, которое я обронилъ въсвоей спальнѣ, продолжалъ мистеръ Франклинъ. — Я поблагодарилъ ее, а ожидалъ, что она тотчасъ же уйдетъ; но вмѣсто того она стала насупротивъ стола, за которымъ я сидѣлъ, и устремила на меня странный, полуробкій, полубезцеремонный взглядъ. «Мудреное дѣло приключилось у насъ съ алмазомъ, сэръ», сказала она неожиданно и опрометчиво, приступая къ разговору. Я отвѣчалъ ей, что все это, дѣйствительно, было чрезвычайно мудрено, и ждалъ, что будетъ дальше. Клянусь честью, Бетереджъ, она помѣшалась. «А вѣдь имъ не найдти алмаза, сэръ, неправда ли? Нѣтъ! Да не только имъ, но даже и тому, кто похитилъ его, за это я вамъ ручаюсь», сказала она, подмигивая мнѣ съ улыбкой. Я только что собирался просить у нея объясненія, какъ вдругъ за дверью послышались ваши шаги. Должно-быть, она испугалась, что вы ее застанете тутъ, потому что покраснѣла и сейчасъ же вышла изъ комнаты. Что бы это могло значить, Бетереджъ?
Даже послѣ такого разказа я не рѣшался открыть мистеру Франклину исторію Розанны. Это равнялось бы прямому обвиненію ея въ воровствѣ. Наконецъ, еслибы даже я и рѣшился открыть ему всю истину и указать на нее, какъ на похитительницу алмаза, то все-таки мнѣ было бы непонятно, почему она выбрала именно мистера Франклина повѣреннымъ своей тайны.
— Конечно, я не рѣшусь погубить бѣдную дѣвушку единственно за ея вѣтренность и безразсудную болтовню, продолжилъ мистеръ Франклинъ. — А между тѣмъ, узнай только надзиратель о томъ что она мнѣ оказала, и я не ручаюсь, что, несмотря на всю его глупость…. тутъ онъ остановился, не договоривъ своей мысли.
— Не лучше ли будетъ, сэръ, оказалъ я, — при первомъ удобномъ случаѣ доложить объ этомъ миледи? миледи принимаетъ дружеское участіе въ Розаннѣ, и легко можетъ статься, что эта дѣвушка дѣйствительно была только опрометчива и безразсудна въ своихъ сужденіяхъ. Замѣтьте, сэръ, что когда въ домѣ заваривается какая-нибудь каша, то вся женская прислуга обыкновенно смотритъ на исходъ дѣла съ самой мрачной стороны; это придаетъ бѣдняжкамъ нѣкоторое значеніе въ ихъ собственныхъ глазахъ. Заболитъ ли кто въ домѣ, послушайте только женщинъ, и онѣ напророчатъ вамъ, что больной умретъ. Пропадетъ ли драгоцѣнная вещь, спросите только у нихъ, и онѣ непремѣнно предскажутъ вамъ, что она никогда не отыщется.
Такой взглядъ на дѣло (который и мнѣ самому показался послѣ нѣкотораго размышленія правдоподобнымъ), повидимому, успокоилъ мистера Франклина: онъ сложилъ свою телеграмму и покончилъ свои разговоръ со мной. Отправляясь на конюшню, чтобы распорядиться насчетъ шарабана, я заглянулъ въ людскую, гдѣ въ это время обѣдала прислуга. Розанны Сперманъ не было за столомъ. Спросивъ о ней, я узналъ, что она внезапно занемогла и лежитъ наверху въ своей комнатѣ.
— Странно! сказалъ я, уходя. — Я видѣлъ ее недавно совершенно здоровою.
Пенелопа вышла за мной изъ людской.
— Не говорите этого при всѣхъ, батюшка, оказала она. — Вы этимъ еще болѣе вооружите прислугу противъ Розанны. Бѣдняжка изнываетъ отъ любви къ мистеру Франклину Блеку.
Послѣ такого открытія, поведеніе дѣвушки представлялось уже совсѣмъ въ иномъ свѣтѣ. Если Пенелопа не ошибалась, то можно было слѣдующимъ образомъ растолковать странныя слова и поступки Розанны: сама не думая о своихъ словахъ, она старалась только вовлечь какъ-нибудь въ разговоръ мистера Франклина. Если подобное истолкованіе было справедливо, то съ помощью его можно было, пожалуй, объяснить и ея самодовольный видъ при встрѣчѣ по мной въ прихожей. Хотя мистеръ Франклинъ сказалъ съ ней не болѣе трехъ словъ, однако, во всякомъ случаѣ, цѣль ея была достигнута: онъ говорилъ съ ней. Затѣмъ я отправился самолично наблюдать какъ запрягали пони.
Для человѣка, подобно мнѣ опутаннаго дьявольскою сѣтью всевозможныхъ тайнъ и сомнѣній, право, утѣшительно было видѣть какъ пряжи и ремни упряжи понимали другъ друга. Глядя на пока, стоявшаго въ оглобляхъ шарабана, можно было, по крайней мѣрѣ, оказать себѣ: это фактъ, не подлежащій на малѣйшему сомнѣнію. А такія отрадныя явленія, доложу вамъ, становилась рѣдкою и непривычною роскошью въ вашемъ домѣ.
Подъѣзжая въ шарабанѣ къ главному подъѣзду, я увидѣлъ не только мистера Франклина, но и мистера Годфрея, и надзирателя Сигрева, ожидавшихъ меня на крыльцѣ.
Размышленія господина надзирателя (послѣ неудачной попытки его найдти алмазъ въ комнатахъ или сундукахъ прислуги) привели его къ совершенно новому заключенію. Оставаясь при прежнемъ убѣжденіи, что алмазъ похищенъ кѣмъ-нибудь изъ домашнихъ, нашъ опытный служака пришелъ теперь къ той мысли, что воръ (надзиратель имѣлъ осторожность не назвать бѣдной Пенелопы по имени) дѣйствовалъ сообща съ Индѣйцами; вслѣдствіе чего онъ и предложилъ перевести слѣдствіе въ фразингальскую тюрьму, куда посажены были фокусники. Узнавъ объ этомъ новомъ намѣревіи, мистеръ Франклинъ вызвался свезти надзирателя въ городъ, рѣшивъ, что оттуда можно такъ же легко отправить телеграмму въ Лондонъ, какъ и со станціи желѣзной дорога. Мистеръ Годфрей, не терявшій своей благоговѣйной вѣры въ мистера Сигрева и въ высшей степени заинтересованный слѣдствіемъ надъ Индѣйцами, просилъ позволенія сопровождать надзирателя въ Фризингаллъ. Одинъ изъ полицейскихъ помощниковъ оставленъ былъ въ домѣ, для какого-либо непредвидѣннаго случая, а другой взятъ былъ надзирателемъ въ городъ. Такимъ образомъ всѣ четыре мѣста шарабана была заняты.
