— Никто не можетъ рѣшить этого, кромѣ мистера Франклина Блекъ, племянника миледи, сказалъ я.
— Дома ли теперь этотъ джентльменъ?
Мистеръ Франклинъ сидѣлъ въ сосѣдней комнатѣ, выжидая случая быть представленнымъ великому Коффу. Чрезъ минуту онъ явился въ будуарѣ и сдѣлалъ слѣдующее показаніе:
— Эта дверь, приставъ, сказалъ онъ, — была разрисована самою миссъ Вериндеръ, подъ моимъ личнымъ наблюденіемъ и руководствомъ и съ помощью изобрѣтеннаго мною состава, который совершенно высыхаетъ чрезъ двѣнадцать часовъ времени, съ какими бы красками его на смѣшивали.
— Не помните ли вы, сэръ, когда оконченъ былъ этотъ попорченный кусочекъ? спросилъ приставъ.
— Конечно помню, отвѣчалъ мистеръ Франклинъ. — Это было послѣднее недорисованное мѣсто. Намъ нужно было кончить его въ прошедшую середу и я собственноручно дорисовалъ его въ тотъ же день около трехъ часовъ пополудни.
— Сегодня пятница, сказалъ приставъ Коффъ, обращаясь къ надзирателю Сигреву. — Вернемтесь назадъ и будемъ считать съ самаго начала, сэръ. Въ три часа поподудни, въ среду, это мѣсто было дорисовано. Составъ долженъ былъ высохнуть чрезъ двѣнадцать часовъ, слѣдовательно къ тремъ часамъ утра въ четвергъ краска была совершенно суха. Въ одиннадцать часовъ вы призвала сюда женщинъ для снятія показаній. Вычтите изъ одиннадцати три, останется восемь. Слѣдовательно, господинъ надзиратель, краска высохла за восемь часовъ до того времена, когда вы обвинила женскія юпки въ причиненіи этого пятна.
Это былъ второй жестокій ударъ для мистера Сигрева! Не заподозри онъ бѣдную Пенелопу, мнѣ кажется, я пожалѣлъ бы его.
Когда вопросъ о краскѣ былъ порѣшенъ, приставъ Коффъ потерялъ послѣднее уваженіе къ своему сотоварищу и сталъ преимущественно обращаться къ мистеру Франклину, какъ къ болѣе дѣльному и смышленому изъ своихъ помощниковъ.
— Вы превосходно подыскали намъ ключъ къ разгадкѣ этой тайны, сэръ, оказалъ приставъ.
Но въ ту самую минуту какъ онъ произносилъ эти слова, дверь спальни отворилась, и миссъ Рахиль внезапно вошла въ будуаръ.
Она прямо обратилась къ приставу, какъ будто не считая его за незнакомаго человѣка.
— Не вы ли сказали сейчасъ, спросила она, указывая на мистера Франклина, — что онъ подыскалъ вамъ ключъ къ разгадкѣ тайны?
— Это миссъ Вериндеръ, прошепталъ я на ухо приставу.
— Очень можетъ быть, миссъ, отвѣчалъ приставъ, пытливо устремляя свои стальные глаза на лицо моей молодой госпожи, — очень можетъ быть, что этотъ джентльменъ дѣйствительно навелъ насъ на «настоящій слѣдъ».
Она повернула голову и попыталась взглянутъ на мистера Франклина. Я говорю: попыталась, потому что прежде чѣмъ глаза ихъ встрѣтились, она уже смотрѣла въ другую сторону. Въ умѣ ея, казалось, происходила какая-то странная борьба. Она сначала покраснѣла, потомъ поблѣднѣла, и вмѣстѣ съ блѣдностію на лицѣ ея появилось выраженіе, которое заставало меня вздрогнуть.
— Отвѣтивъ на вашъ вопросъ, миссъ, оказалъ приставъ Коффъ, — я беру на себя смѣлость, въ свою очередь, просить у васъ нѣкоторыхъ объясненій. На этой разрисованной двери есть пятно. Не можете ли вы сказать мнѣ, когда или кѣмъ оно было сдѣлано?
Не обративъ ниы малѣйшаго вниманія на его слова, какъ будто бы онъ и не говорилъ ихъ, миссъ Рахиль возобновила свои вопросы.
— Вы новый сыщикъ? спросила она.
— Я приставъ Коффъ, миссъ, изъ слѣдственной полиціи.
— Примете ли вы совѣтъ молодой дѣвушка?
— Очень радъ буду его выслушать, миссъ.
— Итакъ, исполняйте вашу обязанность сами и не позволяйте мистеру Франклину Блеку помогать вамъ.
Она сказала это съ такимъ дикимъ озлобленіемъ, съ такимъ необъяснимымъ взрывомъ негодованія противъ мистера Франклина, что мнѣ въ первый разъ въ жизни сдѣлалось стыдно за миссъ Рахиль, несмотря на то что я любилъ и уважалъ ее не менѣе самой миледи.
Приставъ Коффъ не опускалъ съ вся своихъ неподвижныхъ сѣрыхъ глазъ.
— Благодарю васъ, миссъ, отвѣчалъ онъ. — Но не знаете ли вы чего-нибудь о пятнѣ? Быть-можетъ, вы сами сдѣлали его какъ-нибудь случайно?
— О пятнѣ мнѣ ровно ничего не извѣстно, отвѣчала миссъ Рахиль, а съ этими словами опять ушла въ свою спальню и заперлась на ключъ. На этотъ разъ и я услыхалъ, подобно Певелопѣ, какъ она начала плакать, оставшись одна. Не смѣя взглянуть на пристава, явзглянулъ на мистера Франклина, который стоялъ ко мнѣ поближе. Онъ казался еще болѣе огорченнымъ нежели я.
— Теперь вы видите, оказалъ онъ мнѣ,- что я имѣлъ причину о ней безпокоиться.
— Миссъ Вериндеръ немножко взволнована вслѣдствіе потери своего алмаза, замѣтилъ приставъ, — да и весьма естественно, весьма естественно! Лишиться такой драгоцѣнности!
Тѣ же самыя слова, въ которыхъ я старался наканунѣ извинить ее предъ надзирателемъ Сигревомъ, повторялъ теперь совершенно посторонній намъ человѣкъ, который не могъ принимать въ миссъ Рахили такое живое участіе, какое принималъ въ ней я! Холодная дрожь пробѣжала по моему тѣлу, хотя я и не могъ дать себѣ отчета въ этомъ чувствѣ. Но теперь я сознаю совершенно ясно, что въ умѣ моемъ впервые промелькнуло тогда подозрѣніе о томъ новомъ и ужасномъ свѣтѣ, въ какомъ должно было представиться это дѣло приставу Коффъ, единственно вслѣдствіе словъ и поведенія миссъ Рахили во время ихъ перваго свиданія.
— Языкъ молодой дѣвушки пользуется самыми обширными привилегіями, сэръ, замѣтилъ приставъ мистеру Франклину. — Забудемъ это и перейдемъ прямо къ дѣлу. Благодаря вамъ, мы узнали теперь, когда высохла краска. Затѣмъ намъ остается еще узнать, кто и когда видѣлъ въ послѣдній разъ эту дверь безъ пятна. У васъ, по крайней мѣрѣ, есть голова на плечахъ, сэръ, и вы, конечно, меня понимаете.
Мистеръ Франклинъ съ усиліемъ отвлекъ свои мысли отъ миссъ Рахили, чтобы сосредоточить ихъ на предлагаемомъ ему вопросѣ.
— Мнѣ кажется, я понимаю васъ, сказалъ онъ приставу. — Ограничивая время, мы ограничиваемъ рамку для нашихъ изслѣдованій и тѣмъ облегчаемъ ихъ.
— Именно такъ, сэръ, отвѣчалъ приставъ. — Теперь позвольте васъ спросить, обратили ли вы вниманіе на вашу работу въ среду вечеромъ, когда дверь была уже дорисована?
Мистеръ Франклинъ отрицательно покачалъ головой.
— Навѣрное не упомню, сказалъ онъ.
— А вы? обратился ко мнѣ приставъ.
— И я также не могу отвѣчать положительно, сэръ.
— Кто же послѣдній входилъ въ эту комнату въ среду вечеромъ?
— Вѣроятно, миссъ Рахиль, сэръ.
— А можетъ-быть и ваша дочь, Бетереджъ, перебилъ меня мистеръ Франклинъ, и обратившись къ приставу, онъ объяснилъ ему, что дочь моя была горничною миссъ Вериндеръ.
— Попросите сюда вашу дочь, мистеръ Бетереджъ. Впрочемъ, нѣтъ, постойте! сказалъ приставъ, отводя меня къ окну, чтобы насъ не могли слышать. — Вотъ этотъ господинъ, продолжилъ онъ шепотомъ, указывая на надзирателя, — представалъ мнѣ сейчасъ довольно подробный отчетъ о произведенномъ имъ въ вашемъ домѣ слѣдствіи. Между прочимъ онъ самъ сознался, что возстановилъ противъ себя всю прислугу; ну, а я считаю необходимымъ помириться съ ней. Кланяйтесь имъ отъ меня, и скажите вашей дочери, равно какъ и остальнымъ женщинамъ, что, вопервыхъ, я не имѣю еще на малѣйшаго повода думать, чтобъ алмазъ былъ кѣмъ-либо похищенъ; мнѣ извѣстно только, что онъ исчезъ; а вовторыхъ, что если я желаю говорить съ ними, то это единственно въ надеждѣ получать нѣкоторые совѣты и указанія для достиженія вполнѣ успѣшныхъ результатовъ въ нашихъ поискахъ.
Зная, какое ужасное впечатлѣніе произвелъ на нашихъ женщинъ секвестръ, наложенный надзирателемъ Сигревомъ на ихъ комнаты и имущества, я ловко подслужился приставу, подавъ ему слѣдующую мысль:
— Не разрѣшите ли вы мнѣ вмѣстѣ съ поклономъ передать нашимъ женщинамъ еще одну вещь, приставъ? спросилъ я: — а именно, что вы позволяете имъ сновать внизъ и вверхъ по лѣстницамъ и свободно заглядывать въ ихъ спальни, когда бы имъ ни вздумалось.
— Разрѣшаю и позволяю, отвѣчалъ приставъ.
— Это непремѣнно смягчитъ ихъ, сэръ, замѣтилъ я, — начиная съ кухарки и до судомойки.
— Такъ ступайте же, мистеръ Бетереджъ, и дѣлайте ваше дѣло.
Порученіе пристава было исполнено въ пять минутъ. Но когда я объявилъ женщинамъ о снятіи секвестра съ ихъ имущества и спаленъ, то мнѣ пришлось употребить весь свой начальническій авторитетъ, чтобъ удержать эту ватагу отъ попытки взлетѣть на верхъ вслѣдъ за Пенелопой и явиться предъ приставомъ Коффомъ въ роли добровольныхъ свидѣтельницъ.
Пенелопа, повидимому, понравилась приставу. Онъ оживился немного, увидавъ ее, а на лицѣ его появилось то же самое выраженіе, какъ въ цвѣтникѣ, когда онъ любовался бѣлою мускатною розой. Вотъ вамъ показанія моей дочери на допросъ сержанта. Мнѣ кажется, что она отвѣчала весьма разумно и мило, вѣдь недаромъ же она мое дѣтище! Въ меня, вся въ меня, — материнскаго, благодаря Бога, ничего нѣтъ!
