Кто-то уже натягивал дырявую выцветшую палатку, кто-то её штопал, кто-то по натянутой нитке выкладывал камешками дорожки палаточного городка, кто-то охранял пирамидки из оружия. Наглядная агитация в виде солдатской плащ-палатки с нашитыми полиэтиленовыми карманами и запиханными в них партийными догмами, требованиями Минобороны СССР, «Боевым листком», мерами безопасности, и прочими крайне полезными для сознания советского воина вещами уже трепалась на холодном ветру!..
Тимофеев взял в руки план занятий на следующий день:
– Огневая подготовка: Упражнение контрольных стрельб; Тактическая подготовка: Мотострелковый взвод в наступлении; Медицинская подготовка: Оказание само- и взаимопомощи при ранениях и травмах, вынос раненых с поля боя; Строевая подготовка: строевые приёмы с оружием; Общевоинский устав: обязанности лиц суточного наряда; Организация караульной службы: обязанности часового; Радиационная, химическая и биологическая защита: Приемы и способы индивидуальной защиты, ОЗК; Физическая подготовка: Кросс 1 км…
– Влад! Тебе что-нибудь привезти? Заказывай! Я завтра в полк убываю! – из темноты появился Хашимов.
– В по-олк? – изумился Тимофеев.
– Ага! Да ты не завидуй! У меня тут «ЧП»! Мой боец, Челябизаде нас по дороге сюда чуть не угробил! Да ещё себе череп люком разбил, или кто помог ему раньше?!. Вообще, я уверен, что это случилось гораздо раньше! Но не важно! А тут ещё к нему брат приехал! Прикинь! Сидит себе щас в Ружомберке. Так что тут сам понимаешь, я у комбата отпросился с этим кадром в полк прокатиться. В санчасть, прежде всего, его сдам. Хай, Несветайло с Будилой тут сами разгребаются пока. А сам я через день вернусь. Так что заказывай, чё тебе привезти?..
– Эй, Бедиев, давай, сгоняй за Челябизаде, мне пора выезжать, – он окликнул проходившего солдата своей роты.
Тимофеев с некоторой долей зависти смотрел вслед удаляющемуся товарищу.
Вот и сгорел ещё один день «настоящего», погрузив в потустороннюю картинку воспоминаний прошлого всё, что ещё мгновение назад являлось самым, что ни на есть настоящим! Сквозь прожжённую дыру палатки уходило тепло от дымящей «буржуйки» в тёмную стужу ноябрьской ночи.
Тимофеев ворочался в спальном мешке, казавшемся ему уютным коконом, отделяющим его от всего этого недружественного полигонного мира вокруг, где он мог быть наедине с самим собой, согретый теплом, словно чадо в чреве матери. В голову пришёл стишок Сергея Михалкова, знакомый с детства: «…Лег, заснул – смотри кино! Ведь покажут все равно. Без экрана, без билета, я смотрю и то, и это… Например, вчера во сне, что показывали мне?.. … я вокруг Земли вращался – сделал множество витков – и при этом назывался почему-то Терешков. Я крутился, я крутился, а потом я „приземлился“ от кровати в двух шагах и с подушечкой в руках…»
«Посмотрим, что мне в этот раз покажут там, эти загадочные кинооператоры сновидений!» – лейтенант стал медленно падать в бездну сна…
Тимофеев лежал в спальнике. Сквозь прожжённую дыру палатки, в тёмную стужу декабрьской ночи, уходило последнее тепло от давно потухшей «буржуйки»…
Кровная месть
Декабрь 1987 г. Оремовлаз.
Седьмая рота.
Альяр спрыгнул с борта ЗИЛа, холодный полигонный ветер Оремовлаза снова теребил его чуб, выбивающийся из-под шапки.
Опускались ранние зимние сумерки. Альяр втянул жадно запах дыма, смешанный с морозным воздухом, доносящийся из полевой кухни.
– Товарищ старший лейтенант! Как вы вовремя! – вынырнул откуда-то рядовой Ким.
– А то что? – поверх очков посмотрел тот на бойца.
– Здесь такое! Тут наш узбек Каримов помахался тут с местными танкистами-кавказцами, одному пробил башку. Кровищи было! – выпучив глаза из орбит, тараторил боец.
– Ну, молодец! Нехрен лезть на наших! Фигня война, солдат, главное – манёвры!
– Так того в госпиталь увезли. Говорят, что серьёзно голову ему пробил!
– Да-а! Залётик у нас! Ну и где он, наш герой?!
– А бог его знает! Тут такое! – они шли быстрыми шагами в рощу, где были разбиты палатки батальона.
– Сегодня ночью, говорят, нас собираются закатать земляки того бойца, он азербайджанец, вроде…, – продолжал Ким, – все кавказцы с окрестностей объединились. Собираются нас громить! Говорят, что типа – «вырежем вас всех до одного этой ночью». Офицеры совещаются. Что делать. Оружие уже всё изъяли. Даже штык ножи. Всех наших кавказцев собирают. Вас очень ждали!
Альяра передёрнуло. Он, как и все здесь, прекрасно понимал, что для растущей национальной розни достаточно только спички, только маленького повода для большой резни.
– Наша Средняя Азия тоже вся кучкуется. Неуправляема. Никто не может их собрать. Разбрелись.
– Ким, а ты у нас сам, вроде, из Ташкента, да? – начал вдруг Хашимов.
– Да!
– А как тебя туда занесло?
– Родился я там. И мой отец родился там! А вот дед мой, он с Дальнего Востока. Их Сталин в тридцатые годы в Узбекистан переселил. Потому что на Дальнем Востоке тогда было в некоторых районах до девяноста процентов корейцев. Вот он и решил разбавить нас…
– Ничего сэбе! А как так получылось? Как вы в России-то оказалысь?
– А это ещё с восемнадцатого века! Тогда много корейцев бежало из Кореи в Российскую Империю, несмотря на то, что в Корее, в случае поимки при попытке перейти границу, их казнили! Те, кому это удавалось, получали Российское гражданство, жили, выращивали овощи, длинные корейские огурцы, даже корейские арбузы! Говорят, маленькие такие, как большие яблоки, но слáдкие! Никогда их не видел! У нас-то в Ташкенте арбузы – во-о!
– Да! Уж! Ну, значит, ты у нас сейчас почти узбек, да?
– Не-е, я кореец! Я узбекский не знаю толком. Так, учил в школе, как и все, но…
– Ладно, друзей-то среди узбеков имеешь? Земляки твои, никак!
– Ну, да, хотя, так, для них я не очень-то земляк.
– Ладно! А чё там комбат?
– Комбат бесится. Орёт. Вот и меня тут отправили вызывать отсутствующих в строй. А что я могу! Он орёт на нас, а сам тоже ничего не может!
– Язычок прыкусил, солдат! – Альяр бросил из-под очков косой взгляд на Кима.
Они шли на подъём, тяжело дыша. Теперь молча… Да, их пехота, состоящая на более половины из выходцев со Средней Азии, преимущественно, узбеков, была этнической противоположностью личному составу танковых и артиллерийских подразделений, где чаще господствовали выходцы из Кавказа…
– Хашимов! Погулял, товарищ старший лейтенант? Бойцов своих совсем распустил! – комбат встретил его строгой улыбкой, но за внешней строгостью которой, проступали какие-то нотки радости от прибытия в строй столь желанного офицерского пополнения в его лице…
Бессонная ночь
Ночь. Батальон как бы спит… Почти… Узбеки гудят в палатках на родном языке. Доносится: «Шишим!.. Сыктым!..» И тому подобное…
Офицеры не спят. Начеку! Некоторые втихаря вооружились, кто чем, тяжёлым и колюще-режущим. Так, на всякий случай…
– Хашимов, Вы, как азербайджанец, – старший переговорщик. Справитесь? Собирайте всех земляков с батальона. Идите. Договаривайтесь. Чему вас там в вашем училище учили новосибирских оболтусов?!. – скорее с психозом отчаяния, от невозможности самостоятельно управлять ситуацией, от вынужденности просить этого старлея, выговорил комбат.
– Чёрт знает что! Ни какой Советской Власти! Распустили! – бухтел начштаба батальона, непонятно в чей адрес посылая эту фразу. Как обычно, в адрес младших офицеров, надо было полагать… Ведь это именно они вечно во всем виноваты.
– Разрешите выполнять? – Хашимов, мрачно насупившись, сделал шаг к выходу.
– Выполняйте!
– Переговоры он с урюками будет вести! – пренебрежительно бросил в след Хашимову командир взвода связи, старший лейтенант Петренко. – Ну-ну!
Хашимов обернулся, кровь прихлынула к его мозгу…
– Хашимов, иди, голубчик! – мягко произнёс ему комбат и зло зыркнул на Петренко. – А вы бы рот без команды не открывали, старлей! А то Вас щас отправлю переговоры вести с этими, как вы сказали, с «урюками». Тогда я на вас посмотрю-ю, как вы с ними общий язык найдёте! Совсем от жизни оторвались в своём взводе связи!
Хашимов и ранее чувствовал обоюдную неприязнь к этому усатому связисту, а теперь он его просто ненавидел лютой ненавистью! Он вышел наружу, стряхнул иней с полы палатки, поплотней запахнул её. Похрустел снегом, вдохнул морозный воздух, выпуская нервный «пар»… В темноте вдалеке были видны солдатские силуэты, фигуры людей, скапливающиеся роем вокруг расположения батальона…
…Светало. До подъёма оставалось не более тридцати минут. Густой холодный туман наполнял полигонное пространство. Бойцы мирно спали в дырявых палатках, с коптящими трубами из-под примотанных к верхам пустых консервных банок для гашения пламени. Вокруг простирался морозный, суровый мирный полигон. Холмы. Кусты. Рощи. Полы офицерской палатки, покрытой инеем, отодвинулись, появилось лицо комбата. Офицеры встали. Он достал сигарету, нервно подкурил от буржуйки. Всё его лицо дёргалось.
